Вайделот - Гладкий Виталий Дмитриевич. Страница 32
Пекарня располагалась в отдельном здании, где огромные печи были встроены в каменные стены. Чтобы прогреть печь, внутри зажигали дрова, торф или дрок. Затем угли и пепел выгребали, пол чисто выметали, ставили в печь хлеба, пироги, булочки и пирожки. Для чистки горячего очага использовались специальные скребки на длинных ручках и веники, а буханки вынимали плоскими деревянными ухватами.
Кроме пекарни в замках была еще и маслодельня. В ней стояли широкие подносы для молока, на стенах висели огромные черпаки, шумовки, кувшины и щетки, а в углу, рядом с высокой маслобойкой, располагался тяжелый пресс для сыра.
Из мебели на кухне стоял лишь огромный стол. На нем нарезали овощи для похлебки и рубили на куски мясо. Для кипячения использовали большие котлы, подвешенные над огнем. Металлические кастрюли были тяжелыми, с длинной ручкой, чтобы удобно было держать их над огнем, готовя соусы или отваривая яйца. Кроме того, на кухне имелись сковородки разных размеров, тяжелая решетка из металлических прутьев на длинной ручке, с помощью которой на открытом огне жарили мясо, большие и малые ножи, колотушки, щипцы, ступки и пестики всевозможных размеров и конечно же тряпки, песок и корыта для мытья посуды.
Удивительно, но кухня крепости Эльбинг почти ничем не отличалась от тех, что находились в замках феодалов, только размерами поменьше. Крепость построили из дерева, а вот кухню – из камня; скорее всего, из-за опасения пожаров, которые могли быстро уничтожить все укрепления. На кухне не было лишь маслодельни, так как молочные продукты тевтонцам поставляли крестьяне из окрестных селений.
Когда Хуберт возвратился, монах уже умял один мосол и принялся за другой. Менестрель тащил корзину, доверху набитую разной снедью: кусками копченого окорока, каплунами и оленьим жарким.
– Хватит жевать эту пакость, святой отец! – решительно сказал Хуберт. – Загружайтесь, да побыстрее! А то как бы не нагрянул кухмистер – я уже слышу его голос.
Бросив кость, монах начал торопливо запихивать продукты в большие карманы, пришитые с изнанки его монашеского одеяния. Ему пришлось изрядно потрудиться над ними, хотя он и пытался противиться задумке хитроумного менестреля.
«Ваша святость! – решительно заявил Хуберт. – Если вы хотите уснуть голодным, это ваше право. Себе я всегда найду, чем поживиться. Уж не думаете ли вы, что на пиру нас сытно накормят? Выбросьте из головы эти глупые мысли! Маршал и его верные слуги те еще скряги. И потом, то, что я задумал, не воровство; это просто восстановление справедливости. Клянусь вам, если я окажусь неправ и нам устроят достойный ужин, у меня рука не поднимется взять тайком даже крылышко каплуна». Святой отец тяжело вздохнул и сделал вид, что поверил словам менестреля…
Спустя какое-то время монах изрядно потолстел и стал похож на копну сена – кроме мяса Хуберт умудрился стянуть еще и запечатанный кувшин дорогого византийского вина, предназначенного для самого маршала и его ближайших сподвижников. Кувшин был объемистым, и ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы пристроить его в самый большой карман, после чего отец Руперт стал похож на беременную женщину.
Но этот момент меньше всего волновал менестреля. Он уже нашел второй выход из кухни, через который слуги обычно выносили помои, и вскоре монаха, который, на ходу благословив стражу, благополучно миновал пост у ворот крепости, поглотила ночная темень, а Хуберт в возвышенном настроении возвратился к пирующим участникам турнира.
В его репертуаре имелись песенки, которые должны были понравиться полякам и венграм. Вдохновение менестреля кроме кражи продуктов из кухни поддерживала приятная тяжесть кошелька, подвешенного к поясу, который изрядно отощал из-за займа Хансу фон Поленцу и который был уже на треть наполнен монетами от щедрот польских и венгерских рыцарей. Хуберт был уверен, что на изрядном подпитии они будут еще щедрее…
Второй день турнира оказался не хуже предыдущего. Небо было чистым, только на горизонте бродили стада туч, а воздух был свежим и бодрящим, что особенно пришлось по душе рыцарям, которые проснулись поздно и с тяжелой головой. Впрочем, это состояние быстро снял кубок доброго вина, и ближе к обеду состоялся парадный выезд рыцарства на ристалище для продолжения турнира.
Намечалось самое интересное – поединки сам на сам. Для этого на дереве близ ристалища повесили два деревянных щита (мира и войны), один из которых был окован железом. Каждый из желающих принять участие в турнире мог сделать свой выбор – собирается ли он сражаться тупым (турнирным) оружием или острым, боевым, и с кем именно. Для этого ему следовало ударить древком копья по деревянному щиту мира или же острым наконечником по железному щиту войны и выкрикнуть имя своего противника.
Ханс фон Поленц присматривался к полякам. Ему хотелось выбрать соперника побогаче. Увы, его намерениям поправить свое финансовое положение не суждено было сбыться – всех иноземных рыцарей «разобрали» тевтонцы, ведь право первого выбора сначала предоставлялось известным, опытным воинам. Впрочем, юный рыцарь, как это обычно свойственно молодости, несколько завышал свои возможности. Все поляки и венгры были рыцарями, видавшими виды; они имели немалый боевой опыт, поэтому вполне могло так случиться, что не он кого-то из них мог ощипать, а его бы выпотрошили, как глупого задиристого петушка. Но Ханс даже думать о таком неприятном повороте не хотел.
Раздосадованный юноша уже хотел присоединиться к рыцарям, которые решили не принимать участие в боях сам на сам (в большинстве своем это были те, кого «уронили» на землю прошлым днем; падение в полном воинском облачении, да еще под копыта лошадей, всегда сопровождалось травмами и болезненными ушибами), как неожиданно раздалось дребезжание металлического щита, по которому ударили острием копья, и чей-то сильный голос выкрикнул:
– Ханс фон Поленц! Я вызываю тебя сражаться копьем, палицей и мечом!
Юный рыцарь заледенел – он узнал этот голос. Буркхард фон Хорнхаузен! И он предлагает сражаться всеми видами боевого оружия! Дьявол! Отказаться нельзя, иначе он будет опозорен до конца своих дней, но как устоять супротив такого грозного противника? Ханс беспомощно оглянулся, словно ища поддержки или хотя бы сочувствия, но увидел лишь ехидные усмешки. Похоже, рыцари предвкушали потешное зрелище, которое намеревался устроить Буркхард фон Хорнхаузен. Крестоносец, изрядно повоевавший в Палестине, был великолепным бойцом, и что он скрутит в бараний рог юного выскочку, из-за которого так опростоволосился вчера, можно было даже не сомневаться.
На какое-то время над ристалищем повисла тишина. Слышно было лишь фырканье коней и бренчанье колокольчиков, украшавших лошадиную сбрую. Все ждали, что ответит Ханс фон Поленц.
Юноша решительно направил своего курсера к дереву и с силой ударил по окованному железом щиту острым наконечником копья.
– Я принимаю вызов! – воскликнул он несколько охрипшим от волнения голосом.
Рыцари заулыбались, одобрительно загудели. Они считали Ханса обреченным, тем не менее все отдали должное его мужеству. А это стоило дорогого. Юноша приободрился и стал дожидаться свой очереди сражаться. Он плохо различал, что творится на ристалище, хотя пристально наблюдал за схватками рыцарей. Мыслями Ханс фон Поленц был в своем отрочестве, в том времени, когда он осваивал азы рыцарского искусства под руководством отцовского вассала, старого вояки, которого звали Ульрих Меченосец.
Он был весьма примечательной и колоритной личностью. В свое время Ульрих вступил в «Братство воинов Христа» – орден меченосцев, основанный в 1202 году в Риге Теодорихом Торейдским для миссионерской деятельности в Ливонии. Ульрих был оруженосцем первого магистра ордена, жестокого и своенравного Винно фон Рорбаха. Но его служение в этой должности оказалось недолгим.
Винно фон Рорбах оскорбил Вигберта фон Серрата, потоптав во время осенней охоты хлеба на его землях и ударив безоружного рыцаря бичом, – тот посмел заступиться за своих крестьян. А когда фон Серрат прислал вызов на поединок чести, магистр в оскорбительных выражениях отказался с ним сражаться, мотивируя отказ своим высоким положением в ордене меченосцев. Тогда рыцарь ночью проник в замок Венден, главную крепость ливонцев, и убил Винно фон Рорбаха ударом кинжала. Увы, Ульрих слишком поздно прибежал на шум схватки…