Исчезающие животные Америки - Мак-Кланг Роберт. Страница 16

В ту эпоху ареал диких индеек охватывал значительную часть континента — от Новой Англии, Мичигана и Колорадо на севере до Флориды, южной Мексики и Аризоны на юге. Среди тогдашних птиц не редкостью были великолепные экземпляры; петухи, если верить свидетельствам современников, часто весили больше 20 килограммов. Основным кормом диким индейкам служили желуди, каштаны и буковые орешки, однако к ним в зоб попадали также клубни, луковицы, личинки и семена. В поисках корма индейки проходили много километров. Эти осторожные и ловкие птицы устраивались на ночлег высоко на дереве, а по земле они бегали хотя и не очень быстро, но все-таки чуть быстрее, чем человек.

«Я жалею, что символом нашей страны был выбран белоголовый орлан, — вздыхал Бенджамин Франклин. — Ведь индейка в сравнении с ним куда более почтенная птица… это доблестная птица». Возможно, такое предубеждение против орлана несправедливо, но история достаточно почтила их обоих. Если орлан остается нашей национальной эмблемой, то жареная индейка украшает стол в День благодарения.

Под безжалостной пятой цивилизации дикая индейка вскоре начала исчезать во многих местностях как в результате интенсивной охоты, так и потому, что вырубка леса лишала ее и приюта и корма. Если в 1730 году дикая индейка была настолько обычной птицей, что ощипанных и выпотрошенных птиц продавали в Массачусетсе по полтора цента за фунт, то сто лет спустя ее там уже нельзя было достать ни за какие деньги, потому что па северо-востоке страны она исчезла почти совсем. Коннектикут потерял свою последнюю дикую индейку в 1813 году, а Массачусетс — в 1851.

К 1920 году этот вид полностью исчез в восемнадцати штатах, то есть в трех четвертях прежнего ареала. Этому способствовало и заболевание каштанов, лишившее индеек их основного корма.

Тогда судьба индейки начала привлекать внимание специалистов по охране природы, и одним из первых к разрешению этой проблемы приступил пенсильванский департамент. Дикие индейки, выращенные в государственных хозяйствах, выпускались в подходящих для их обитания местностях, но они были слишком ручными и недостаточно закаленными, чтобы зимовать в естественных условиях. Тогда пенсильванские лесничие предприняли следующий эксперимент — полудомашние самки с подрезанными крыльями помещались в проволочных вольерах в горных лесах, где еще сохранились дикие индейки. Дикие петухи перелетали через ограждение и спаривались с обитательницами вольер, обеспечивая более жизнестойкое потомство. Так постепенно уничтожалась изнеженность, вызванная одомашниванием.

Однако наилучшие результаты дает следующий метод: с помощью сетей, снабженных пороховыми ракетами, накрываются целые стаи диких индеек, подманенных на корм. Пойманных птиц перевозят в подходящие новые места и там выпускают. Этот метод применяется теперь почти по всему прежнему ареалу диких индеек, и таким образом удается поселить птиц даже там, где прежде они никогда не водились.

В настоящее время в горах Пенсильвании бродит около 40 тысяч диких индеек. Многие птицы перебрались и в штат Нью-Йорк, где, кроме того, выпускаются и свои дикие индейки. Коннектикут и Массачусетс также возродили свои стаи. Совсем недавно двенадцать птиц были выпущены в охраняемом лесу под Плимутом, где когда-то высадились «отцы-пилигримы». Та же программа проводится по всей стране от Новой Англии до Аризоны и штата Вашингтон. Окруженные такой заботой, индейки быстро увеличиваются в числе.

В первые годы XX века дамские шляпы было чрезвычайно модно украшать перьями. И речь шла отнюдь не об одном-двух перышках, нет, на шляпах сплошь да рядом красовалась целая птица, которая, пожалуй, вносила заметную диспропорцию в фигуру модницы, если была достаточно крупной.

Центрами шляпной промышленности были в те дни Лондон, Париж и Нью-Йорк; в эти города поступали миллионы птичьих шкурок — цапель, попугаев, колибри, райских птиц и еще многих и многих других. Любая птица с пышным оперением была желанной добычей. Всего за один сезон в 1892 году один-единственный «торговец перьями» из Джексонвилла во Флориде отправил в Нью-Йорк 130 тысяч птичьих шкурок. В том же году не меньшие партии этого модного товара поступили на мировой рынок из других областей Северной Америки, а также из Южной Америки, из Африки, Азии, Австралии и с Новой Гвинеи. Торговля перьями была очень обширна, хорошо организована и привлекала значительные капиталы.

Главными ее жертвами в Северной Америке были снежная цапля (Leucophoyx thula) и большая белая цапля (Casmerodius albus) — очень красивые птицы, одно время широко распространенные там повсюду. Эти два вида селились колониями, невысокие деревья в болотах Юга бывали усеяны сотнями гнезд. Брачный наряд этих птиц включает особые хохлы, так называемые эгретки, которые особенно ценились модницами. Охотники за перьями, найдя гнездовую колонию, совершенно разоряли ее за день-два. Взрослых птиц они убивали и забирали с собой, а яйца и птенцов оставляли на произвол судьбы. Естественно, что популяция белых цапель катастрофически уменьшалась.

На рубеже XX века белые цапли почти совсем исчезли во Флориде — главном месте их обитания в Соединенных Штатах. В других южных штатах положение было таким же, за исключением Луизианы, где довольно большая стая белых цапель еще гнездилась в относительной безопасности в частном заказнике Эйвери-Айленд, который содержал на свои средства богатый любитель природы Э. Макиленни. Он и горстка его единомышленников делали все, что было в их силах, чтобы сохранить цапель.

Эту борьбу возглавляли Одюбоновские клубы, с 1885 года возникавшие по всей стране. Первого крупного успеха они добились в 1901 году, когда во Флориде был введен закон, охраняющий не охотничьих птиц, и в том числе все виды, перья которых особенно ценились. В следующем году клубы утвердили свои позиции, объединившись в Национальную ассоциацию одюбоновских обществ, первым председателем которой стал Уильям Датчер, энергичный борец за сохранение дикой природы.

Вмешательство Одюбоновских клубов было более чем своевременным; в 1903 году по всей Флориде удалось обнаружить только восемнадцать белых цапель — в гнездовье Катберт в болотах Эверглейдс.

Одюбоновское общество немедленно наняло четырех служащих для охраны гнездовий в этом штате. Территория одного из них, молодого Гая Брэдли, в частности, включала прибрежные островки Лоуэр-Кис.

Восьмого июля 1905 года Брэдли услышал выстрелы на Ойстер-Ки — острове, ближайшем к его дому. Он отправился на лодке посмотреть, в чем дело, — и больше никто не видел Брэдли живым, кроме убивших его браконьеров, которые не понесли никакого наказания, так как юридически веских улик против них найти не удалось. Но убийцы были известны, и постепенно их собутыльники узнали, что произошло. Брэдли подъехал к стоявшей на якоре шхуне браконьеров в ту минуту, когда двое из них возвращались на нее в шлюпке, нагруженной убитыми птицами. Брэдли попытался их арестовать, но его застрелил третий браконьер с палубы шхуны. Трое негодяев поспешили поднять якорь и убраться прочь, а тело Брэдли с пробитым пулей затылком было найдено только несколько часов спустя в его дрейфующей шлюпке.

«У каждого благородного начинания бывают свои мученики… — объявил Уильям Датчер, когда узнал о его гибели, — и Гай Брэдли — первый мученик дела охраны птиц».

Это убийство вызвало в стране всеобщее негодование против охотников за перьями, которое еще более усилилось в 1908 году, когда второй одюбоновский служащий был убит при попытке защитить гнездовье в Южной Каролине. Общественное возмущение и порожденная им широкая кампания в печати, начатая Национальной ассоциацией одюбоновских обществ, помогли в 1910 году провести в нью-йоркском законодательном собрании «Одюбоновский билль о перьях». Этот закон запрещал какую бы то ни было торговлю перьями в пределах штата, включая и Нью-Йорк — американский центр производства дамских шляп. В 1913 году был введен федеральный закон, запрещавший ввоз перьев диких птиц в Соединенные Штаты. После этого один штат за Другим последовали примеру Нью-Йорка, вводя запрет на торговлю перьями. И битва была выиграна.