Люди сорок девятого (СИ) - Минаева Мария Сергеевна. Страница 63

* * *

Джон Линдейл спал, раскинувшись на диване в комнатке за баром. Он снова был там, много лет назад, и Анабель, в провоцирующе открытом платье с рассыпанными по плечам волосами, поднимаясь по лестнице к себе в тот последний день, задержалась на мгновение на верхней ступеньке, чтобы послать ему украдкой воздушный поцелуй. Ее глаза сверкали гордостью обладания и обещанием очень долгой ночи. Заперев дверь и поставив обрез в угол, Линдейл бросил взгляд на владельца заведения, развалившегося в кресле. Задрав голову, тот прикладывал к переносице смоченный холодной водой платок и выдувал носом кровавые пузыри. Джонатан подошел к столику у окошка, взял сигару из коробки, стоящей на нем. Закурив, чтобы немного успокоиться и притушить пылавшее в груди стремление драться, он глядел в ночной мрак, царивший за окном. По улице глухо грохотал фургон, подпрыгивая на ухабах. Вид темного неба с нарождающейся тонкой полоской луны и ароматный дым, летящий под потолок изящными переливающимися завитками, через какое-то время сделали свое дело: Линдейл расслабился и, потянувшись, зевнул.

- Эй, Джонни, - подал голос владелец борделя, - ты никогда не слышал, что курить вредно?

Линдейл усмехнулся, вынул сигару изо рта и выпустил в потолок очередную порцию дыма.

- А ты собираешься жить вечно? - спросил он с легкой усмешкой. - Если так, может отдашь мне всю коробку этих шикарных кубинских сигар для солидных гостей?

Хозяин борделя издал какой-то булькающий звук, должно быть, означавший смех человека с разбитым носом.

- Я же говорил, что ты можешь их брать когда угодно, - сказал он, гнусавя. Линдейл задавил окурок в медной пепельнице.

- Пойду-ка я лучше наверх, - сказал он. - Тут одна дама пригласила меня сегодня к себе, полюбоваться звездами.

Говоря это, Джон вытащил из кармана тонкое золотое кольцо с маленьким аккуратным бриллиантом и залюбовался переливами радужных граней. Крохотные искры света, играющие в глубине чистого, прозрачного камня, вполне удовлетворили его. Но внезапно, вглядываясь в прозрачную глубину, Джонатан Линдейл ощутил укол невнятного беспокойства. Он не мог объяснить это... Просто почему-то испортилось настроение, а в голове крутилась тревожная фраза: "Что-нибудь случится..." Повозка. Именно она беспокоила его, он каким-то чутьем знал, что ее не должно быть здесь. Не должно...

К черту все предчувствия. Линдейл зажал кольцо в кулаке и отвернулся от окна, намереваясь идти наверх, когда у него под ногами раздался приглушенный шум: топот и... ржание лошадей!

- Какого черта! - воскликнул хозяин борделя, приподнимаясь в кресле... Часы в углу тикали пронзительно и резко, отсчитывая последние секунды, отдававшиеся в висках Линдейла, когда он, неизвестно как успев среагировать, рванулся с места к лестнице вниз, и в этот момент один из фитилей догорел. Огромная белая вспышка, ломающая стены, как тонкий картон, ослепила Джонатана, и грохот сотряс барабанные перепонки. Линдейл видел, как во сне, надвигающуюся на него стену крутящегося, живого огня, ревущего, как все демоны ада, а в следующее мгновение жар опалил и страшный удар потряс его, сбивая с ног и заглушая память. Джон чувствовал только, как летит куда-то в пустоту, все остальные чувства отсутствовали, и даже когда он врезался в стекло, боль от порезов не дошла до рассудка. Тяжело приземлившись на землю, так что ребра затрещали, Линдейл машинально закрыл голову руками, а в следующий момент на него рухнула груда горящих досок.

Хозяин салуна резко сел на кровати, тяжело дыша. Он всегда просыпался на этом месте. "Все в порядке, - сказал Джон себе, отдышавшись. - Все в порядке." Он не помнил, сколько лежал там, только знал, что потом очнулся и, каким-то образом разворочав завал над своей головой, полуослепший, с надоедливым звоном в ушах и острой болью в виске выбрался из груды досок и с острым восторгом глубоко вдохнул прохладный воздух ночи. Даже боль от сломанных ребер показалась ему счастьем, как свидетельство того, что жизнь не прервалась. Вокруг дымились развалины. Протерев глаза насколько это возможно, Линдейл полуощупью двинулся куда-то. Куда - не знал.

Спотыкаясь и падая, продвигался он вперед, то и дело натыкаясь на обгоревшие, изуродованные тела. Увидев Анабель, закрыл глаза и прошел мимо; страшная ненависть душила Джона, одновременно давая ему силы идти.

Потом вернулась способность чувствовать, и тупая боль в сжатой ладони показалась сильнее, чем от ожогов. Раскрыв руку, Линдейл увидел тонкое золотое кольцо с небольшим прозрачным бриллиантом.

- Анабель... - вырвался откуда-то изнутри беззвучный крик.

Сжав руку в кулак, он упал на колени. Мысли разбегались. Повалившись на бок, Джон глядел на звезды, мерцающие над самым горизонтом. "Я найду их... - думал он. - Всех." Последнее, что видел Линдейл, были длинные космы Джорджианского испанского мха: свисая с ветвей дубов, он мрачно колыхался от малейшего дуновения бриза, пришедшего с моря, будто легкая паутина, прикрывающая вход в узкую темную щель, где не было воздуха, из которой не было выхода и в глубинах которой притаилось нечто страшное, отчего холод забирался внутрь костей... В голове звучали смутные отголоски боев, то нарастая, то затихая где-то в призрачной дали памяти: Шерман... Шерман... Шерман... Потом мир померк, и тьма отступила только тогда, когда старый индеец, перекинув сына старого друга через свою вьючную лошадь, начал их долгий путь к вигвамам чероки.

"Не важно", - подумал Линдейл, отодвигая по привычке сон в глубину своего разума.

...На какое-то время после событий в Саванне он затаился, вернее, отправился на западную границу, куда в одно из подразделений кавалерии перевели двух из тех, кого он хотел разыскать. Там след раздвоился: один из парочки вышел в отставку, получив ранение; со вторым Джон чуть не столкнулся на улице лицом к лицу, и парень ударился в бега. Линдейл не замедлил сесть в седло, чтобы снова пуститься в путь. Неудачи преследовали его: в Сэнт-Луи преследуемый вскочил в пустой вагон для скота. Поезд направлялся в неизвестное место: то ли на юг, то ли на восток, и парень мог спрыгнуть с него где угодно... Линдейл застрял на берегу Миссисипи, заразившись скарлатиной от торговца скотом, который видел, как добыча залезла в вагон на ходу. Выздоровев, Джон недолго работал грузчиком на пристани, а скопив денег, сел на пароход до Нью-Орлеана. Прошло полтора года с момента взрыва. В дороге порядком поиздержавшийся, Линдейл решил пополнить свои средства при помощи карт.

Сидя за покером в роскошном салоне медленно тащившегося по реке парохода, он внезапно узнал только что присоединившегося к игре человека. Ничего не было проще, чем подставиться под обвинение в мошенничестве и выхватить револьвер, потому что янки не узнал Джона, но это было слишком просто. Месть будет полной только, если преступник поймет, что возмездие неминуемо, и умрет от ужаса прежде, чем от пули. Страх и отчаяние тоже своего рода гибель, и Линдейл был готов заставлять этих людей вновь и вновь испытывать череду таких смертей. Это желание не отразилось на его лице, он сумел замаскировать свою ярость и, мило улыбнувшись сидящему напротив врагу, принялся помогать партнерам по игре вычищать его карманы. Через пару часов тот в отчаянии швырнул на стол свои карты и стремительно вышел на палубу подышать ночным воздухом. Через несколько минут Джон положил свою комбинацию на стол рубашкой вверх и под каким-то предлогом последовал за парнем. Через пятнадцать минут он вернулся и с непроницаемым лицом, как ни в чем не бывало сел за стол. Подняв и развернув карты, Линдейл с улыбкой кивнул остальным игрокам:

- Продолжим игру, господа?

Никто никогда не узнал, что именно случилось в эту четверть часа.

... Мерзавец валялся у Джона в ногах, умоляя пощадить и сначала эти всплески ужаса, возникшие только от упоминания событий третьего августа, забавляли Линдейла. Палуба была темной и пустой, в салоне, где собрались все пассажиры, играл негритянский оркестр, заглушающий все звуки извне, кочегаров оглушала топка и рев механизмов. Никогда: ни до того, ни после - Линдейл не наслаждался такой полнотой власти, но потом ему вдруг стало противно смотреть на это унижение. Пнув врага ногой в бок, он пошел прочь, но тот попытался выхватить плохо скрытый револьвер и выстрелить Джону в спину. Линдейл среагировал, как гремучая змея. Звук выстрела показался пассажирам всего лишь разорвавшимся в трубе угольком. Стоя над безжизненным телом, Линдейл коротко сказал: