Кредиторы гильотины - Бувье Алексис. Страница 4

– Бедная Маргарита! – проговорил Шарль.

Они хотели выйти из комнаты, но Андре бросился к двери и, преградив им дорогу, вскрикнул:

– Я не сказал, что отказываюсь. Я даже не знаю, о чем думал. Просто мне пришли в голову требования светского общества, с которым человек вынужден иметь дело. Я, как и вы, убежден в невиновности вашего отца, но для всех других она будет дочерью казненного. Но я не отказывался, я только обдумывал положение, которое готов принять. Дети не отвечают за своих отцов. Дочери, выходя замуж, принимают новое имя, и даже если бы отец был виновен, и Маргарита носила его имя, то и тогда она все-таки ни в чем не виновата, а моя любовь достаточно велика, чтобы защитить ее от тех, кто стал бы искать в ней кого-либо другого кроме мадам Берри. Шарль! Винсент! Мои дорогие братья, я прошу у вас руки Маргариты Лебрен, вашей сестры.

Несчастные молодые люди с мокрыми от слез глазами нежно пожали руку Андре. Затем все трое уселись вокруг камина, и Андре продолжал:

– Помолвка была уже объявлена, все было готово, поэтому понадобится намного времени, чтобы все завершить. И я полагаю, что вы желаете ускорить заключение этого брака.

– О, да. Мы мужчины и должны все перенести, но Маргарита остается без семьи, так как молодая девушка не может жить с двумя молодыми мужчинами.

– Я совершенно с вами согласен.

– Случившееся несчастье должно тяжело на нее подействовать! Она любит тебя, и ты один дашь ей силу, необходимую для того, чтобы противиться горю. Ты ее любишь, и мы снова убедились, что ты честный человек, вполне достойный любви, которую ты ей внушил. Мы знаем, что она будет счастлива. Завтра же мы займемся всем необходимым, и через две недели вы будете женаты.

– Да, мы обвенчаемся как можно проще, и не будем приглашать никого, кроме свидетелей.

– О нет, – перебил Винсент, – свадьба будет тихая, но такая, какая должна была быть. Мой отец требовал этого. Она будет венчаться в белом.

– Что ты говоришь? – произнес с удивлением Андре.

– Мы не будем носить траура по нашему отцу. Он мученик, и его смерть должна быть нашей славой.

– Как только Маргарита выйдет замуж, вы, по всей вероятности, станете искать настоящего виновного?

– Нет, эти поиски нам запрещены, – отвечал Винсент, следуя заранее обговоренному плану.

– Вы правы, друзья мои, постарайтесь забыть это.

– Да, мы забудем, – отозвались братья со странными улыбками.

– Разве Маргарита уже вернулась от тетки?

– Нет, мы вызовем ее завтра, и с завтрашнего дня ты будешь каждый день приходить к нам обедать.

– Отлично!

– У меня к тебе большая просьба. Пожалуйста, не говори ни слова при Маргарите о нашем отце.

– Бедняжка! Разве она ничего не знает?

– Нет, она все знает, но для нее и для нас гораздо лучше не говорить об этом.

– Да, вы правы. Она стала бы плакать, а слезы убивают некоторых людей.

Затем братья встали.

– До свиданья! До завтра, брат Андре!

– До свиданья, – отвечал последний.

Трое молодых людей обнялись, и братья ушли.

Заперев за ними дверь, Андре вернулся к камину, сел в большое кресло и несколько минут просидел, закрыв лицо руками, думая о том, на что решился.

– Странный союз! – проговорил он, наконец, по всей вероятности разогнав последние сомнения, которые мучили его при мысли о женитьбе на дочери казненного.

Глава 4. Завещание

Две недели спустя после событий, описанных нами, около одиннадцати часов вечера в освещенных окнах первого этажа ресторана Дор можно было увидеть человек двенадцать, сидящих вокруг большого стола. Они отмечали обедом брак Маргариты Лебрен и Андре Берри. Когда приглашенные на свадьбу приехали в ресторан, лакеи говорили:

– Право, можно подумать, что это не свадьба, а похороны.

Но благодаря хорошим винам обед мало-помалу оживлялся, и за десертом все были уже веселы.

Один из родственников жениха, торговец мебелью из предместья Сент-Антуан, отвел в сторону старшего из братьев новобрачной, Винсента.

– Мсье, – сказал он ему, – буду откровенен. Если мой племянник женился на вашей сестре, то, конечно, не по моей вине. Вы знаете, что мы, люди коммерческие, имеем предрассудки; во всяком случае, она – дочь человека, который был осужден… Осужден и казнен.

Винсент слушал с улыбкой на губах. Он был бледен и не шевелился.

– Вы скажете мне на это, что если отец был убийца, то из этого еще не следует, что сыновья и дочь люди не честные. Конечно, не могу сказать, что я сам воплощенная честность, и сын у меня негодяй, но это ничего не значит. Я говорил моему племяннику: «Ты напрасно женишься на дочери убийцы». Я человек откровенный и говорю то, что думаю.

Винсент был бледнее мрамора, на губах его выступила пена. Тем не менее, он отвечал:

– Да, вы откровенны.

– Да, таков уж я родился. К счастью, ваша сестра изменит имя. Но знаете, когда я сюда приехал, я говорил себе: «У них будет мрачный вид в трауре!» И что же? Невеста одета в белое, вы одеты, как все. Это удивило меня. Я сказал себе: «Почему они одеты таким образом?» А потом я понял и благодарю вас за это. Вы сказали себе: «Мой отец большой преступник, он обесчестил нас, но мы постараемся забыть об этом и в доказательство того, что мы о нем не жалеем, что мы не зависим от него, мы не будем носить по нему траур». Это очень хорошо, молодой человек! Я человек откровенный и говорю вам в двух словах – это очень хорошо!

– Благодарю вас, мсье, – откликнулся Винсент.

Старший сын Корнеля Лебрена стоял, опершись о стену и заложив руку за борт жилета. В продолжение всей тирады торговца мебелью он стоял совершенно спокойно и даже улыбался. Когда же родственник новобрачного отошел, Винсент глубоко вздохнул и вынул руку из-за жилета – ногти его были в крови: с такой силой он впился ими в грудь, чтобы сдержаться.

Около полуночи, когда гости стали разъезжаться, торговец мебелью сказал своему племяннику:

– Друг мой, дело сделано, его не переделаешь, но я надеюсь, что ты не будешь видеться с ее семьей, и разлучишь свою жену со всеми этими людьми.

– Да, дядюшка, насколько возможно.

Когда Шарль и Винсент подошли к сестре, чтобы проводить ее до экипажа, она обратилась к ним:

– Винсент, ты обещал мне, что в тот день, когда я выйду замуж, ты скажешь мне, почему мы не должны плакать, почему я как можно скорее должна выйти замуж; теперь я требую, чтобы ты сдержал свое обещание»

– Маргарита, повторяю тебе еще раз: все это тайна, которую знают и должны знать только дети казненного.

– Я помню это, Винсент.

В эту минуту к ним подошел Андре. Маргарита встала и, поцеловав брата, взяла мужа за руку.

Винсент пожал руку Андре, говоря;

– Мы отдаем тебе нашу сестру и знаем, что даем тебе верную и преданную подругу. Она хорошая партия, к тому же, женясь на ней, ты делаешь доброе дело. Надеюсь, что вы будете счастливы.

Между тем гости громко кричали за столом, приглашая новобрачных выпить на прощанье.

Обнявшись еще раз, сестра и братья расстались.

Сыновья Лебрена вышли на шоссе, потом свернули на бульвар, идущий вдоль кладбища, и повернули направо на улицу Ла-Рокетт.

Проходя по площади, они оба сняли шляпы, затем, повернув на вторую улицу направо, постучались в дверь одного из домов. Им отворила старуха, и прежде, чем они успели заговорить, она спросила:

– Вы господа Лебрен?

– Да.

– Входите, господин аббат ждет вас.

Сопровождаемые старухой, молодые люди прошли на первый этаж. Старуха открыла одну из дверей и сказала:

– Господин аббат, господа Лебрен пришли.

– Хорошо, – отвечал голос, – пусть войдут.

Раскланявшись с аббатом, братья по его приглашению сели возле камина. Тогда аббат заговорил.

– Дети мои, – сказал он, – вы исполнили первое желание вашего отца, теперь руки у вас развязаны, и вы можете посвятить себя исполнению его следующего желания.

– Мы готовы сделать это!