Кредиторы гильотины - Бувье Алексис. Страница 41

– Не больше двенадцати.

– А разве это рано?

– Я не знаю… Но госпожа приказала, и я не могу ослушаться. Впрочем, я сделаю то, что вы приказываете, если вы скажете, что я не виновата.

– Поднимите шторы, я разбужу ее. Она вернулась вчера в то же время, что и я.

– Около четырех утра.

– Значит, она должна уже выспаться.

Горничная пошла в спальню, подняла шторы и открыла внутренние ставни, а гостья подняла полог кровати. Прелестные глаза Луизы открылись. Она огляделась вокруг себя и, увидев свою подругу, с неудовольствием сказала:

– Это ты, Нисетта? Уже! Который же теперь час?

– Уже больше двенадцати.

– А я приказала, чтобы меня не будили рано.

– Ты что, хочешь проспать целые сутки?

– Я говорила мадам Левассер, – вмешалась горничная, – что вы не приказывали вас будить.

– Что за спешка? – спросила Луиза Нисетту, протирая глаза.

– Разве ты забыла, что у нас назначено свидание?

– Где?

– В Багатель.

– Ой, я и забыла…

– Мы должны быть там в час.

– Значит, я не успею одеться. Разве можно назначать свидания на это время?

– Но ведь ты сама хотела этого.

– Да, припоминаю… У меня сегодня вечером есть дело.

– Ванна готова, – доложила Жюли, входя в комнату.

Луиза поспешно вскочила с постели и побежала в ванную, в которой просидела не больше двух минут. Когда она вышла, Жюли вытерла ее и накинула голубой шелковый пеньюар, отделанный белым атласом. Луиза села на диван и вытянула свои маленькие ножки. Горничная надела на них розовые шелковые чулки и туфли. Затем вытерла волосы. Когда это было сделано, Луиза села перед туалетным столиком.

– Жюли, – велела она, – скорее приведите мое лицо в порядок.

– Как! Ты ведь знаешь, что он этого не любит. В твои годы смешно разрисовываться. Уверяю тебя, тебе это не идет. Это тебя старит.

– Но все другие это делают.

И, несмотря на замечание Нисетты, Луиза приказала подкрасить себе лицо. Она хотела быть такой же как другие, что портят свою красоту подкрашенными глазами и бровями, искусственным румянцем и мушками, являющимися необходимым дополнением смешного туалета наших модных красавиц.

Горничную все это нисколько не удивило, и она, подойдя к туалетному столику, занялась макияжем своей госпожи.

На одевание нашей Дамы с фиалками ушло больше часа. Нисетта выходила из себя.

– Это смешно. Мы заставляем себя ждать.

– Мне все равно, – отвечала Луиза. – Это тебе ужасно хочется есть. Скорее, Жюли, надень на меня платье, а то она расплачется.

В эту минуту в дверь постучали.

– Это Жюстен, – доложила горничная.

– Пусть войдет, – совершенно спокойно сказала Луиза.

Жюстен был кучером и доверенным слугой.

– Что тебе нужно? – спросила Луиза, когда он вошел.

– Вам письмо и маленький сверток.

– Давай сюда.

Луиза взяла письмо и разорвала конверт.

«Моя красавица! Я вынужден сегодня остаться дома. Когда я уже собирался ехать, ко мне пришли родственники, и не было возможности прогнать этих господ. Чтобы заслужить прощение, я посылаю тебе маленький подарок. Сегодня вечером пришлю тебе билеты в ложу, и мы увидимся с тобой в театре.

Любящий тебя Рауль».

– Бедная Нисетта, твой завтрак пропал.

– Как это?

– Подай мне сверток, Жюли.

Дама с фиалками была не горда и говорила своей прислуге «ты». Жюли передала ей маленький сверток, и она развернула его со словами:

– Понимаешь, милая Нисетта, Рауль пишет, что не может прийти, так как к ним неожиданно пришли родственники и помешали ему. Сегодня мы свободны до вечера.

И Луиза открыла коробочку, бывшую в свертке.

– Ах! Какой прелестный бриллиант! Посмотри, пожалуйста!

Нисетта подошла, и ее глаза заблестели при виде роскошного кольца, лежавшего в коробочке. Это был великолепный громадный бриллиант величиною с орех, вставленный в золотое кольцо с греческой резьбой. В восхищенном взгляде Нисетты можно было заметить некоторую долю зависти и досады, но она постаралась скрыть это и сказала:

– Действительно великолепная вещица!

Луиза все повторяла:

– О-о! Как он хорош! Посмотри, пожалуйста! – и с детской радостью поворачивала кольцо в разные стороны.

Нисетта взяла его в руки и с видом знатока сказала:

– Он совсем белый и стоит больше двадцати тысяч франков.

– Двадцать тысяч франков! – вскричала Луиза. – Ты с ума сошла! Держу пари, что в ломбарде за него дадут вдвое больше.

Трудно себе представить, насколько быстро женщины узнают цену драгоценностей и приобретают способность оценивать камни и жемчуг не хуже настоящих ювелиров. Уже месяц спустя после того, как им подарили первый бриллиант, они знают его истинную цену. Нисетта точно так же знала толк в драгоценностях.

– Да, – возразила она, – если бы на нем не было пятен, то он стоил бы даже больше.

– Как?! Разве на нем есть пятна? Ах, да, правда, – с досадой сказала Луиза. – Я вижу два пятна.

– Да, два пятна, но это ничего не значит. Несмотря на это, кольцо все-таки прелестно.

– Я его надену, – сказала Луиза, надев кольцо на палец.

– Но что мы теперь будем делать? – спросила Нисетта. – Мне хочется пить. Прикажи подать завтрак.

– Завтрак – здесь!? Ни за что! Я одета, экипаж подан. Можем позавтракать где-нибудь за городом. Как, по-твоему?

– Прелестная идея! – восхитилась Нисетта. – Знаешь что? Мне хочется позавтракать в маленьком трактире у заставы.

– Ах! Я там бывала, когда была совсем еще маленькой. Едем!.. Жюли, дайте мне другое платье и простенькую шляпу.

– Ты оставишь кольцо на пальце?

– Да, конечно. Это будет очень забавно. Жюстен, не надевай ливрею. Ты будешь нас сопровождать. Да, возьми с собой Лорана. Если нас кто-нибудь затронет, он сможет нас защитить.

Жюстен отправился за своим собратом, а молодые женщины спустились с лестницы и поспешно сели в экипаж. На площади Бастилии кучер спросил, куда ехать.

– В «Бешеную кошку», – сказала Нисетта.

– Где это?

– Около Шарона.

– Тогда мы поедем по улице Ла-Рокетт.

– Да, – ответила Нисетта, поднимая стекло.

Луиза с любопытством смотрела, где они едут.

– По какой дороге поехал этот дурак? – недоумевала она. – Ему следовало проехать по улице Мениль-Монтан и выехать на дорогу Ротре. Мы ходили по этой дороге, когда я еще была маленькой. Где мы сейчас?

– Мы едем по улице Ла-Рокетт.

– В таком случае мы поедем мимо кладбища.

– Да, мимо кладбища Пер-Лашез.

Тень неудовольствия мелькнула на лице Луизы» и она вжалась в угол кареты.

– Что с тобой? – спросила наблюдавшая за ней Нисетта. – Ты не здорова?

– Нет.

– У тебя изменилось лицо.

– Нет, повторяю тебе, мне просто не нравится, что они поехали по этой дороге.

– Но еще не поздно, можно повернуть на улицу Мюр.

– Нет-нет, – поспешно сказала Луиза. – Если уж они поехали по этой дороге, то я заеду… Это, может быть, принесет мне пользу.

– Что ты хочешь сказать?

– Скажи, Нисетта, чтобы он остановился перед кладбищем.

– Перед Пер-Лашез?

– Да, я хочу навестить своего ребенка.

– Ты с ума сошла. Послушай, ты поедешь в другой…

– Я так хочу! – перебила Луиза тоном, не терпящим возражений.

Нисетта скривилась и замолчала. Она поехала с Луизой, чтобы повеселиться и посмеяться, а теперь все расстроилось. У нее не было ни малейшего желания проливать слезы вместе с Луизой. К тому же, она совсем не любила плакать над чужим горем: ей хватало и своего. Но ее положение заставляло ее подчиняться капризам своей подруги, и она повиновалась.

Экипаж остановился, и Луиза, вдруг сразу опечалившаяся, вышла из него. Крупные слезы катились по ее щекам. Она купила два белых венка, и они вошли на кладбище. Обе шли молча, не обменявшись ни словом. Когда они дошли, наконец, до середины кладбища, Луиза остановилась в начале одной из аллей и сказала:

– Здесь.

– Здесь твой ребенок? – спросила Нисетта.