Кредиторы гильотины - Бувье Алексис. Страница 63

Вскоре похоронное шествие прибыло на кладбище, и труп незнакомца был похоронен в семейном склепе.

Глава 38. Старый знакомый

На зеленом берегу Марны стояла лодка. Четверо гребцов в сопровождении четырех веселых спутниц лежали на траве.

Одна из молодых женщин встала, говоря:

– Прекратите серьезные разговоры. Я хочу веселиться.

– Тебе невесело потому, что его нет.

– Да, это правда. Вы все четверо не можете развеселить меня.

– Ты знаешь, что лучшее средство ждать – завтрак.

– А где Панафье должен присоединиться к нам? – спросил тот, что казался постарше.

– Он сказал мне, что приедет по жуанвильской железной дороге.

– В таком случае он может ждать нас у Жюстена.

– Вы уже целый час говорите нам об этом.

– Послушайте, заплатите двадцать су и велите отвести лодку к Жюстену, так как мы сами пойдем пешком.

– Ну нет, я люблю свою лодку и никогда не доверю ее наемнику. Мое сердце никогда не перенесет этого.

– Послушайте, вы мне страшно надоели.

– Нисетта, вы оскорбляете нашу лодку.

– Довольно, я умираю от голода. Панафье ждет. У нас еще два часа, и я пойду, закажу обед.

– И я с тобой, – вскочив на ноги, закричали дамы в один голос.

– Пойдемте и мы с ними, – предложил один из четверых, бывший капитаном лодки, – и пусть Сардин отведет лодку.

– Хорошо, – ответил высокий малый, названный этим именем.

– Придете к Жюстену.

– Отлично.

– Ты от меня не отделаешься, ты придешь, – сказала одна из женщин.

– Молчите лучше, Лушинетта, будьте почтительны к начальнику. Идите заказывать завтрак, я же поеду в лодке и, вероятно, буду в одно время с вами.

– Ну, хорошо, оставим его.

Каждый из лодочников любезно предложил руку даме, а капитан – даже двум сразу, и все тронулись в путь, напевая песни.

Ресторан Жюстена известен всем парижским любителям катания на лодках – это обычное место свидания всех, катающихся по берегам Сены. Расположенный напротив, на зеленом островке Жуанвиль-Ле-Пон, он был очень заметен среди многочисленных лодок, привязанных к лестнице, разноцветные флаги которых развеваются каждое воскресенье.

Когда экипаж «Летучей мыши» (так называлась лодка) пришел к ресторану, Панафье, сидя на ступенях лестницы, которая ведет из ресторана вниз, с философским видом ждал их.

Как только Нисетта увидела, его, она сразу побежала к нему.

– А вот и он! – закричала она.

Подойдя к молодому человеку, она бросилась к нему на шею и нежно поцеловала, говоря:

– Ты видишь, несмотря на зло, которое ты мне делаешь, я по первому твоему зову иду к тебе.

– Мне надо поговорить с тобой серьезно, – сказал Панафье.

– Опять… – проговорила Нисетта. – Каждый раз, когда я тебя вижу, причина одна и та же. Я счастлива, думая, что ты желаешь меня увидеть и повеселиться, а ты вечно встречаешь меня одной и той же фразой: «Мне надо серьезно поговорить с тобой».

– Ты плохо поняла меня, – проговорил смущенный Панафье.

– Как – плохо поняла?

– Я хочу сначала повеселиться и посмеяться, как ты сейчас сказала, а потом поговорить серьезно, но не о тебе, моя красавица, мне нужно узнать кое-что.

– Про Луизу? – спросила Нисетта, нахмурив брови.

– Никогда, – возразил Панафье, – не говори мне имени этой женщины. Я хотел увидеть ее один раз. Мы объяснились, и все кончено.

Нисетта с удивлением подняла голову и пристально посмотрела на Панафье.

– Что ты такое говоришь?

– Правду.

– Ты расстался с Луизой и больше ее не видишь?

– Говорю тебе, что все кончено.

– Ты больше не живешь с ней?

– Нет, Нисетта, нет. И вот почему, – смело прибавил Панафье, – я написал тебе, чтобы ты приехала, – ведь мое сердце свободно. Ты, Нисетта, добрая девушка, веселая, любящая, может быть, немного легкомысленная, но в любом случае очень приятная. Я хочу с тобой объясниться, и если объяснения удовлетворят меня, если ты будешь откровенна и чистосердечна…

– То что?

– Тогда для нас наступят хорошие дни.

Нисетта пристально смотрела на говорившего и пыталась прочесть его мысли.

Но Панафье был человек ловкий, и она напрасно вглядывалась. На лице его не выражалось ничего, кроме того, что говорил его язык.

– Так ты это называешь «говорить серьезно»… – сказала Нисетта.

– Именно это.

– В таком случае мы сговоримся.

И она бросилась к нему на шею с поцелуями. Между тем экипаж «Летучей мыши» заказал обед, и все сидели вокруг стола.

– Хватит вам целоваться! – кричали они. – Надо подумать о желудке. За стол!

– Вот и мы! – весело воскликнул Панафье, увлекая за собой Нисетту.

Он поднимался по лестнице, когда гребец, оставшийся верным своей лодке, подъехал к берегу.

Он был весь мокрый, пот лил с него градом, так как погода стояла очень жаркая.

Через несколько минут все сидели за столом. Нисетта была рядом с Панафье, и наклонясь к нему, говорила:

– Что же ты хотел меня спросить?

– Потом, Нисетта. Не будем пока думать об этих вещах и постараемся повеселиться как можно дольше.

Говоря это, он налил вино в стакан соседки.

Обед прошел, как обыкновенно проходят обеды на чистом воздухе, где шум заменяет веселье, где говорятся всякие глупости…

Когда хорошее вино и веселые разговоры заставили загореться глаза Нисетты, она наклонилась к Панафье и положила руку на плечо человека, которого любила, – так как она действительно любила Панафье.

Панафье обнимал за талию свою соседку, а та шептала ему:

– Так это правда, действительно правда, Поль, что ты возвращаешься ко мне насовсем? Ты окончательно бросил ее? Говори! Окончательно? Ты не любишь ее больше?

– Не только не люблю, но и ненавижу. Я пережил слишком много.

– Хорошо, я расскажу тебе еще больше, так как ты не знаешь всего.

На одно мгновение лицо Панафье передернулось, но он закусил губы, и быстро успокоившись, сказал:

– Ты никогда не расскажешь мне столько, сколько я знаю.

Нисетта обнимала Панафье.

– Так ты меня любишь? – страстно говорила она. – И теперь, когда ты свободен, мы сможем жить вместе? – Говоря последние слова, Нисетта пристально смотрела на молодого человека, стараясь прочесть его сокровенные мысли.

Панафье выдержал ее взгляд и самым чистосердечным тоном ответил:

– Конечно вместе, если ты этого хочешь.

– Что же вше нужно сделать?

– Я уже сказал тебе – будь со мной откровенна.

Нисетта еще раз с удивлением взглянула на Панафье, стараясь угадать, о чем он хочет ее спросить.

Затем вдруг брови ее нахмурились, глаза засверкали.

– Ты хочешь говорить со мной о ней? Она бросила тебя, поэтому-то ты и пришел ко мне!

Панафье покраснел, но пожал плечами.

– Ты с ума сошла, милая Нисетта, – сказал он. – Я на тебя рассержусь, если ты будешь произносить ее имя. Я не хочу разговаривать о ней с тобой.

Нисетта была женщина умная и думала, что умеет читать по выражению лица, поэтому, посмотрев на любимого человека, она подумала: «На этот раз он уже никуда от меня не уйдет». «Боже мой! – думал в свою очередь Панафье. – Сегодня я проведу приятную ночь, так как узнаю, что из себя представляет аббат Пуляр». Читатели видят, что они были вполне расположены солгать друг другу.

Обед продолжался далеко за полночь, и только один из гребцов был на ногах. Дамы спали, а остальные гребцы делали тщетные усилия бороться со сном.

Панафье проводил Нисетту в маленькую комнатку, окна которой выходили на Марну.

Панафье, знавший отлично расположение дома, специально выбрал ее. Это была маленькая веселая комната, окна ее были окружены вьющимися розами, запах которых врывался в комнату вместе с запахом только что скошенного сена. В комнате была кровать с белыми кисейными занавесками, маленький умывальный столик с фаянсовой посудой синего рисунка и единственный стул.

Наши читатели достаточно знают Нисетту, поэтому можно и не говорить, что она отдала дань обеду, о чем говорили ее блестящие глазки и улыбающийся ротик.