Русские на Эвересте. Хроника восхождения - Мещанинов Дмитрий. Страница 18

12.00. Балыбердин и Мысловский продолжают свой медленный подъём. Володя тщательно («Слишком тщательно», – как он потом скажет) выбирал маршрут, просматривая разные варианты. («Надо было просто идти и идти, так как почти всегда варианты оказывались одинаковыми по сложности, а путь в общем довольно логичен и однозначен»).

У Мысловского кончился первый баллон кислорода. Они не знали, сколько ещё времени подниматься до вершины. Решили на последнем баллоне снова поставить минимальный расход кислорода – один литр в минуту. Скорость движения у Мысловского вновь упала, но он не тормозил Балыбердина, который шёл теперь тоже очень медленно.

Слева виднелся Северный гребень. Мало-помалу, он приближался к восходителям. На юге красовалась панорама Центральных Гималаев с пиками Лхоцзе и Макалу. На севере громоздились вершины, переходящие в коричневое Тибетское нагорье. А над всем этим, на фоне ослепительно белоснежных пиков – темно-синее покрывало неба. Снизу поднимались облака, заполняя долины и укутывая хребты клубящимся туманом.

Начались припорошенные снегом серые наклонные плиты, напоминающие огромных размеров черепицу, а ещё точнее, гигантскую лестницу. Поднимаясь на очередную скальную ступеньку, видели перед собой следующую. А вершины все нет и нет. «Лестница» вывела к очередному серьёзному препятствию – двадцатиметровой стене.

– Как думаешь, далеко ещё? – спросил Балыбердин.

– После стены уже простая дорога, – ответил Мысловский, хорошо теоретически знавший маршрут. –  Здесь можно оставить «железо» [26].

Володя выложил на снег кошки, крючья, карабины, молоток, оставив только рацию, кинокамеру и фотоаппарат. Преодолели стену и увидели относительно пологий заснеженный склон.

Снежными взлётами [27] он уходил вверх, кое-где перемежаясь разрушенными серыми скалами. Всё чаще встречались следы пребывания предыдущих экспедиций: они видели то пустой желтый кислородный баллон, то остатки рации, то брошенный кем-то ледовый молоток.    

 14.15. «Идём и идём вверх. Каждый следующий взлёт принимаем за вершину, а её всё нет и нет... Когда же наконец всё кончится?» – послышался в базовом лагере голос Балыбердина.

Монотонная ходьба выматывала не меньше, чем лазание по скалам. Точнее, техническая работа отвлекала от посторонних мыслей. Теперь на этом простом пути они поняли, насколько устали.

Не возникало желания смотреть вокруг. Никаких эмоций и лишних движений. Несколько шагов – остановка. Ещё несколько – снова отдых.

14.35. Балыбердин вызвал базу:  «Во все стороны пути только вниз». Тамм поздравил с победой и спросил, где напарник. «Скоро подойдёт», – ответил Балыбердин. Через десять минут на вершину Эвереста поднялся Мысловский. Володя не успел настроить кинокамеру, но Эдик, несмотря на его просьбы, не останавливаясь, прошел мимо и обессиленный плюхнулся на снег. Победа далась ему на пределе сил.

– Первые ощущения после победы? – вспоминает Владимир Балыбердин. – Неимоверная усталость. Но и облегчение: до самого конца шёл без кислорода, и теперь оставался лишь путь вниз, где с каждым метром легче дышать. Ещё я подумал: «Что бы теперь ни случилось с погодой, с маршрутом, с нами – все равно, русские побывали на Эвересте».

– Мы не обнимались, не целовались, не кричали от радости – сил не было, – добавляет Эдуард Мысловский. – Я чувствовал полное удовлетворение восхождением. Не потому, что именно мы взошли первыми (это дело случая; на нашем месте вполне могли оказаться другие), а потому, что по пройденному пути легче будет идти нашим товарищам. Не физически легче – морально.

Вершина Эвереста – это небольшой снежный купол, на котором одновременно уместятся не более пяти-шести человек. Там было пусто. Все, что альпинисты приносят с собой, либо сдувается, либо засыпается снегом. Единственное, что напоминало о присутствии здесь восходителей, так это кусочек дюралевой трубки, торчавшей из снега. На ней трепетали на ветру обрывки выцветших вымпелов.

В 1975 году китайские альпинисты затащили по частям и установили на вершине триангуляционный знак – трехметровую треногу из дюралевых трубок. Последующие восходители обычно привязывали к ней вымпелы, флаги, различные сувениры в доказательство того, что побывали именно на Эвересте, а не на его предвершинах. Постепенно снег заметал треногу. И вот теперь от неё остался лишь небольшой кусочек сантиметров в пятнадцать. Так что Эверест за последние годы «подрос» ещё почти на три метра.

Непальский офицер связи, который должен был из базового лагеря зафиксировать достижение вершины, задавал по рации через переводчика вопросы:  «Где Лхоцзе? Какого цвета вершина? Где расположена тренога? Как выглядит окружающая панорама?»

Как она выглядит? Незабываемо! Выше – только небо, ниже – нагромождение остроконечных пиков, толпящихся вокруг до самого горизонта. Самый высокий из ближайших восьмитысячников Лхоцзе казался отсюда не такой уж высокой горой.  Величественная, суровая и безбрежная панорама Гималаев потрясала и гипнотизировала. От неё трудно оторваться, но надо выполнять обязательную программу.

Балыбердин и Мысловский достали кинокамеру и фотоаппарат, сняли друг друга, саму вершину с торчащим из неё кусочком треноги, окружающую панораму, которую постепенно начали затягивать облака. Надо уходить вниз.

– Не задерживайтесь, спускайтесь вниз скорее, спускайтесь, – торопил их из базового лагеря Евгений Тамм. – Потому что поздно будет, поздно. Дороги, боюсь, не найдете, не найдете дороги. Как понял?

– Всё ясно, всё ясно... – донеслись сверху отрывистые слова Балыбердина. – Оставляем баллон... кислородный баллон двести восемьдесят... сто тридцать семь... к треноге... верхушке треноги...

15.15. Двойка начала спуск. Прошли несколько метров, Мысловский остановил напарника: «Что ты скажешь, когда приедешь домой? Ведь тебя спросят: камень привёз?»  Балыбердину эта мысль понравилась, и он быстро набросал в рюкзак несколько килограммов известняка. Теперь скорее вниз. Светлого времени осталось немного.

15.40. Группа Иванова, находящаяся в пятом лагере, связалась с базой и узнала о выходе двойки на вершину. И без того хорошее настроение ещё более улучшилось.   (О падении в трещину Москальцова наверх не сообщали). Добравшись до 8500, они  расширили площадку, на которой стояла палатка, приготовили обед и с аппетитом уплетали суп-харчо, закусывая его салом с сухарями.

Все чувствовали себя превосходно (редкий случай на столь больших высотах) и не сомневались, что скоро в лагерь вернется передовая двойка, что все вместе «в тесноте, но не в обиде» проведут ночь, а утром своей четверкой выйдут на штурм. Они не предполагали тогда, что Эверест в очередной раз нарушит их радужные планы.

16.00. В базовый лагерь спустилась с ледопада спасательная группа. Москальцов хорошо перенес транспортировку и чувствует себя неплохо. Опасения Орловского насчет перелома костей черепа, к счастью, не оправдались. По мнению доктора, опасаться за его жизнь нет оснований. И всё же при первой возможности Москальцова надо эвакуировать вниз.

16.15. Прошел ровно час, как Балыбердин и Мысловский начали спуск с вершины. Поначалу, несмотря на вновь навалившуюся усталость, шли медленно, но спокойно. Вскоре облачность поднялась настолько, что они оказались словно в молоке. Видимость ухудшилась. Пошел снег. Скалы стали скользкими и опасными. И без того медленный темп спуска вовсе замедлился.

До наступления темноты оставалось не больше двух часов, а они прошли всего ничего. Сил с каждой минутой становилось все меньше и меньше. После некоторых раздумий решили сообщить руководству экспедиции, что находятся в аварийной ситуации и нуждаются в помощи товарищей.