Мореплаватели солнечного восхода - Хироа Те Ранги. Страница 44

На Фагатау со мной произошел случай, который, хотя и не имеет прямого отношения к рассказу, может служить хорошим примером искреннего радушия полинезийцев и доброжелательного отношения к людям одной с ними расы. Когда мы пристали к берегу, я пожал руку туземцам, ожидавшим нас, как обычно, на берегу. Среди них было несколько стариков, но я не осмелился произнести речь, ограничившись таитянским приветствием «Иа орана». Торговый агент с судна отправился в деревню, расположенную на расстоянии нескольких сот ярдов от берега, и я последовал за ним. Меня догнал высокий красивый туамотуанец средних лет, во время пути он с удивлением искоса разглядывал меня. Он пытался определить мою национальность, но не решался задать мне прямой вопрос, так как я мог оказаться полинезийцем, а ни один полинезиец, каково бы ни было его происхождение, не осмелится спросить у своего соплеменника «кто ты такой?» Ведь человек, к которому относится этот вопрос, может оказаться верховным вождем, и тогда любопытному остается только сгореть от стыда за свое невежество. На островах Туамоту старикам разрешается в качестве вопроса произнести следующий стих, за которым в прежние времена обязательно последовало бы описание родословной.

Чтобы рассеять сомнения туамотуанца, я спросил, указывая на дерево: «Хе аха те ингоа о тера ракау?» (Как называется это дерево?) Эти слова произвели на моего спутника неожиданно сильное впечатление. Он вздрогнул, произнес название дерева и так и остался стоять с открытым ртом и вытаращенными глазами. Что же поразило его так сильно? Как бы хорошо ни овладел иностранец полинезийским диалектом, он всегда неправильно произносит гласные или не так интонирует согласные звуки. По заданному мной вопросу мой спутник догадался, что я принадлежу к его племени. Невыясненным оставался еще вопрос о том, откуда я родом и кто я такой. Насладившись вволю его изумлением, я сказал: «Меня зовут Те Ранги Хироа». Я знал, что Эмори и Стимсон рассказывали обо мне некоторым из своих туамотуанских собеседников, и надеялся, что мой спутник слышал мое имя. Он схватил мою руку, с силой сжал ее и с криком: «Фариуа, о Фариуа, здесь Те Ранги Хироа», бросился к какому-то старику, оставшемуся на берегу.

От толпы отделился и заспешил к нам старик с умным лицом. Он сердечно пожал мне руку и сказал: «Почему же ты не предупредил нас о своем приезде?» Я не сознался, что забыл, на каком именно атолле он живет, хотя и помнил, что Фариуа сообщил Эмори и Стимсону много ценных сведений во время их прошлых посещений архипелага. Мы направились к дому Фариуа, устроились на террасе и стали беседовать. Дочь хозяина, которая также была для моих коллег ценным информатором, сидела вместе с нами. Когда пришло время распрощаться, Фариуа отдал какое-то распоряжение. Маленький мальчик исчез, затем снова появился, неся двух живых кур. Это был подарок Фариуа своему сородичу с отдаленного острова. К месту причала мы направились в сопровождении мальчика, который нес за нами птиц.

Я обратился к Фариуа: «Проедемся вместе по морю».

Я знал, что наше судно везло с Мангаревы ящики с бананами и плодами мангового дерева. Эти фрукты продавали на различных коралловых островах, где не росло ничего, кроме кокосовых орехов. Фариуа покинул судно с последней лодкой, увозя с собой ящик с плодами хлебного дерева и бананами, моим ответным подарком в благодарность за оказанное гостеприимство. В Полинезии обычно не принято рассказывать о таких вещах, и я надеюсь, что Фариуа никогда не увидит эту книгу. Мне кажется, что этот маленький эпизод отчетливо характеризует дух полинезийского гостеприимства: дарить и получать, получать и дарить не в интересах материальной выгоды, а для удовлетворения чувства чести.

Глава XV. ПО ПУТИ ВОСХОДЯЩЕГО СОЛНЦА

НА ТРЕТИЙ день после того, как мы отплыли от Реао, капитан судна «Моана», таитянин, указал на восток и провозгласил: «Мангарева». До этого мы миновали атоллы архипелага Туа-моту, по своему интересные, но утомительно однообразные. Мы почувствовали, как изменяется природа, когда с волнением наблюдали за горной вершиной, все выше и выше встававшей над горизонтом. Это была вершина Маунт-Даф, названная так в 1797 г. капитаном Вильсоном в честь его судна, которое везло на Таити первую партию сотрудников Лондонского миссионерского общества [57]). Гора словно всплывала из моря, и можно было понять чувства полинезийских открывателей новых земель, когда они дали острову имя Мангарева, что значит Плавучая гора [58].

Мы проплыли по западному проливу через окаймляющий его риф, и перед нами открылись отдельные острова этой группы. Слева мы оставили за собой Тараваи, около которого приютился маленький остров Ангакау-и-таи. К югу лежала группа небольших скалистых островов, среди которых самым крупным был Камака.

Акамару и Аукена, когда мы к ним приблизились, оказались двумя отдельными островами. Мы поплыли вдоль южного берега самого крупного острова, Мангаревы; над ним возвышалась вершина Маунт-Даф. Для этих островов, представляющих собой остатки кратерного кольца, характерны отвесные и оголенные склоны холмов, поросшие тростником. На Мангареве отроги главного горного хребта спускаются к морю и ограничивают небольшие заливы. От залива до склонов гор простираются крошечные участки плодородных земель; поэтому кокосовые пальмы растут маленькими разрозненными рощицами. На плоскогорье к югу от Маунт-Дафа расположено кладбище. Там находится гробница Те Ма-путеоа, последнего мангаревского короля. Мы обогнули кладбище, и нашему взору открылась главная деревня острова, Рикитеа, и две башни ее собора, возвышающиеся над деревьями.

Шхуна бросила якорь недалеко от пристани. Встречая прибывшее судно, туземцы выходили с вытянутыми вперед руками и произносили приветствие: «Эна кое» (А вот и вы), точно соответствующее новозеландскому приветствию: «Тена кое». Правила вежливости требуют произнести в ответ: «А кое ноти» (Действительно вы). Речь мангаревцев звучала приятно, потому что напоминала смешение маорийского и раро-тонганского диалектов. Звук «h» отсутствует, и ему соответствует пауза. Согласные «k» и «ng» здесь произносятся. К сожалению, французские священники, записывая туземные языки, передавали звук «ng» буквой «g» — такая система записи распространена сейчас по всей французской Океании и на Самоа. Владея маорийским и раротонганским диалектами, я за короткое-время научился разговаривать по-мангаревски.

Человек, который утверждает, что, зная язык одного полинезийского архипелага, он сразу может понять все слова другой островной группы, приписывает себе необыкновенные способности. Мой родной язык — маорийский, между тем откровенно признаюсь, что я никогда не мог дословно разобрать речь жителей тех полинезийских островов, куда попадал впервые. Купец для заключения, торговых сделок удовлетворяется маленьким запасом слов; журналист может в достаточной степени овладеть языком, «впитывая» его от окружающих. Этнолог же обязан глубоко изучить грамматику, разбираться в идиоматических выражениях и в различных значениях слов. Многие слова имеют одинаковое значение по всей Полинезии, но наряду с этим встречаются значительные отклонения. Они-то и поколебали мою самоуверенность. Разрешите мне в качестве примера рассказать вам отрывок из народной сказки.