Эверест-82 - Рост Юрий. Страница 10

Сирдар — главнокомандующий со всеми полномочиями и правами — набирает носильщиков, а те подходят к горе поклажи и выбирают, что поудобней нести. Ремень на лоб, груз за спину — и пошел. Часть грузов нашей экспедиции было расфасовано в бочки. Кто опоздал, тому и досталась эта не очень ловкая упаковка.

Выходит, самолеты встречают не только ради любопытства. И после того, как он, словно лыжник с трамплина, срывается с наклонной взлетной полосы, еще долго не расходится народ.

И мне не хочется уходить с аэродрома, потому что у меня связан с ним замечательный вечер, когда мы с Евгением Игоревичем Таммом в кромешной тьме под мелким дождем, сопровождаемые глухим звоном колокольцев на шеях пасущихся где-то рядом яков, гуляли вверх-вниз, раз, верно, двадцать пройдя от стены до обрыва по взлетному полю.

Евгений Тамм — серьезный ученый, хороший альпинист, сам по себе интересный человек, да еще на него, хочет он или нет, проецируется имя его отца, — нобелевского лауреата, академика Игоря Евгеньевича Тамма, привившего сыну любовь и к науке и к горам.

Я несколько побаивался Тамма. Доходили слухи, что он сух и суров. Интервью, которые он давал до Непала, отличались и вправду сдержанностью и, я бы сказал, аскетизмом информации, то есть отсутствием милых нашему сердцу подробностей. Кроме чувства боязни (не страха все-таки) я испытывал к нему и испытываю теперь еще в большей степени (зная подробности) чувство уважения.

Совершенно отвечая за свои слова, могу сказать: не будь Тамм столь одержим идеей гималайской экспедиции, не руководи он ею, не пробивай ее в самых различных организациях и инстанциях, не было бы в 1982 году похода на Эверест, завершившегося столь успешно. И неизвестно, когда бы он еще был. Ведь не в первый же раз советские альпинисты собирали рюкзаки в далекие горы…

К тому времени, когда Тамм пригласит меня погулять по аэродрому, мы были знакомы уже давно-третий день. Тревоги и волнения улеглись, все живы, все рядом, кроме улетевших на вертолете, но они тоже недалеко. Завтра-послезавтра придет самолет, погрузимся (меня тоже берут в Катманду) и мы гуляем под дождем. Иногда я что-то спрашиваю, а иногда этого и не надо делать, потому что Евгений Игоревич рассказывает сам. Я слушаю. Я уже знаю к этому дню многие детали, Тамм тем более знает их. Мы объединены знаниями, что ему, как ученому, должно импонировать. Я не задаю глупых вопросов (я их задал в прошлых беседах), и, мне кажется, мы вполне доверяем друг другу.

Мы бредем вниз по аэродрому и слышим, как за нашей спиной в «шерпа-отеле» поет под гитару Сережи Ефимова первая советская гималайская экспедиция.

Сложись все удачней, наши песни звучали бы в Гималаях еще в пятидесятых годах, — правда, не по южную, а по северную сторону хребта, в Тибете. Именно оттуда мы собирались почти тридцать лет назад совершить попытку восхождения на Эверест. Китайские альпинисты готовились в наших альплагерях и скоро стали участвовать в высотных восхождениях. Кирилл Константинович Кузьмин, личность легендарная в альпинизме, занимался организацией этой экспедиции вместе с Виталием Михайловичем Абалаковым, столь же легендарным альпинистом и человеком. Все сорвалось внезапно и не по вине организаторов — начавшиеся волнения в Тибете сделали невозможными подходы к Горе.

Потом было еще несколько попыток подготовить экспедицию в Гималаи: на Эверест, на Макалу, на Канченджангу, но все эти попытки не удалось реализовать. Альпинисты приводили много аргументов в пользу гималайских восхождений, но не находилось людей, которые, выслушав эти аргументы, приняли бы решение. Контраргумент был, по существу, один — деньги, валюта. Именно с целью cубсидирования гималайской кампании на Памире и на Кавказе были открыты международные альплагеря. Они стали давать необходимые средства, и скоро набралось денег достаточно, чтобы провести не одну, а несколько экспедиций, но все забыли, зачем были придуманы ловушки для денежек, — и международные альплагеря превратились в самостоятельное предприятие.

Новые гималайские сборы после ничем не кончившейся попытки 1973 года (на вершину Макалу — 8481 метр) начались в 1975 году. В этот раз собирались на Канченджангу — 8597 метров, но тут пришло официальное разрешение правительства Непала на проведение экспедиции на Эверест на 1980 год. Желающих взойти на восьмитысячные вершины, находящиеся на территории Непала, много, и местные власти регулируют очередь. Теперь предстояло ждать 1980 года. Точнее, не ждать, а готовиться к нему. За время многолетних предгималайских томлений состав сборной целиком поменялся. Появились молодые альпинисты, часть из которых уже в роли ветеранов взойдет на Эверест-82.

В 1977 году в порядке подготовки к Событию, которое произошло пять лет спустя, был совершен выезд на Аляску, на суровый, самый северный шеститысячник в мире Мак-Кинли (6193 метра). Те, кто бывал на Эвересте и на Мак-Кинли, утверждают, что погодные условия для работы на этих горах схожи, несмотря на огромную разницу в абсолютной высоте.

Восхождение было полезным и удачным. Местная газета «Анкоридж таймс» писала: «Первое русское восхождение на Мак-Кинли успешно завершилось… в нем участвовали Эдуард Мысловский, Валентин Иванов, Сергей Ефимов, Олег Борисенок, Алексей Лебедихин и старший тренер Владимир Шатаев. Их сопровождал представитель Альпийской ассоциации Канады Майк Хелмс из Такомы и Релли Мосс из Сиэтла…

— Они поднялись невероятно быстро, — сказал о русских Хелмс, — они прекрасно акклиматизировались и были в отличном физическом состоянии!; Для высотников всех стран Мак-Кинли своего рода пробный камень, школа самых сложных восхождений.

Активным организатором выезда на Мак-Кинли был ректор МГУ академик Рэм Викторович Хохлов, трагическая смерть которого была ударом и для гималайской кампании. Председателем Федерации альпинизма СССР в ту пору был Евгений Тамм, он и возглавил гималайскую экспедицию, покинув для этого свое президентское кресло. Предполагалось, что старшим тренером будет К. К. Кузьмин, но он уехал в Красноярск главным инженером Красноярскгэсстроя… Кандидатура профессора Овчинникова, известного советского восходителя, на пост старшего тренера была безусловной, и Анатолий Георгиевич приступил к делу.

В 1978 году должна была состояться разведывательная поездка в Непал, но она, как и все предыдущие сорвалась. Это было недоброе предзнаменование. Тамм и Овчинников прекрасно понимали значение предстоящего восхождения не только для возможных его участников, но и для развития всего советского альпинизма. Наши мастера долго варились в собственном соку.

Нельзя сказать, чтобы они не были известны в мире вовсе — изредка наши спортсмены участвовали в совместных восхождениях на многочисленные вершины, скалы и стены в Европе, Южной и Северной Америке. Альпинистский мир с уважением относился к нашим достижениям на собственных семитысячниках, но… Вот это «но» все же существовало. Тридцать лет прошло после первого легендарного восхождения на восьмитысячник Аннапурну экспедиции француза Мориса Эрцога. Десятки команд, сотни альпинистов мерялись силами с гигантами Гималаев. Обретали новый опыт, побеждали и терпели крушения, а мы смотрели, читали и слушали восторженные или печальные строки и не знали, где наше место в этом гималайском караване. Чувствовали, что в голове, а не в хвосте, уверены были, но это была ситуация из старого анекдота, когда некий чудак решил, что он зерно, и стал бояться кур. Доктор долго ему внушал, объяснял, доказывал, что он не зерно, и убедил. Человек вышел на улицу, увидел курицу и побежал обратно к доктору.

Чего боитесь? Вы ведь знаете, что вы не зерно…

Я-то знаю, — ответил чудак, — но курица не знает.

Гималаи не знали, что мы можем на них взойти, горное общество не знало. Только мы знали. Этого же было мало!

Тамм и Овчинников понимали, что только необыкновенные действия могут привести машину в движение. Будучи людьми страстными и верящими в необходимость затеянного дела, они стали искать всевозможные пути.