Зеленая книга леса - Семаго Леонид Леонидович. Страница 14

Чаще всего слышится громкий и сильный свист, отчетливый, мягкий и музыкальный. Он настолько приятен и мягок, что кажется вылетающим из губ, а не из острого клюва (его чуть не каждый скворец повторяет весной задолго до прилета самой первой иволги). Красивое, легко и нежно звучащее название птицы — «иволга», одно из самых музыкальных народных названий птиц, дано ей именно за этот свист. В какой-то мере оно характеризует и внешность иволги, яркую и изящную.

Свистом иволга извещает о своем прилете, сроки которого отличаются поразительным постоянством: какая бы весна ни была на Русской равнине, на второй неделе мая в ее дубравах обязательно прозвучит громкий флейтовый призыв. Часто прилет совладает с цветением садов. Листья на деревьях в эту пору еще светлые, мелкие и редкие, поздние дубы еще не распускались. В эти дни удается увидеть сразу несколько иволг: черно-желтые самцы, словно играя или состязаясь, гоняются друг за другом в полупрозрачных кронах. Они не пугливы, но на землю опускаются так редко, что создается впечатление, что она им не нужна совсем.

В июне чаще бывают слышны резкие и не очень приятные на слух выкрики иволги, похожие на кошачий вопль, за что ее называют лесной кошкой. Такими интонациями в птичьем и зверином мире выражаются раздражение, неудовольствие, угроза. Это ее боевой крик. Им она предупреждает, с ним нападает на тех, кто посягает на участок, гнездо, кто случайно оказывается поблизости. Смелая птица решительно бросается на сороку, на ворону, не робеет даже перед тетеревятником. Она не доверяет и довольно миролюбивому грачу и гонит его прочь с такой же яростью, как самых отъявленных грабителей чужих гнезд. Обладая преимуществом в скорости и маневре, иволга ловко наносит удары сверху, а грач удирает, не имея возможности защищаться на лету.

Есть у иволги и чисто семейные звуки. До появления в гнезде птенцов, когда самка насиживает, самец в спокойной обстановке поет тихую песню, которая совершенно не вяжется ни с красивым свистом, ни с роскошной внешностью певца. Какое-то негромкое, нескладное и неразборчивое щебетание без начала и конца. Оно немного похоже на зимнее пение сойки или домового воробья. Если не мешают шелест листвы, песни и крики других птиц, то, слушая внимательно, можно уловить в этом щебетании чужие голоса. Выходит, что у иволги есть какие-то способности посредственного пересмешника. И словно стыдясь своего неумения, напевает самец тихую песню только для себя, укрывшись в гуще листвы, как бы спрятавшись от любопытных слушателей.

Гнездо свое иволга прячет очень умело. Аккуратная корзиночка сплетена в развилке тонкой ветки, но как бы ветер ни тряс дерево, как бы ни гнул, ни трепал ветку, яйца из такой корзиночки не выкатываются, потому что по ее внутреннему краю птица делает валик. В конструкции гнезда нет ни тяжеловесности дроздовой постройки, ни громоздкости и неряшливости гнезда сорокопутов. Среди птиц ее роста нет более искусных строителей, чем она.

Осторожна иволга у гнезда, и врагов встречает в стороне от него: уж очень заметна сверху яркая белизна крупных с редким черным крапом яиц. И птенцы сидят в гнезде тихо-тихо. Но когда покидают его, то, пользуясь совершенством своей маскировки, становятся, наоборот, очень крикливыми, чуть ли не ежеминутно издавая громкое троекратное «хихиканье».

Это не просящее, а прямо-таки требовательное «хихиканье» — звук уже июльский. Так слетки дают знать родителям, где сидит каждый. Громкие голоса птенцов слышны далеко, как маячные сигналы. Им выгоднее и безопаснее сидеть на месте и напоминать о себе, чем следовать за родителями, когда те ищут корм. И еще у неподвижного иволжонка меньше вероятности быть обнаруженным пернатым хищником.

В наряде молодой иволги нет яркости взрослой птицы, и заметить ее почти невозможно еще и потому, что в кронах деревьев уже есть поблекшие и пожелтевшие от июльской жары листья, рядом с которыми затаившийся короткохвостый слеток сам словно лист, повисший на веточке. Как будто весь на виду и вместе с тем неразличимый с двух шагов. Сидит, словно дремлет, но чем сильнее хочется есть, тем чаще выкрикивает он свое «хи-хи-хи». При близкой опасности тревожный приказ матери заставляет птенца замолчать, как бы ни был он голоден.

К концу июля, начиная охотиться самостоятельно, молодые иволги не становятся молчаливее. День-деньской под надзором родителей они упражняются во взрослом «разговоре»: щебечут, мяукают, свистят и почти не «хихикают». Только свист и мяуканье у них еще не настоящие: не хватает ни голоса, ни умения. Поэтому вместо красивого «фиу-льиу-лиуль» получается что-то вроде торопливого «финь-ти-тир-льиу».

Будучи птицей-невидимкой, иволга разыскивает в кронах дубов, берез, тополей зеленых и зеленоватых гусениц-невидимок, гладких гусениц-бражников, пядениц, хохлаток, листоверток, совок, личинок пилильщиков, набитых пережеванной листвой деревьев. Идут в пищу и мохнатые гусеницы шелкопрядов, но это во вторую очередь. На таком сочном корме ни взрослые, ни птенцы в гнезде не испытывают жажды. И семья иволг может в самое засушливое лето от прилета до отлета прожить в безводном лесу, где ни родничка, ни луж не бывает даже после проливных дождей. Несколько капель утренней росы, несколько дождевых капель с листьев достаточно, чтобы не лить весь день. А с середины лета начинается лесная ягода: бузина, черемуха, земляника, малина, жимолость, ландыш, которые иволгам нравятся не меньше, чем дроздам.

Улетают иволги на африканские зимовки семьями в августе, пробыв на родине всего три месяца. Скликая по утрам друг друга, собираются вместе. Птичьих голосов в это время мало, а песен совсем нет, и кажется, что во всем лесу только иволги да провожающие их теньковки и веснички. Месяца за полтора до прихода золотой осени улетают они, но если бы и остались на лесной карнавал, то все равно не нашлось бы ни в одной кленовой роще листочка, чтобы мог поспорить яркостью с оперением птицы-флейты.

а старой, но еще не заросшей дорожной колее, на дне неглубокой ямы от выворотня, на костровой плешине, где весной дожигали порубочный хворост, к окончанию вечернего концерта дроздов, когда покинут дневное убежище летучие мыши, вдруг беззвучно шевельнется у ног песок, появятся странные глаза, похожая на лягушачью голова и косолапые передние ножки. Наполовину оставаясь в земле, как изваяние, предстанет перед вами странное животное: не заметно его дыхания, металлом поблескивают немигающие глаза без зрачков, будто попало это завороженное существо в лесной мир заново, смотрит на него незрячими глазами и никак не может ничего вспомнить. Но вот в глазах появляются черные щели зрачков, делаясь все шире, они раздвигают блестящую радужку, превращая ее в узенький, яркий ободок. Глаза изваяния становятся глазами живого существа — чесночницы, которая вылезает из земли, оставляя за собой неглубокую, овальную норку с узким валиком песка.

Если не удалось подкараулить вечерний выход чесночницы, можно не спеша пройти несколько шагов по еще различимой в сумраке тропе, и одна-две маленькие тени короткими прыжками уступят вам дорогу, зашуршав сухими листьями на обочине. В луче фонарика застынет в неподвижности похожее на лягушку существо неопределенного цвета с выражением покорности и изумления в больших, круглых глазах, немигающих и черных-черных. Эти глаза и лоб бугром между ними выдают чесночницу. Через час на том же месте не отыскать ни одной: как под землю провалились. Не провалились, а закопались, окончив охоту.

Просидев в земле дотемна, чесночницы как-то угадывают, что кончился день и пора выбираться наверх. Вылезли. Теперь поскорее поймать жука, слизня, червя — кто попадется, и снова закопаться на несколько дней. Зарыться поглубже, если сухо в лесу, отсидеться под лесной подстилкой, если идут дожди. Главное — поменьше и пореже быть на поверхности, чтобы самим не стать чьей-либо жертвой. Ядовитая кожа жаб, лягушек, жерлянок навсегда отбивает у многих хищников желание трогать их второй раз. А чесночниц даже совы ловят, когда туговато с их обычной добычей — мышами и полевками. Куры домашние около лесных кордонов умеют находить по утрам закопавшихся чесночниц и, жадные ко всему мясному, тут же расклевывают беззащитных животных.