Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам - Черток Борис Евсеевич. Страница 59

Правительство не осталось в долгу после двух удач со спутниками. В декабре 1957 года посыпались правительственные награды и, в том числе, восстановленные после смерти Сталина Ленинские премии.

В те годы звание лауреата Ленинской премии ценилось очень высоко. Это было не менее почетно, чем звание Героя Социалистического Труда. Но если героем, как пелось в песне, «может стать любой», то Ленинские премии присуждались за особо выдающиеся заслуги в области науки, литературы и искусства. По положению о Ленинских премиях они должны были присуждаться ко дню рождения Ленина — 22 апреля. Но для нас сделали исключение. Звание Ленинских лауреатов в ОКБ получили Королев, Мишин, Тихонравов, Крюков, Черток. Все главные конструкторы, члены большого Совета, которые в 1956 году получили звание Героев Социалистического Труда, в 1957 году стали Ленинскими лауреатами.

Звание Героев получили Бушуев, Воскресенский и Охапкин. Не обделили наградами участников работ и во всех смежных организациях.

Подготовка к встрече 1958 года всеми участниками первого в истории космического прорыва проходила с сознанием вступления в новую область деятельности. Если до этих первых двух простейших спутников мы, чистые ракетчики, смотрели несколько свысока на наши первые группы космических проектантов, то теперь поняли, что на нас всех ляжет новая космическая нагрузка.

Мне уже совершенно осточертели кислородные продувки, сопровождавшиеся мучительными извлечениями проб желчи. Количество эозинофилов и лейкоцитов в крови уменьшалось медленно, и на настоящую работу меня не выпускали.

Пользуясь почетным званием Ленинского лауреата, я получил путевки и для себя и для Кати в дом отдыха «Валдай», находившийся в ведении 4-го Главного управления Министерства здравоохранения. Так в конце января мы оказались на берегу замерзшего озера Валдай, почти посередине между Москвой и Ленинградом. Это чудесное место было облюбовано до войны под резиденцию Жданова и Сталина. По рассказам старых цековских аппаратчиков, которых я встретил в этом доме отдыха, строительство здесь велось по одобренному Сталиным предложению Жданова. Предполагалось, что они вдвоем в этом уединенном месте засядут за великий научный труд — новую историю революционного движения, историю партии и теоретическое обоснование строительства коммунистического общества.

Центральную часть этой усадьбы составлял корпус с двумя номерами «люкс», имелось в виду по одному для Жданова и Сталина, и многими комнатами со всеми удобствами для ближайших помощников. Соответственно задачам была великолепная библиотека, комнаты для спокойного отдыха, биллиард, музыкальный и кинозал, большая столовая. В этом корпусе мне места не нашлось. Нас поселили в корпусе, перестроенном для отдыхающих из бывшей казармы батальона охраны этой резиденции. Местные хозяйственники рассказывали, что действительно батальон и все многочисленные хозяйственные службы здесь до войны чуть ли не год несли службу, но ни Жданов, ни Сталин так ни разу и не появились.

О прежнем назначении этого дома отдыха напоминала колючая проволока, которой была обнесена обширная территория хвойного леса, примыкающего к озеру, и транспаранты «запретная зона».

Несмотря на недомогание, я решил испробовать метод лечения, который выдумал сам. Сразу после завтрака ходил на лыжах до изнеможения. Возвращаясь, шел в душевую, ложился на деревянную решетку и парился под сильно бьющими струями до состояния полного блаженства. После короткого отдыха следовал обед и положенный «мертвый час». Затем снова на лыжи, но уже вместе с Катей и новыми знакомьми. Второй сеанс на лыжах проходил без напряжения.

Через две недели такого режима по возвращении в Москву я себя чувствовал совершенно здоровым. Явился к Кассирскому, который, посмотрев на только что полученный экспресс-анализ крови, задал вопрос: «Ну, рассказывайте, кто вас так быстро вылечил? Анализ совершенно нормальный!» Я все рассказал, как на духу. Он не очень уверовал в стабильность моего нового состояния и просил регулярно наведываться.

На этом закончилась загадочная болезнь, которая более чем на полгода оторвала меня от работы.

С тех пор в перечне, который я обязан вспоминать, становясь на учет в поликлинике или появляясь в санатории, кроме детских кори и скарлатины, операции аппендицита и последнего гриппа, добавилась еще эозинофильная болезнь. Единственным утешением по этому поводу была успешная защита кандидатской диссертации ученицей Кассирского. Хотя я и получил приглашение с предложением выступить на медицинском ученом совете, но во избежание незаслуженной популярности счел за благо не явиться, а ограничился телефонным поздравлением.

Глава 4. ТЮРАТАМ — ГАВАЙСКИЕ ОСТРОВА — ДАЛЕЕ ВЕЗДЕ 

ЛЕТНО-КОНСТРУКТОРСКИЕ ИСПЫТАНИЯ ПРОДОЛЖАЮТСЯ

После валдайского цикла самодеятельного лечения я закрыл больничный лист и приступил к работе в прежнем режиме.

Фронт работ в ОКБ-1 с начала 1958 года продолжал резко расширяться. Неожиданный успех двух первых простейших спутников в общем процессе огромной работы по созданию ракеты Р-7 был достигнут сравнительно легко.

Стала очевидной необходимость более глубокого и серьезного отношения к космическим объектам. Неудачи при пусках Р-7 требовали переосмыслить и многие проблемы, связанные с этой ракетой. Официально создание спутников нам было поручено постановлением правительства от 30 января 1956 года. Этим постановлением, подготовленным в основном Королевым с участием Келдыша и привлеченных им академических ученых, предусматривалось создание в 1957-1958 годах неориентированного спутника для научных задач. Была оговорена масса спутника в пределах 1000-1400 кг, из них для научно-исследовательской аппаратуры выделялось 200-300 кг. Уже в июле 1957 года группой Рязанова был разработан эскизный проект этого спутника, который, несмотря на исключительно научное назначение, был засекречен и назван объектом «Д».

Расчеты показали, что если на ракете Р-7 боевую термоядерную головную часть массой в пять с половиной тонн заменить на полезный груз массой полторы тонны, то можно достичь первой космической скорости и вывести спутник на орбиту высотой в апогее 1500 км и перигее 250 км.

Однако все это получалось в расчете на ранее обещанный Глушко удельный импульс тяги двигателя центрального блока не менее 310 кгс/(кг/с). Фактически все огневые стендовые испытания и обработка результатов первых пусков давали величину не более 304-305 кгс/(кг/с)! Это было одной из причин, по которой и появилась идея не рисковать, а пойти по пути создания простейшего спутника.

Для пуска этого спутника было решено в максимальной степени «ободрать» ракету. Несмотря на возражения Рязанского, Королев принял предложение своих баллистиков — снять всю аппаратуру радиоуправления. Выключение двигателя предусматривалось только от интегратора в одну ступень или по команде АКТ — аварийного контакта турбины. Этот контакт срабатывал по окончании одного из компонентов топлива. Была существенно упрощена телеметрия, выброшены кабели, связывающие носитель с головной частью, уменьшено число аккумуляторных батарей. Эти мероприятия были распространены и на носитель второго простейшего спутника.

Запуски первых двух наших спутников потрясли руководителей американской ядерной стратегии гораздо сильнее, чем августовское сообщение о создании межконтинентальной ракеты. Сотрудник американской научно-исследовательской корпорации «Рэнд», разрабатывающей различные военные проблемы, видный публицист профессор Б. Броди писал: «Советские спутники нанесли удар по самодовольству американцев, впервые показав, что русские способны опередить нас в технических достижениях большого военного значения».

Такого рода мысли и высказывания видных американских военных и ученых распространялись у нас в виде закрытой информации с грифом «только для руководящего состава».

Этот «руководящий состав» с большим удовлетворением знакомился с сообщениями из-за океана и в то же время сознавал, что если «холодная война», не дай Бог, перейдет в «горячую», то мы окажемся «трепачами, очковтирателями и кавалерами незаслуженных орденов». Такими эпитетами мы с Охапкиным и Воскресенским при случае награждали Бушуева, который формально как проектант отвечал за конструкцию головных частей, которые разрушались при входе в атмосферу. Теперь Королев передал в его ведение все разработки новых космических проектов.