Наследники страны Ямато - Крючкова Ольга Евгеньевна. Страница 16

– Почему?! Почему?!

Повитуха не знала, что и ответить… – сказать, что такова воля богов? Тогда, действительно: почему их воля столь жестока?

Ей приходилось наблюдать за многими смертями…

– Господин!

Голос повитухи вывел Торию из оцепенения. Он очнулся и удивлённо воззрился на пожилую женщину.

– Что? – спросил он еле слышно.

– Её придётся рассечь кинжалом, только тогда дитя появиться на свет. Промедление может привести к гибели обоих. Ваше слово, господин? – повитуха склонилась в поклоне.

– Скажи, ты помогала моей матери разродиться? – неожиданно спросил Тория.

– Да, господин, – смиренно ответила повитуха.

– Так помоги моему ребёнку!

Пожилая женщина прекрасно поняла, что имел в виду господин Тория – это означало приговор для Мико и спасение для не родившегося младенца.

Последнее, что услышал Тория – плач ребёнка…Он не выдержал, взял кинжал, откинул рукав кимоно и уверенным движением рассёк себе левую руку от кисти и до локтя… Кровь хлынула на светлое татами. Тория не чувствовал физической боли, с наслаждением наблюдая, как татами приобретает красный цвет.

Неожиданно фусуме распахнулась. Не успела госпожа Манами войти, дабы сообщить, что родился мальчик, причём, весьма крупный, видимо, поэтому несчастная и не смогла разродиться, как из её груди вырвался крик ужаса. Перед ней стоял Тория, его кимоно, татами, лежавшие на полу, заливала кровь.

Госпожа Аояги склонилась над умирающим Фусю. Он тяжело дышал, из груди вырывались хрипы.

– Госпожа… – едва слышно произнёс он, – я счастлив вас видеть в тот момент, когда мне предстоит покинуть этот мир. Что ожидает меня там – никому не известно…

– Вас ожидает Чистая земля Будды, – Аояги взяла советника за руку, глаза её затуманились от слёз.

– Возможно, – похрипел Фусю и смутным взором оглядел присутствующих, но, увы, так и не увидел среди них сына, ведь тот верно служил сёгуну. – Личная императорская гвардия – оплот юного императора… Но китайцам надо платить за преданность. Сохраните её, и Гендзи будет в безопасности. Тоётоми постарается захватить власть, император слишком молод, дабы противостоять…

Фусю начал задыхаться. Госпожа Аояги не выдержала и, закрыв лицо широким рукавами кимоно, удалилась в глубь спальни.

Свидетелями последнего вздоха советника стали лишь лекари.

– Госпожа… – услышала Аояги, утирая слёзы. Она обернулась. Секретарь советника протягивал ей свиток, увенчанный личной печатью Фусю.

– Что это?

– Завещание господина Фусю. Он диктовал его мне, я же – записывал…

– Я исполню любую его волю, – пообещала Яшмовая госпожа.

– Господин Фусю завещал всё состояние и два дома императорской казне, – пояснил секретарь.

– Он и на одре смерти думал о Гендзи, – Аояги снова разрыдалась.

Секретарь пребывал в растерянности, не ожидая, что Яшмовая госпожа будет так расстроена. Аояги плакала не только, сожалея о преданном советнике, покинувшем этот мир, а более страшась грядущей неизвестности…

Моронобу пребывал в некотором замешательстве, прочитав послание Хитоми. Безусловно, девушка не могла оставить его равнодушным, он давно на неё заглядывался… Но, как ей ответить? – увы, он не владел искусством стихосложения. Да и потом полюбить дочь своего господина – неслыханная дерзость! Нобунага наказывал самураев и за меньшие провинности. Мало того, что провинившийся совершал харакири [77], как и все взрослые мужчины его рода, умерщвлялись, даже мальчики, ещё не способные держать оружие. Женщины же носили траур до конца своих дней…

Моронобу опасался вызвать недовольство даймё и очернить свой род недостойным поступком, прекрасно понимая, что он не подходящая пара для Хитоми. Безусловно, до него дошли слухи, что помолвка Хитоми и даймё Хадано расстроена, и свадьба не состоится. Он чувствовал себя оскорблённым, ибо была задета честь рода Оды, как впрочем, и всего клана. Фактически, своим поведением Хадано оскорбил вассалов Оды Нобунаги (и даже их байсинов).

Моронобу решил объясниться с Хитоми при первом же удобном случае, пока даймё не прибыл в Адзути.

Улучив момент, когда Хитоми направилась в святилище, дабы прикрепить над входом новый гокей, он последовал за ней. Оглядевшись по сторонам, Моронобу убедился, что они одни, и обратился к девушке:

– Госпожа Хитоми…

Она вздрогнула и обернулась. Нарезанные бумажные полоски выпали у неё из рук.

– Вы напугали меня Моронобу… – укорила она самурая.

Тот же наклонился, подобрал с земли бумажные полоски и протянул девушке. Хитоми снова попыталась прикрепить их на прежнее место.

– Позвольте, я помогу вам…

Моронобу был достаточно высок ростом, и закрепить гокей на специальном крюке, расположенном при входе в святилище, не составило для него труда.

– Благодарю вас, – Хитоми улыбнулась.

Молодой самурай почувствовал страстное желание обнять девушку и прильнуть губами к её щеке или виску…

Он понимал, что необходимо сказать о письме, ведь Хитоми ждёт от него именно этого.

– Я прочитал ваше послание. Ваш стиль безупречен. Увы, но я не способен к стихосложению…

– Неужели?! – удивлённо воскликнула она. – Ведь это так просто писать стихи.

Хитоми развешивала бумажные полоски, испещрённые молитвами, напротив алтаря, дабы занять себя, скрыть свою неловкость и охватившее волнение.

– Сегодня холодный ветер… – сказал Моронобу, по-прежнему не касаясь деликатной темы.

– Да, в замке прохладно. Жаровни едва спасают, приходиться одевать несколько шерстяных кимоно.

Хитоми, наконец, нашла место для последней бумажной полоски, и пристально воззрилась на Моронобу. Он выдержал её взгляд, правда, это было отнюдь нелегко…

– Позвольте сопровождать вас до замка? – робко попросил он.

Девушка рассмеялась.

– Конечно, хотя здесь всего-то не более ста жэней [78]… Если хотите, я попытаюсь научить вас принципам стихосложения, это не сложно.

– Почту за честь…

Хитоми и Моронобу, минуя пруд и изогнутый мостик, направились к Западному крылу Адзути.

Достигнув замка, они увидели, как ворота распахнулись: появился Нобунага в сопровождении своего отряда.

Известие о смерти Главного советника Фусю тотчас облетело Киото и достигло замка Исияма, резиденции сёгуна Тоётоми. Прочитав послание от своего доверенного человека, он испытал двойственное чувство. Безусловно, хитроумный Фусю был его врагом: да, но каким! Несмотря ни на что, Тоётоми уважал советника, считая, что тот в совершенстве овладел ведением закулисных политических игр и запутанных, на первый взгляд не поддающихся пониманию, интриг.

В своё время Тоётоми приложил немало усилий, дабы из врага Фусю превратился в его союзника, но, увы… Теперь же сёгун получил известие о его смерти, и как ни странно, не испытывал ни радости, ни чувства удовлетворения. Неожиданно ему даже стало жаль старика, впрочем, ненадолго.

Сёгун наполнил изящную фарфоровую чашку земляничным вином, испив его он надеялся немного успокоится. Смерть Мико опечалила его, а ещё более он опасался за Тория, который мог снова вернуться к былому образу жизни. Неожиданно Тоётоми пришла мысль: сына надо женить! Безусловно, союз должен быть выгодным как в политическом отношении, так и в финансовом.

Сёгун осушил ещё одну чашку земляничного вина, предпочитая его сакэ и сливовому напитку. Запах земляники напоминал ему о детстве, которое он провёл в отдалённом замке, окружённом земляничными полянами… Как это было давно…

Тоётоми с наслаждением вдохнул аромат вина и поставил чашку на стол, мысленно перебирая кандидатуры предполагаемых невест из богатых кланов. Вскоре он пришёл к выводу, что почти все влиятельные кланы Четырёх морей – его верные союзники, правда, на данный момент. Не для кого не секрет, что союзы, даже самые крепкие распадаются весьма неожиданным образом.