В Стране странностей - Кублицкий Георгий Иванович. Страница 22

Книга Мультатули вызвала настоящую бурю.

— Злобная клевета на Голландию! — возмущались одни.

— Этого Мультатули надо судить! — предлагали другие.

— Стоит ли волноваться из-за выдумки досужего писаки, все высосавшего из пальца и не имеющего никакого понятия о предмете, который он взялся описывать? — охлаждали страсти третьи.

Дело дошло до парламента. И тут выяснилось, что Мультатули — это псевдоним. Разоблачительную книгу написал Эдуард Дауэс Деккер, крупный колониальный чиновник. Он почти два десятилетия прослужил в Нидерландской Индии в той же должности, что и герой романа Макс Хавелаар!

Оказалось, что в книге использованы многие подлинные документы. Она рассказывала не о выдуманных, а о действительных событиях. Форму романа автор выбрал лишь для того, чтобы привлечь как можно больше читателей.

Роман кончается обращением автора: «Да, я хочу чтобы меня читали!» Мультатули хотел, чтобы его книгу читали государственные деятели, писатели, критики, купцы, горничные, генерал-губернаторы, лакеи, министры, проповедники, тысячи и тысячи созданий из породы дрогстоппелей, наконец, члены парламента, которые должны знать, что делается в огромной стране за морем, принадлежащей Нидерландскому королевству.

Мультатули писал, что если он не будет услышан в своей стране, то переведет книгу на европейские языки, на языки народов Нидерландской Индии, чтобы взрастить «сверкающие мечами военные песни в душах мучеников».

Книга мужественного человека, превратившегося из колониального чиновника Деккера в разоблачающего бесстыдство и низость колониального гнета писателя Мультатули, не забыта и в наши дни.

Но прошли еще многие десятилетия после выхода этой книги, прежде чем Нидерландская Индия сбросила господство «маленькой страны с большим ртом» и стала республикой Индонезией.

И снова странности…

«Ночь сонь» и голландские школьники

В ночь на воскресенье мы проснулись от чьих-то криков. Взывают о помощи? Нет, не похоже. Рассыпалась барабанная дробь, что-то загремело по улице, будто шалопаи пинали ногами пустое железное ведро. И опять крикливые мальчишеские голоса.

Утром мы спросили у служащего гостиницы, не было ли в Амстердаме сегодняшней ночью каких-либо происшествий? Сначала он удивился, потом рассмеялся:

— Ах да, да! Сегодня была «ночь сонь». Хорошо, что окна вашего номера выходят во двор!

Выясняется, что в «ночь сонь» хозяевами улицы становятся… дети в возрасте от семи до пятнадцати лет. Они слоняются до утра, стараясь шуметь как можно громче. Чтобы никому не дать заснуть, ребята звонят у дверей, дудят в трубы, бьют в барабаны. Обыватели заранее отключают звонки, а самые сердитые запасаются водой, чтобы окатывать из окон слишком настойчивых «будильников».

В «ночь сонь» особенно много дела у пекарей, полицейских и учителей. Пекари торгуют на улицах дешевыми булочками, полиция следит за тем, чтобы молодые люди постарше не сталкивали машины в каналы и не забрасывали велосипеды на сучья платанов.

А учителя… Директор школы, в которой учатся дети нашей знакомой, судил футбольный матч между командами школ-соперниц. Матч был назначен на четыре часа утра, и солидный директор, который, вероятно, вечерами чинно сидит с газетой в своей гостиной, резво бегал по стадиону в майке и трусиках.

«Ночь сонь» — традиция. В эту воскресную летнюю ночь традиция допускает бесшабашное веселье, необычное поведение детей и столь же необычное поведение взрослых. За исключением булочников, полицейских и учителей, взрослые не должны показываться на улицах, а тем более слишком явно проявлять беспокойство о своих беспутно веселящихся детях.

Досадно, что мы приехали в Страну странностей к началу лета, когда занятия в школах уже кончались. Нам хотелось узнать, не сохранила ли голландская школа кое-что от тех времен, когда в ней учился Ханс Бринкер, герой «Серебряных коньков», единственный ученик своего класса, который ни разу не стоял в «углу ужасов». В этом углу над висевшим страшным хлыстом красовалась надпись:

Сегодня в Голландии, как это было когда-то и в царской России, кроме городских, действуют еще церковноприходские начальные школы. В некоторых городах на одну школу, принадлежащую городу, приходятся три, принадлежащие церкви. При этом все три — разные. В одной учатся дети протестантов и слово божье преподают протестантские пасторы. Другая тоже протестантская, но чем-то отличающаяся от первой: ее называют протестантской сектантской. Наконец, третья — католическая.

Мы все же успели заглянуть на один из последних уроков в городскую школу. Это было невысокое здание из красного кирпича. На лестнице нас встретил вежливым поклоном мальчик лет двенадцати и по-английски сказал, что нас ждут в первом классе, поскольку в старших классах сейчас горячая пора и директор школы не хотел бы отвлекать школьников от занятий.

— Пойдемте, я провожу вас, — предложил мальчик. Он говорил спокойно, с большим достоинством, не испытывая ни малейшего смущения или неловкости при виде гостей.

По дороге в класс нам повстречались дежурные. Они несли подносы, на которых были стаканы с молоком и румяные булочки. Дежурные заранее расставляют завтрак по столам, чтобы на перемене не было очередей и толкучки.

В классе мы потихоньку осмотрелись, ища глазами подобие «угла ужасов». Но ничего похожего нигде не было, а были рисунки самих учеников, и на этих рисунках преобладали мельницы и тюльпаны. Молодая учительница сказала ребятам, откуда мы приехали.

— Вы можете задать нашим гостям несколько вопросов, — предложила она.

Тотчас поднялись три руки. Первой встала девочка с короткими косичками:

— Расскажите, пожалуйста, про ваших медведей.

Мы в меру сил осветили этот вопрос со всех точек зрения.

— Теперь ты, Ханс, — обратилась учительница к мальчугану, тоже поднявшему руку.

— И я хотел спросить про медведей, — сказал тот.

— А ты, Питер?

— Про медведей…

— Тогда споем для наших гостей, — решительно сказала учительница.

Ребята спели песенку о мельницах, которые машут крыльями, но никуда не хотят улетать из прекрасной Голландии.

После этого один мальчик поднял руку.

— О, Якоб хотел бы показать вам русский танец! — оживилась учительница.

Толстенький Якоб вышел к доске и с очень серьезным лицом пустился вприсядку. Это у него, в общем, получалось, хотя попка плясуна временами почти перевешивала, и мы с минуты на минуту ожидали катастрофы. Якоба никто не учил, но он видел по телевидению русский фильм, где очень здорово танцевали.

После того как Якоб, утирая пот, удалился, поднял руку еще один мальчик.

Он раскланялся и вдруг прошелся колесом, подпрыгнул, сделал сальто. Мы стали аплодировать, он снова раскланялся и сел на свое место.

— У него старший брат в «Елебооге», и Ламберт выучился у него, — пояснила учительница.

«Елебоог»? Что же это за место, где учат акробатике?

— Вы не слышали о «Елебооге»? — изумилась учительница.

Она пояснила, что это детский цирк. Нет, не цирк для детей, а именно детский цирк. Его создали амстердамские рабочие. Они рассудили так: чем ребята будут в свободное время попусту подпирать стены домов, пусть лучше «циркачат».

Ведь каждый мальчишка, да и девчонка, побывав в цирке, обязательно стараются подражать понравившимся артистам. Девочки редко идут дальше попыток дрессировать кошку. Но многих пареньков не охлаждает подзатыльник за разбитую при жонглировании тарелку из любимого маминого сервиза, и они с удовольствием учатся делать сальто.

Так вот, продолжала учительница, детский цирк быстро приобрел известность и теперь дает представления в здании, переделанном из большого старого гаража. Артистом может быть каждый школьник в возрасте от семи до пятнадцати лет, — конечно, если ему есть чем удивить народ. Одно из главных правил: никаких «звезд», кончил выступать на манеже, раскланялся с публикой — иди и подметай в коридорах, или помогай раскрашивать декорации, или делай еще что-нибудь полезное, а не разыгрывай из себя утомленную знаменитость.