Спящий пробуждается - Главса Милош. Страница 22

Над этой громадой из камня и колючей проволоки в знойном, недвижном воздухе развивается красно-бело-синий флаг Франции.

— Но, господа, неужели мы взяты под стражу? Ведь у нас письмо от господина генерального резидента… а вот и разрешение.

Оказывается, вовсе нет. Мы не взяты под стражу.

Мы просто милые гости французского офицера, мсье коменданта.

Комендант Дуэ производит впечатление общительного и интеллигентного человека, пожалуй немного утомленного и нервного.

Он из тех колониальных офицеров, которые исполняют приказания, держа свое мнение при себе.

Он из тех колониальных офицеров, которые отдали часть своей жизни и здоровья этой «африканской Франции».

Он из тех колониальных офицеров, которые высидят в седле верхового верблюда столько же, сколько и за рулем автомобиля, а после двухмесячного отпуска в Париже или Нанси уверенной походкой снова ступят на песок Сахары.

Человек, чье сердце превратилось в высеченный из камня символ Долга.

— Ах, вы спрашиваете, стреляем ли мы во взбунтовавшихся туземцев? Да, мы это делаем, но только из соображений собственной безопасности. Поймите, что мы здесь на войне. Сущность войны заключается не в том, чтобы миндальничать друг с другом.

— Вы убеждены в правильности того, что совершается в Алжире по отношению к местным жителям?

— Дело вот в чем. Свет неосязаем и неощутим, но он реален. Если бы я не верил в единственную абсолютную ценность, во Францию, я не верил бы ни во что, даже в правильность того, что происходит сейчас в Алжире.

Комендант Дуэ раскурил трубку. Луч света, пробившийся в его кабинет сквозь щель в жалюзи, отразился от граней стеклянной пепельницы и заиграл множеством радужных зайчиков. Вентилятор монотонно бормотал свою колыбельную.

— Видите ли, служба в Сахаре имеет свои особенности. Она исчерпывает в нас не только физические силы, но и французский дух. Поэтому вы не должны удивляться, господа, если французские колониальные методы здесь, в Алжире, иногда не соответствуют традиционным представлениям о французской галантности.

— Конечно, конечно, — киваю я головой. — Люди и не поверили бы, как европейские методы в колониальном климате утрачивают свои традиционные качества.

— Вот, вот, — грустно соглашается комендант. — Впрочем, с туземцами после нескольких небольших инцидентов установились очень хорошие отношения. Некоторые из них очень милы. Достойные граждане африканской Франции. Кстати, завтра я еду в гости к шейху Бенгане в область Тольги и Бискры. Приглашаю вас с собой, господа, и надеюсь, что не в ваших интересах отвергнуть мое предложение. По окончании нашей небольшой экскурсии вы сможете воспользоваться ближайшим экспрессом Бискра — Алжир.

Ага. Вот о чем идет речь. Удалить двух «милых» иностранцев из района военной территории Южных областей.

И как можно скорее.

Ну что же, Бискра все равно лежит на нашем пути.

Все ясно.

— Mon commandant, ваше благородное предложение обязывает нас от всего сердца поблагодарить за него.

— Это все, господа, что я могу для вас сделать. Поэтому я и приказал своим людям проводить вас сюда в форт. Исходя из ваших собственных интересов, исходя из вашей безопасности. Если бы вы, вопреки моим предостережениям, захотели оставить форт, в ваше распоряжение поступает лейтенант Леклерк. Иначе я не могу ручаться за вашу личную безопасность. Леклерк кстати покажет вам коллекцию окаменелостей и предметов, найденных при раскопках, собранных здесь в форте. Это остатки древних культур, браслеты, ожерелья из зубов и тому подобное. Во время ужина и после него вы, разумеется, наши гости.

Иными словами: без лейтенанта Леклерка не смейте совать свой чехословацкий нос в наши колониальные дела.

Лейтенант Леклерк с виду милый, симпатичный молодой человек. В отутюженных брюках, в рубашке цвета хаки с короткими рукавами, он двигается с легкостью танцовщицы. Французское остроумие сыплется из него, как искры из рождественского фейерверка. На руке у него элегантный хронометр, комбинированный с компасом. При каждом движении руки движется и воздушный пузырек в маслянистой жидкости под стеклом. Все это позолочено. Ногти тщательно отшлифованы.

Так же отшлифовано и каждое его слово.

Интеллигентный, образованный, знаток древних культур.

И все-таки он активно поддерживает политику силы — последнее слово европейских держав в Африке. Той политики, которая, к сожалению, постоянно углубляет и без того глубокую пропасть между народами Алжира и Франции.

— Как вы относитесь к будущему колониальных режимов в Африке, мсье лейтенант? — пробуем мы уколоть этого франта.

— О ла, ла, что за вопрос? — рассмеялся Леклерк. — Политикой, господа, я принципиально не интересуюсь. Это я предоставляю другим. Я служу здесь, в Джеллале, потому что принес присягу Французской республике. Но вам я могу сказать, что охотнее бродил бы по парижскому Монмартру со своей Vivienne. Красивая девушка, а?

Мы рассматриваем фотографии. Вивьенна, Сюзанна, Ивонна, Одетта. Личики, какие можно видеть в парижском метро между шестью и девятью вечера. У всех ротики в форме сердечка.

— В этом я очень разборчив, господа. Количество не должно идти в ущерб качеству. Это мое политическое кредо, в котором не изменило запятой мое пребывание среди алжирских песков. О, Париж! — закончил наш невольный приятель, и его протяжный вздох был прерван резким ударом кулака по столу.

— В этом вшивом форте единственное развлечение — слушать джаз по радиопрограммам. Мечтать о фонарях на набережной Сены и о прогулках вокруг прудов в Булонском лесу. А здесь надо натирать спину лимонной кислотой против этих милых существ — комаров. Иногда они устраивают настоящие вторжения. Человек должен сыпать во все кушанья атебрин. Какая уж тут политика!

Лишь позднее мы узнали, кем был наш собеседник — убежденный «враг» политики.

Он был агентом местного отделения политической информационной службы.

Финики шейха Бенганы

Песчаной дорогой из Улед Джеллала по направлению на Тольгу и Бискру несся серый открытый автомобиль 3016-AL-16. В автомобиле сидели два французских офицера и два штатских чехословака, чьи лица уже приобрели смуглый оттенок и без применения косметических средств.

Сзади комендант Дуэ с чехословаком номер один. У руля лейтенант Леклерк с чехословаком номер два.

— Шейх Бенгана самый большой производитель фиников в районе Бискры, — говорит французский комендант. — У него семьдесят семь чистокровных арабских коней. Коллекция оружия, японского и восточного фарфора и фаянса, кальянов. Кроме того, пятьдесят две жены. Столько, сколько недель в году.

— Мы увидим его жен?

— Конечно, нет. И постарайтесь не расспрашивать о них. Здесь не Европа, тут семейная жизнь совершенно частное дело, понимаете? Могу вам еще кое-что сообщить: со всеми Бенгана действительно живет. Средний возраст супруг достаточно высок, примерно семнадцать лет. С восточной точки зрения — они взрослые, почтенные женщины, которым уже недалеко и до двадцати.

А вокруг нас только песок. Того и гляди он целиком поглотит шоссе.

После полутора часов езды автомобиль резко тормозит. Каморка привратника или что-то в этом роде. За стеной сад и роскошная вилла в изящном арабском стиле.

Первым выскочил лейтенант. Щелканье дверок автомашины, запах бензина от перегретого мотора, несколько секунд ожидания. Лейтенант уже звонит у ворот.

— Это Леклерк. Доложи шейху Бенгане. Да живей пошевеливайся!

Невидимый дух-слуга скрылся и в свою очередь кому-то звонил. Через минуту послышалось гортанное:

— Соизволите войти.

Почему бы нет?

Само собой разумеется, меня очень интересовал владелец финиковых плантаций и еще больше — владыка пятидесяти двух жен.

Однако скоро мне пришлось испытать самое большое разочарование дня.

Шейх Бенгана, муж пятидесяти двух жен, оказался старой развалиной. Его бегающие глазки плутовски улыбнулись коменданту. Было ясно, что встретились двое хороших знакомых, понимающих друг друга с полувзгляда.