Жара в Аномо - Коваленко Игорь Васильевич. Страница 24
Матье подхватил ее сумку и направился к автобусу Габи Амель, слегка рисуясь походкой и осанкой перед девушкой, которая едва поспевала за ним, удивленно вопрошая:
— Куда вы уносите мои вещи?
— В самый комфортабельный автобус экспедиции. Женщины должны держаться вместе. Химик и кухарка, черно-белый букет! По такому случаю полагается пирушка!
— Вы сами говорили, у вас дисциплина, сухой закон, — улыбалась она, — в нефтеразведке пьют только дураки. Это опасно, я читала. Представьте себе, я прочитала массу книг о нефтяных промыслах.
Ник приостановился, посмотрел на нее с подозрением.
— Знакомые речи, — сказал он, — похоже, ты успела повидать тут кой-кого до меня.
— Нет, правда, я прочитала все, что смогла найти.
— Да? А кто был консультантом?
— К сожалению, таковой не нашелся. Так и не разобралась толком.
— Значит, без подсказки определила меня в дураки?
— Что?! Бог с вами, мастер… право, зачем вы со мной так? В нашем общем положении не до шуток и словесных упражнений. Нам бы следовало обстоятельно обсудить создавшуюся ситуацию. Я ехала сюда с надеждой на вашу помощь.
— Инцидент исчерпан, — сказал Ник, видя ее несомненную искренность.
— У вас очень странная манера шутить с незнакомыми людьми, я это сразу поняла. Странная и совершенно неуместная.
— Продолжай ценить юмор, малышка. Человечество тяготеет к смеху, а его все больше мордой об стол.
— Или мы серьезно в конце концов обсудим ситуацию, или я вынуждена буду самостоятельно…
— Момент, — прервал ее Ник, пристально всматриваясь в действия нефтяников.
Там, в ложбине, Борис Корин взмахнул сигнальными флажками, и раздался дружный рев моторов. Разом натянулись тросы. Натужно крякнув, вышка сдвинулась с места, нехотя подчиняясь усилию машин. Шесть тягачей в упряжке: один впереди тащил несущую тележку, направляя движение, по два боковых на лафетах и один сзади удерживал основной страхующий трос. Маленькие разноцветные трактора окрестных земледельцев веером ползли по бокам, поддерживая огромное, многотонное сооружение с помощью множества длинных, укрепленных на разной высоте канатов.
Задрав голову к покачивавшемуся в высоком небе кронблоку вышки, Борис пятился впереди грандиозной процессии, дирижировал ярко-красными флажками.
Сергей в роли ответного сигнальщика замыкал колонну тягачей, рядом с ним шагали взволнованные Луковский и Седовласый, а далеко сзади катилась гудящая волна зрителей.
Корин не слышал, не замечал ничего и никого вокруг, кроме ажурной, двупало вытянувшейся в небо стальной стрелы и лязгающих от напряжения гусениц.
Предельно внимательны были лица водителей, словно загипнотизированных порхающими в руках командира флажками. Борис пятился и кричал на весь мир:
— Держать, братцы-ы! Не провиса-а-ать! Куда она денется-а-а!
Не глаза у Ника Матье — синее стекло. Он был поражен, губы его шептали:
— Фантастика!.. Невероятно!.. Вот это парень!
— Кто он? — спросила Джой.
— Потрясающий парень! — уже кричал Ник и возбужденно бил кулаком собственную ладонь. — Ну и зрелище он нам уготовил, малышка! Мой русский коллега!
Матье был слишком увлечен невиданной картиной, чтобы заметить, как испуганно отшатнулась от него девушка, как округлились ее прозревшие глаза. В безудержном восхищении он сделал несколько несмелых шагов и вдруг побежал сломя голову к вышке, которая все увереннее и увереннее двигалась вперед на фоне опаленного зноем неба под рев тягачей и ликующие крики рабочих.
19
Не меньше двадцати минут разгуливал Киматаре Ойбор по людному проспекту Искусств; заподозрив в соглядатайстве нервозного молодого человека, который вертелся то на одном, то на другом пятачке тротуара и, как показалось сержанту, слишком поспешно отводил глаза, когда они встречались взглядами.
Нет, парень этот не был "хвостом", в чем с облегчением убедился Ойбор, когда увидел, как тот бросился навстречу запыхавшейся подружке и как неподдельно возмущался по поводу ее опоздания, увлекая провинившуюся к стоянке такси.
На всякий случай покружив еще немного вокруг дома, в который намеревался войти, сержант наконец ступил в нужный подъезд, поднялся на второй этаж и дважды коротко позвонил в массивную, будто бронированную, дверь с пуленепробиваемым глазком.
— Кто?
— Балерина, — шутливо ответил сержант басом и, покинув укрытие, предстал перед дверным оком.
Ему открыл крепкий, спортивно подтянутый, загорелый, тщательно выбритый, благоухающий дорогим лосьоном европеец примерно того же возраста, что и он.
— А-а, мадемуазель, изволите дурачиться! — воскликнул мужчина и в обнимку потащил гостя к столу, сервированному на двоих. — Смотри, как встречают старых друзей!
— Польщен и тронут, — сказал Ойбор. — Что значит закоренелый холостяк. А вот мне ни за что не справиться со стряпней, даже старухе своей не могу подсобить на кухне.
— Не завидуй мне, старина, не завидуй, ибо мужчина становится к плите не от хорошей жизни! Садись — и в бой! В атаку!
— Не откажусь, набегался сегодня впроголодь.
— Хватай сам, поглощай до отвала! Ты всегда был зверем за столом, известно! Покажи свою пасть и брюхо, Кими! Дай-ка еще разок взгляну на тебя! Молодец, как прежде! Лев! Орел! Красив, как "Браунинг грейд-458 магнум"!
— Роскошная лесть, — грустно улыбнувшись, молвил Ойбор. — Врешь, брат, я порядком поизносился за эти годы.
— Нисколько!
— Хм, меня уже в глаза величают дедушкой. Не те уже силенки. Да и в зеркале такое отраженьице — хоть в колодец прыгай. Вот ты — совсем другое дело. Все еще тренируешься, сансей?
— Форму надо поддерживать до гроба!
— Ну, до этого, надеюсь, нам еще далеко, если, правда, не подставить голову где не следует. Ну-ка пусти меня к салату.
В раскрытое настежь окно вместе с городским шумом врывалось жаркое дыхание ветра. Тихо шелестели на секретере листки исписанной мелким почерком бумаги, словно вторили шороху листьев за окном. В довольно просторном и со вкусом обставленном жилище отставного инспектора царили чистота и порядок.
— Ну, спроси, спроси меня, — сказал он, подмигнув сержанту.
— Неужели раскопал? — оживился Киматаре Ойбор, даже вилку отложил и откинулся на спинку. стула. — Я уж решил, пусто, раз не выпалил сразу.
— Ошибаешься! — не без самодовольства заметил отставной инспектор. — Я редко вынимаю крючки без добычи!
— Говори, не хвастай. Есть от него нити?
— Целая веревка! А кончик не слишком далеко, хоть и за границей. В Кении. Там затаился один его бывший компаньон, подполковник от артиллерии Maриб Голд-Амаду. Иммигрировал туда после первых же оплеух повстанцев вместе с группой приближенных и преданных холуев, прихватив, кстати, весь фонд четвертой дивизии. Несомненно, осел там с поддельными документами, инкогнито. Под каким именем сейчас — установить пока не удалось. Место жительства — Найроби. Есть вилла где-то под Момбасой. Коммерсант, делец по части сбыта бананов, ананасов и прочей дребедени на десерт. Отыскать можно. Если, конечно, кенийские власти его уже не накрыли.
— Еще есть сведения?
— Есть. Похоже, что он с компанией не брезгует рискованными аферами и контрабандой. Кожа, наркотики, этнографические штучки. Все? Нет, не все. Поддерживает официальные деловые связи с какими-то {европейскими фирмами, несколько раз вояжировал в Старый Свет, Новый и в Турцию. Принимал визитеров оттуда. Теперь все.
— Мда… спасибо и за это.
— Ну ты нахал, Кими! Я проделал колоссальную работу! Для тебя!
— Прости, я хотел сказать, что далековато все-таки. А жаль, из этого золотого Мариба можно было бы вытрясти серьезные, документально подтвержденные сведения к показаниям мальчишки и башмачника. Через беглого подполковника можно выйти на всю сеть. Пахнет крупной экономической диверсией с немалой примесью политики.
— Господи, далеко! Антарктида или Гренландия — вот далеко!