Запах серы - Тазиев Гарун. Страница 12
Зато нам здорово повезло с самолетом. В самый последний момент заирская авиакомпания предоставила нам бесплатный проезд в оба конца и даже специально оборудовала салон первого класса своего самолета на рейсе Брюссель — Киншаса так, чтобы поместить всю нашу группу из 12 человек. Взамен нам пришлось подписать рекламный договор, но тут уж ничего не поделаешь…
В Киншасе мы неделю дожидались обещанного транспорта, чтобы добраться до Гомы. Денег на гостиницу для всей команды у меня, естественно, не было, но французское посольство любезно предоставило в наше распоряжение свой офис.
Билла с его компанией мы нашли в самом дорогом отеле города. Мало того, что их оказалось человек тридцать, они еще походили куда больше на туристов, нежели на молодых людей, жаждущих разделить тяготы жизни настоящих исследователей. Среди них было несколько старичков и старушек, чье присутствие так и осталось для меня загадкой. Такой сюрприз вряд ли мог укрепить мою дружбу с Биллом. Дальше — больше. Билл попросил меня прочесть ряд лекций своим подопечным, желательно с показом фильмов. Бедняжки, видите ли, скучали, слоняясь между бассейном, баром и сувенирными лавками своей шикарной гостиницы. Мы были загружены по горло, а этим бездельникам нечем было заняться! Скажите, вам было бы скучно, окажись вы впервые в Центральной Африке, на берегах одной из красивейших в мире рек, в стране со сказочно богатой природой? Никогда не пойму таких людей…
Наконец 2 августа 200 носильщиков, 25 европейцев и чуть больше американцев выступили из Кибати, лежащего в полутора километрах ниже гребня Ньирагонго. Двести пятьдесят человек, из коих 50 намеревались спуститься в кратер… Бред какой-то! Но пенять я мог лишь на самого себя. Нечего было затевать такую дорогостоящую экспедицию и, чтобы свести концы с концами, связываться с организацией, выдававшей себя за «Общество по распространению научных знаний», а на самом деле оказавшейся чем-то вроде бюро путешествий.
Пятьдесят девять человек на платформе
Маршрут спуска был тот же, что и в 1948 году. Хотя он был пройден бессчетное число раз, неустойчивых камней на нем хватало. Да и опасность возросла пропорционально количеству новичков, имевших о риске самое смутное представление. Потому-то меня так радовало и успокаивало присутствие опытных альпинистов: супругов Воше, Пьера Бише с двумя сыновьями, Даниэля Кавийона и других.
За два дня мы оборудовали спуск веревочными поручнями и поставили жесткую лестницу на вертикальном участке, перетащили на платформу палатки, матрасы, спальные мешки и минимум припасов. Надо было поскорее перебраться на платформу, так как на вершине стало очень уж тесно, да и погода нас не баловала: сильный ветер, холод, пронизывающая сырость…
В довершение всего международное взаимопонимание было не идеальным. Забыл сказать, что кроме 17 членов нашей группы и 26 туристов, трех американских киношников и трех наших местных друзей на гребне находились также химик и два геолога из Англии, финский минералог, бельгийский химик, три репортера французского телевидения и фотограф Кристиан Вьюжар, игравший когда-то со мной в регби (собратьям-регбистам я ни в чем не могу отказать)… Всего 59 человек.
Отношения с туристами становились все более натянутыми. Их раздражало, что день за днем приходилось топтаться на узеньком выступе; между тем сами они были не способны сделать что-либо самостоятельно и побороть в себе апатию, характерную для людей, заплативших хорошие деньги за вояж «с полным обслуживанием». Даже огненное озеро им успело надоесть!
Озеро лежало метрах в пятидесяти от борта колодца. Жидкое вещество было замкнуто в двух «прудах» площадью 5 тысяч квадратных метров на юге и 30 тысяч — на севере. На разделявшей их площадке из недавно затвердевшей лавы виднелось с полдюжины «ревунов». Подобраться к ним было довольно просто. Нужно было только запастись противогазами, чтобы не мешал ядовитый дым из колодца.
Восемнадцать человек против одного вулкана
Разливы
Впервую ночь на террасе было всего несколько человек. Супруги Воше и я наблюдали за огненным колодцем. В северном озере неистовствовала буря, а южное скрывали от нас густые клубы дыма. Пробродив так пару часов, мы вдруг заметили, что северное озеро начало быстро подниматься. Оно растянулось на триста с лишним метров широким полумесяцем, считанные метры отделяли его от базальтового перешейка в центре кратера. Как ни странно, на меня эти колебания уровня производили куда большее впечатление, чем вакханалия газов и лавы: в этом движении угадывалась невиданная мощь.
В несколько приемов, то отступая, то вновь приливая, лава стала вровень с дном кратера… Секунду поколебавшись, она перевалила через бортик и разлилась широким потоком. Трехсотметровый фронт бесшумно покатился по кажущейся сверху горизонтальной поверхности, жадно пожирая пространство.
Мы припустили во все лопатки… Пробежав 200 шагов до стенки высотой в два человеческих роста, мы мигом вскарабкались по ней и очутились на террасе. Запыхавшись, остановились и только тут с некоторым стыдом посмотрели друг на друга. Немножко поразмыслив, легко было сообразить, что лаве потребовался бы не один час для заполнения колодца. Но рефлекс паники сработал быстрее разума.
О лучшем боевом крещении Иветт и Мишель Воше не могли и мечтать! Широкими шагами мы вернулись к борту колодца.
Не успевшая схлынуть в озеро лава уже застывала. Разрывы пленки испещряли ее длинными красными линиями. Предыдущей ночью, находясь еще наверху, я был заинтригован сильным увеличением яркости зарева. Быстро обувшись, я подбежал к кратеру, но ничего необычного не разглядел, не считая нескольких красных трещин на обширном темном пространстве между двумя кипящими прудами. Я решил тогда, что это трескается похожий на ледник блок лавы, разделяющий озеро, и подумал: «Придется ходить по нему со всей осторожностью». Теперь же все стало на свои места.
Мы остались сидеть на краю колодца, упиваясь зрелищем разлива и восстанавливая силы. После трех дней работы на склонах главной стенки и «спринтерского забега» на высоте 3000 метров можно было и почувствовать усталость… Внезапно явление повторилось вновь от начала до конца. Северное озеро вышло из берегов, и поток хлынул на лавовое поле. От него отсоединялись языки, огибая редкие башенки, образуя водопады на уступах, заполняя углубления… Один язык дополз до самого мощного эруптивного жерла, откуда голубоватое пламя било метров на тридцать. Лава низвергалась в зияющую пасть. В следующее мгновение мириады огненных капелек смешались с почти прозрачным пламенем. Этот поединок захватывал дух. По мере того как лава вливалась в дыру, количество жидких частиц в газовых выбросах увеличивалось. Вскоре раздался великанский кашель, указывавший на уязвимость ревуна. «Прокашлявшись», он выплюнул огромную массу красной слизи. В какой-то момент газы даже приостановили лаву, приподняв ее над входом в жерло. Но она неумолимо брала верх.
Выбросы и рев становились все слабее. Жерло мало-помалу начало захлебываться, издавая глубокое урчание и все реже выбрасывая вязкую массу. Наконец фантастические пунцовые осьминоги исполнили над ним пляску смерти…
Лава залила всю площадь дна. Воцарилась тишина. Только сейчас до меня дошло, что основной шум в кратере производили газовые жерла, издававшие пронзительные вопли, заставлявшие нас вздрагивать. Теперь лава прочно закупорила их, слышались лишь глухой рокот и тяжкий плеск.
Над малой южной «цистерной» рассеялся дым, и мы увидели, что из нее тоже вышла лава, смешиваясь с северными потоками… Внезапно раскаленная поверхность начала темнеть, приток лавы уменьшился, и северное озеро оказалось в нескольких метрах под берегом. В считанные мгновения всё, кроме обоих резервуаров, погасло. Черная пленка затягивала расплав. Вскоре вновь заработали газовые жерла. Кратер возвращался к своей обычной жизни. Все происшедшее не заняло и четверти часа…