Запах серы - Тазиев Гарун. Страница 6

Первая научная экспедиция

Подготовка

Шли годы. Оба мы — и я, и управляющий национальными парками — продолжали упорствовать. Я походил на жука, безуспешно пытающегося выбраться из банки; моему же противнику достаточно было не снимать свое вето, чтобы Ньирагонго оставался для меня закрыт. Я расстался с мечтой о создании обсерватории на этом вулкане. Не только потому, что в то время это было невозможно, но и потому, что намерения мои изменились.

За годы, прошедшие с момента открытия фантастического феномена, я узнал немало вещей, и среди них ни с чем не сравнимое наслаждение, приносимое самостоятельностью. Развеялась и юношеская идея укрыться в лаборатории на высоте 3500 метров над тропическим лесом. Стало ясно, сколь бесплодно для ученого пребывание в далеком краю, без связи с крупными научными школами, без дискуссий с коллегами, без встреч со светилами, словом, без всего того, что дают жизнь в больших университетских городах и участие в семинарах и конгрессах. Между тем работа в лаборатории неизбежно сводится к научному поиску в довольно узкой области. Осваивая мало-помалу новую профессию, я начинал понимать, насколько сложен вулканический феномен и что поэтому нельзя замыкаться в общении с каким-то единственным вулканом, пусть даже необыкновенным. Сегодня, четверть века спустя, я убежден, что одна из причин заметного отставания вулканологии заключается именно в том, что большинство вулканологов изучают какой-то один вулкан. Другая причина — и немаловажная — это, конечно же, недостаточность выделяемых средств.

В 1958 году, то есть через 10 лет после обнаружения лавового озера, я смог наконец организовать научную экспедицию. Нам надо было взять образцы жидкой лавы и выходящих из нее газов, а также собрать информацию о происходящих в кратере процессах.

За разрешение на эту попытку пришлось долго бороться. Не будь я так боевит и упорен перед лицом самовластья, я бы отказался от своих намерений задолго до истечения этого десятилетия. Пусть лавовое озеро и является идеальным местом для изучения извержений, на свете помимо Ньирагонго достаточно других действующих вулканов, чтобы заполнить жизнь вулканолога… Но я полюбил бокс и альпинизм, бег и регби, вулканы и шахматы как раз потому, что шах и мат мне не по нутру! Поэтому я предпринял неимоверные усилия и двинул в наступление все фигуры политико-научной шахматной доски, включая самые главные, чтобы добиться в итоге «мата», открывшего мне доступ к Ньирагонго. Иначе говоря, мне удалось заручиться решающей поддержкой короля Бельгии Леопольда III, любителя природы и наук.

Я тотчас же принялся за организацию экспедиции. Это делают по-разному, и мой метод можно упрекнуть в эмпиричности и некоторой небрежности. Правда, сопутствовавшая мне до тех пор удача укрепила меня в моем выборе.

На мой взгляд, в основном надо заботиться о безопасности участников. Независимо от цели и важности экспедиции все должны вернуться целыми и невредимыми. Следующей стоит необходимость собрать максимум научной информации. Такая двойственность требует подбора участников по следующим критериям: надежность, знания, общительность. Затем каждому члену экспедиции поручаются различные участки (организационные вопросы, транспорт, материальное обеспечение, аппаратура); работа их координируется, дабы избежать неприятных сюрпризов до начала или в ходе экспедиции. Такая прагматическая схема выработалась у меня за долгие годы.

Но в 1958 году мне еще не хватало опыта, а главное, я впервые готовил столь крупную экспедицию — дюжина ученых плюс технический персонал. К тому же Ньирагонго — Это не Этна, не Стромболи, «устроившиеся» в самом центре средиземноморской цивилизации. Ньирагонго находился в африканской глубинке, а этим все сказано. От его кратера нужно сутки шагать по лесу и саванне до ближайшего населенного пункта Гомы, где можно рассчитывать при необходимости на медицинскую, техническую или просто человеческую помощь.

Мне повезло, так как с начала и до конца этого путешествия я пользовался помощью профессора Ивана де Манье. Я полностью положился на него во всем, что касалось подбора участников, составления научной программы и контактов с властями. Кстати, я просил его официально возглавить группу. Даже имея наконец разрешение на посещение Ньирагонго, я предпочитал держаться в стороне, дабы не дразнить всуе, своим видом местные власти. Они вынуждены были отступить, хотя административное всесилие в национальном парке от этого не уменьшилось. С другой стороны, меня эта ситуация избавляла от формальных обязанностей, протокольных визитов и всех других забот, за исключением той, что для меня стояла на первом месте, — безопасность.

Теперь, когда решение об экспедиции было принято, бывшая безмятежная уверенность в осуществимости проекта мало-помалу начала уступать место подспудному беспокойству. До тех пор я представлял себе эту экспедицию как «связку» — компактную группу людей, закаленных в подобного рода испытаниях. Я не сомневался, что в такой компании совершенно неопасно спускаться к лавовому озеру. Но собранная нами группа насчитывала двадцать человек, из которых лишь двое были опытными альпинистами. Независимо от их достоинств все остальные рисковали стать жертвой несчастного случая как из-за излишней осторожности, так и из-за бездумной храбрости.

Выбор напарников для таких предприятий крайне важен. Опыт научил меня, что главным критерием является здесь — вопреки тому, что мы столько лет думали, — не научная компетентность или увлеченность исследованием (это вещи второстепенные), а сумма черт характера, делающих человека приятным в общении. Эгоизм — неисправимый порок. В группе нужно заботиться сначала о других, а потом о себе. Если каждый поступает именно так, нет нужды думать о собственном благополучии, поскольку товарищи делают это за тебя. Но в том году и еще долго потом культ знаний побеждал во мне элементарную мудрость, и зачастую из-за этого мне приходилось кусать себе локти. Только в середине 60-х годов мы начали применять во время частых поездок на Этну один тест, позволяющий судить о новичке. Рюкзаки, которые нужно было тащить к эруптивным жерлам, готовились накануне и укладывались в коридоре. Утром члены группы разбирали их, и то, как они это делали, говорило само за себя: «верные люди» не колеблясь взваливали на себя самый тяжелый и неудобный груз. Когда команда подбиралась идеальная, самые легкие рюкзаки оставались неразобранными…

Мы прибыли в Конго (ныне Заир) и я уже разглядывал знакомые пейзажи. Разрезанное длинными гористыми полуостровами в буклях изумрудных крон, озеро Киву было все так же велиолепно. С удивительной остротой я вдыхал привычные и на время забытые запахи африканских джунглей. Это были и едкий дым горящей саванны, и сложные ароматы деревень: перец, очаги, бродящий банановый сок, жасмин и человеческий пот. И наконец, тонкое пьянящее вечернее благоухание.

Изыскательская группа

Подъем на вершину Ньирагонго занял больше двух дней. Участников и носильщиков из племени баньяруанда было так много, что караван растянулся на добрый десяток километров, отделяющих Кибати — деревню у начала тропы — от вершинного гребня. По правде говоря, большинство ученых были до такой степени слабо подготовлены физически, с такими слабыми ногами и нетренированным дыханием, что некоторым даже пришлось остановиться на ночь в Вересковом лагере на высоте 2900 метров.

Второй лагерь был разбит на двух крохотных террасах, вырубленных прямо под вершинным гребнем. Одна палатка — для членов экспедиции, две — для носильщиков. Наверху мы встретили Камилла Тюльпена и небольшой отряд военных, выделенный для снабжения.

Третий лагерь был устроен на платформе у подножия огромного конуса из кусков обрушившейся части стены. Такие обвалы представляют собой наибольшую опасность в подобных местах. Ведь стенки непрочны, рассечены глубокими трещинами, а подземные толчки относительно часты. Стоит толчку оказаться достаточно мощным, как от стенки отваливаются увесистые куски породы. И хотя ни разу за многие недели жизни в действующих кратерах такого не случалось, я опасаюсь этого больше, чем неожиданного взрыва.