В старой Африке - Быстролетов Дмитрий Александрович. Страница 47
— Милостивый государь, — процедил фон Дален, глядя на Гая со своего трона, — вы находитесь в Африке без году неделю и уже позволяете себе так распускать нервы в присутствии туземцев. Я не отвечаю банальной дракой потому, что я — дворянин, а необходимые качества аристократа — самообладание и строгая разборчивость. Я переоценил вас, господин ван Эгмонд, и теперь равнодушно не замечаю вашей плебейской выходки. Ну! Носильщики рванулись вперед, а Гай остался на дороге один. Взволнованный и переполненный злобой, он зашагал на концессию…
Бельгийские текстильные фабрики выпускают для местного населения специальные ткани с упрощенным рисунком и ярчайшей расцветкой. Поэтому издали конголезская деревенская толпа производит праздничное впечатление. Вот и сейчас работающие на опушке напоминали огромный красочный хоровод. Носилки Далена уже давно исчезли, а Гай стоял на вершине небольшого холма и глядел вокруг.
Потом его слух стал различать слово, доносившееся с поляны. Над огромным пространством и сотнями людей витало только одно это проклятое слово:
— Скорей!
Гай долго бродил по участку лесных разработок. Это казалось ему просто невероятным.
К заранее выбранному обширному массиву с чрезвычайными усилиями и затратой труда подводится глинобитная дорога, позволяющая доставлять добытый лес к реке. Таким образом, выбор места порубки определяется не столько количеством и качеством леса (они здесь всегда превосходны), сколько транспортными возможностями. Казалось бы, это должно заставить концессионера быть рачительным хозяином: ведь истощение запаса товарной древесины неминуемо ускорит необходимость проведения нового шоссе к какому-нибудь другому массиву. Ничего подобного здесь не было. Бельгийский специалист по очереди объезжает участки и указывает неграм-инструкторам, где именно и какие нужно рубить деревья. Инструкторы натравливают на рабочих банду надсмотрщиков, и начинается зверская расправа над людьми и природой. Рабочие, вооруженные топорами, вгрызаются в джунгли.
— Скорей! Скорей! Скорей!
Надсмотрщики яростно работают палками, кулаками, ногами. Высунув языки, ошалелые рабочие кидаются на плотную зеленую стену. Так начинается прорубка коридора к намеченному дереву. Прежде всего распугивают ядовитых змей. Сотни лиан, твердых и упругих, как стальные тросы, и десятки папоротниковых деревьев и колючих кустов должны быть удалены, чтобы образовался узкий проход, куда потом стараются свалить дерево — могучий колосс в десятки метров высотой. А толщиной? Ведь чтобы такой великан прочно стоял на вечно сыром грунте, нужны исполинские корни, целая система твердых, как металл, корней толщиной в туловище человека и больше. У основания деревья очень толсты и прочны — корневая система поднимается до уровня двухэтажного дома. И вот голые люди, обливаясь ручьями пота, взбираются на высоту и, кое-как примостившись на корнях и лианах, начинают топорами долбить твердую древесину. Звук такой, как будто бьют топорами в железобетонный бык большого моста. Гай наблюдал, какие ничтожные результаты дает один удар повисшего в воздухе человека — зазубрину на колонне в пять-десять обхватов! Но топоров много, а людей еще больше: изнемогшего оттаскивают за ноги в кусты, и политый горячим потом топор подхватывает новый рабочий. И над всем этим стоит свист палок и истошный, надрывный вой:
— Скорей! Скорей! Скорей!
Но вот великан дрогнул, затрясся, качнулся и медленно рухнул. Падая, он ломает десятки ненужных концессионеру деревьев: на месте одного срубленного дерева образуется большой участок бурелома. Пустота. Но зачастую ствол не попадает в заготовленный просвет, и приходится производить дополнительную расчистку рабочего места.
Инструктор, как муравей, ползает по лежащему стволу. Он словно нюхает поваленное дерево, черная голова вертится туда и сюда. Вдруг он спрыгивает: дальнейший ход работы ему ясен. И снова: «Скорей!»
И снова хлопанье палок по голым спинам, удары кулаками и ногами, ручьи пота, искаженные от натуги и ужаса лица. Рабочие рубят ветви и оттаскивают их в сторону и сейчас же принимаются за разрубку ствола на части.
Время идет. Из обрубленной листвы и грязи торчат все больше и больше курчавых голов и тощих ног. На смену выбывшим из строя становятся новые и новые люди, и работа быстро продвигается вперед — невероятное, фантастическое нападение голых голодных людей на этот девственный лес, казавшийся таким неприступным. Гигантский ствол, лежащий на дне полутемного колодца, отливает голубизной далекого неба, он весь покрыт черными человеческими муравьями. Потом на нем появлялись глубокие борозды, и ствол на глазах распался на отрезки.
Надсмотрщики уже охрипли, они еле держатся на ногах: это безумие действует на всех, это опьянение свирепостью труда, его беспощадностью, бессмысленной беспощадностью, это пляска смерти, торжество истребления…
С невероятным усилием рабочие кольями разворачивают чудовищные обрубки и выкатывают их из леса. Вот крики, и стоны, и самое это проклятое слово «скорей» стихли. Тогда же ожило все вокруг: запели птицы, на ветвях начали скакать обезьянки. Только теперь стало видно опустошение, произведенное человеком из-за одного нужного куска древесины: сломанные или изуродованные деревья, лежащие в изнеможении люди. Точно ураган пронесся…
Гай наклонился над одним из лежащих. Жив или умер? С ним была фляга с крепким чаем, а один глоток мог помочь обессилевшему скорее восстановить силы. В зелено-серой полутьме Гай присел еще ниже.
Из листвы на него в упор глядели два глаза. Огромных от внутреннего напряжения. Слегка покрасневших от беззвучных рыданий. Минуту они смотрели друг на друга. «Фламани»… — прошептали побелевшие губы. Потом лежащий застонал, поднялся на четвереньки и пополз в кусты. Гай завинтил пробку фляги и вышел на дорогу.
— Разве это экономически выгодно? — спросил он Эверарта. — Из-за одного дерева портят десятки других!
— Выгодно. Это дерево будет продано, а те ничего не стоят.
— А когда нарастут новые деревья?
— Никогда. Девственная гилея не возобновляется. Вторичные деревья не бывают равноценны первичным: сначала вырастут деревья помельче, а потом захиреют и оставшиеся вокруг них экземпляры. Гилей заменяются только мелколесьем.
— А дальше?
— Мелколесье сменит кустарник, кустарник — саванна.
Они закусывали, сидя на стволе сломанной пальмы. С этого места хорошо была видна дыра в плотной стене леса и выползавшие оттуда обрубки, катившиеся по шоссе в деревню и дальше, в речной порт, к морю, в Европу. Зримо, почти осязаемо лес истекал древесиной, редел и отступал.
— И надолго этого хватит?
— Как сказать. Концессионеру нужны доходы сейчас, а не потом.
— А вместо саванны образуется сухая степь, вместо степи — пустыня. Сахара наступает на Конго. Здешние реки мелеют— Убанги, Шари и даже озеро Чад осуждено на скорое исчезновение. В должное время Сахара придет вот сюда, господин сержант.
Эверарт равнодушно покосился на пышную влажную стену леса.
— Я не лесной концессионер, а жандарм нужен и в Сахаре.
После еды они закурили.
— А что вы скажете о людях? После порубки одного дерева на месте осталось около десятка рабочих!
— Отлежатся…
— Но экономическое значение потери рабочей силы? Рабочего времени? — Его не существует. Пригонят новых рабочих. Расходы на доставку невелики, а жратва…
— Совсем ничего не стоит?
— Стоит. Мсье Чонга уже нажил свой первый миллион франков. Видели его дома? Завтра будете в Чонгавиле: банановые моторы — выгодные машины. Недаром негров еще у нас называют ходячими деньгами…
Гай не стал смотреть, как раздают рабочим бананы и отварные бобы: это была заправка моторов горючим, но преступная заправка. Количество затраченной энергии во много раз превышало калорийность этой жалкой пищи. Если в лесу рабочих грабила бельгийская концессионная компания, то сейчас их грабил мсье Чонга. В памяти возникли пылающие ненавистью глаза африканцев. «Я не знаю, каким образом и когда, но они обязательно победят, ведь дело только в понимании ими необходимости борьбы за свободу. Надо пробудить сознательность масс, и ничего больше: придет сознательность — придет и спасение, ибо тогда начнет действовать арифметический фактор числа. Их больше! Но как я могу содействовать пробуждению такого сознания?»