Такой я видел Индию - Алаев Леонид Борисович. Страница 16

Эта часть не поражает архитектурными красотами. Она правильно распланирована, застроена многоэтажными домами. Ее прорезают меридиональные линии автобусных маршрутов и электрички. Чем дальше к северу, тем явственнее проступает лицо рабочего Бомбея. Трех-четырехэтажные дома, лучше сказать бараки, выкрашенные когда-то белой или желтой краской, до того закопчены, что о первоначальном цвете их можно догадаться только по отдельным пятнам и потекам. Черная копоть и черные водопроводные трубы, стоящие снаружи зданий, как леса, которые забыли убрать, отсутствие всякой зелени и благоустройства и неизбежный спутник бедности — протянутые вдоль фасадов веревки с застиранным бельем — создают очень стойкую в своей однообразности, безрадостную и суровую картину постоянных будней.

Еще к северу — места отдыха: пляж Джуху, озера Повай и Вихар, молочное хозяйство «Аарей милк компани», в живописных окрестностях которого обычно устраиваются пикники.

В целом же вид Северного Бомбея определяют выстроившиеся, подобно солдатам, грязно-светлые бараки. Город продолжает расти. Он давно уже выплеснулся за пределы полуострова, растекаясь по прилегающим районам материка, и обогнал Калькутту по населению.

Это, пожалуй, единственный город Индии, где неуклонно осуществляется программа жилищного строительства и надежда на получение новой квартиры семьей служащего или рабочего достаточно реальна. Как и в других крупных городах, проблема жилья в Бомбее очень остра, но она имеет здесь свою специфику. Если в Калькутте и даже в Дели бездомные, спящие на улицах или в жалких хижинах, — это самая низшая, нищая группа населения, которую просто нельзя обеспечить квартирами, потому что ей нечем было бы за них платить, то бомбейцы, живущие или спящие на улицах, — не всегда нищие.

Как-то в одно из первых своих посещений Бомбея я решил пройтись по нему поздно вечером, почти ночью, «просто так». Конечно, это лучший, хотя и не самый безопасный способ познакомиться с городом. Я миновал кварталы магазинов и учреждений, углубился в переулки, освещенные мертвенным светом карбидных ламп и заполненные деятельной и веселой толпой, бойко покупавшей пан, орешки, фрукты, и попал на темную улицу, которая отделялась высоченной стеной от железной дороги. Вдоль стены в импровизированных палатках, хижинах, сколоченных из старых ящиков, или просто на кроватях, стоящих под яркозвездным небом, расположились сотни семейств. Они готовили ужин на кострах, отмечавших красными точками всю длину улицы. «И здесь все то же, — подумал я, — та же нищета, та же грязь».

Вдруг я услышал музыку — обычную индийскую песенку из кинофильма, чуть лирическую и чуть веселую. Подошел ближе. Возле палатки на грязной земле рядом с закопченной кастрюлей стоял обыкновенный транзистор. В 1963 г. Индия транзисторов выпускала мало, и я почти уверен, что этот был импортный, скорее всего японский, стоивший несколько сот рупий.

Семьи устроились вдоль стены, потому что она защищала от ветра по крайней мере с одной стороны, и, видимо, на самом деле не имели квартир. Конечно, их положение было ужасным. Но они создали свой, пускай примитивный, уют, не лишенный даже известного комфорта. Для них проблема заключалась, по-видимому, в нехватке домов.

А есть в Бомбее и другие «бездомные». Они заполняют по ночам центральные улицы, вернее их широкие тротуары (благо они регулярно подметаются и относительно чисты), приносят с собой тюфячки (чистые!) и одеяла и располагаются на ночлег с подкупающей домовитостью. Молодые люди в европейских костюмах сидят группами, болтая перед сном или играя в карты. Звучат шутки, смех. Ходить по этим тротуарам неудобно и стеснительно не потому, что мучает мысль о страданиях бездомных. Просто испытываешь чувство неловкости — вроде бы непрошеный гость.

Мне кажется, что эти люди могли бы спать и у себя дома, но там теснота, духота, дети. Многие рабочие семьи даже в центре живут в трущобах, хотя их нельзя назвать хижинами, и предпочитают проводить ночь на свежем воздухе. Здесь больше места, здесь интереснее, а на полу спать или на тротуаре — разница невелика.

С начала века Бомбей был и до сих пор остается городом, где профессиональные союзы рабочих организованы лучше всего и пользуются наибольшим авторитетом. Это обстоятельство имеет громадное значение.

Заработная плата индийских рабочих крайне низка. Ее трудно сравнивать с заработной платой европейских рабочих: очень различны потребности и культурный уровень тех и других. Но экономисты подсчитали, что оплата труда квалифицированного рабочего, учитывая уровень цен, не обеспечивает прожиточный минимум его семьи.

На общем безрадостном фоне Бомбей выглядит островом благополучия. Там всегда уровень заработной платы был выше, чем в остальной Индии, в последние годы этот разрыв еще увеличился. Дело в том, что в стране постоянно растут цены и усиливается нехватка продовольственных товаров. Законодатели позаботились, чтобы рост цен не отражался на реальном вознаграждении труда — в соответствии с ростом цен должна расти и специальная «надбавка на дороговизну» (по-английски «дирнес алоуанс», сокращенно Д.А.), которая уже давно превысила размер основного «оклада».

Если спросить индийского рабочего или служащего об их заработке, в ответ они назовут несколько цифр — зарплата, надбавка на дороговизну, квартирные, иногда транспортные и т.д.

Реальное получение надбавок зависит всегда от сплоченности и организованности рабочих, от их способности вырвать у администрации полагающуюся по закону сумму.

Во всех без исключения промышленных или административных центрах постоянно идет борьба за Д.А. Как ни странно, тяжелее всего в этой борьбе приходится служащим и представителям управленческого аппарата, не имевшим до недавнего времени крепких профсоюзов.

Я уже упоминал о демонстрации служащих калькуттской тюрьмы, проходившей у меня на глазах в августе 1968 г. Лозунгом служила та же Д.А.

В 1967 г. под таким же лозунгом проходила забастовка государственных служащих штата Уттар Прадеш. В течение месяца административная система крупнейшего по населению штата Индии не работала.

А в апреле 1967 г. случилось нечто совсем удивительное — полицейские Дели организовали свой профсоюз, выставили требования и вышли на демонстрацию, несмотря на запрещение правительства. К счастью для властей, в их распоряжении оставались «лояльные» отряды, которые и посадили 657 своих мятежных коллег в тюрьму.

При мне подготавливалась и была проведена грандиозная стачка служащих центрального правительства. Если бы организаторам стачки удалось сделать ее, как планировалось, всеобщей, то целый день не работали бы все правительственные учреждения, почта, железные дороги, аэропорты, автобусы и т.д. Правительство смогло убедить чиновников и железнодорожников не принимать участия в забастовке, но почта была закрыта больше недели. Письма лежали в уличных ящиках или сваленными в мешках у помещений почтовых отделений. Сортировкой занимались солдаты. Почтовики мешали им по мере сил.

В подобных условиях рабочие, особенно бомбейские, с их давними традициями профсоюзного движения, значительной межотраслевой солидарностью, имеют преимущество. Им, в общем, удается, хотя и не без труда, вырывать у предпринимателей то, что гарантируется законом.

Это не значит, что рабочие Бомбея живут в достатке — вопрос о том, как заплатить за квартиру и свести концы с концами, стоит для них так же остро. Но все же здесь гораздо меньше неприкрытой нищеты, безысходности, отчаяния, чем в Калькутте и многих других городах.

Может быть, этим объясняется, что рабочий Бомбей не всегда дает должный отпор крайне националистическим, шовинистическим настроениям городских низов.

Как-то в марте 1968 г. меня рано утром разбудили громкие крики, треск барабанов и звуки труб. По улице медленно ехали грузовики, наполненные орущими мальчиками в униформе. Это была демонстрация «Шив сены» («Армии Шивы»). В данном случае Шива — не имя индусского бога, наиболее почитаемого в Индии, а имя Шиваджи — вождя восстания маратхов против Могольской империи в XVII в., основателя национального маратхского государства.