Открытие великой реки Амазонок - Малкес Б. Н.. Страница 16

Постройка второй бригантины

Видя, что здесь имеется хороший материал и что это место удобно для постройки [бригантины], и взяв в расчет доброе расположение индейцев, капитан приказал собрать всех своих товарищей и сказал им, что здесь удобнее всего строить бригантину, и мы все взялись за работу, и среди нас оказался некий плотник по имени Диего Мехйя, который, хотя и не был знатоком в кораблестроительном деле, показал нам. что и как надобно делать, затем капитан велел распределить работу между всеми людьми с тем, чтобы каждый принес бы по шпангоуту и по две поперечины, другие изготовили бы киль, третьи — форштевень, четвертые напилили бы досок и так далее. Таким образом, каждому было ясно, чем он должен заниматься. Все трудились до седьмого пота, потому что стояла зима (porque como era invierno) (Карвахаль по укоренившейся привычке жителя северного полушария называет зимой самый разгар тропического лета, который падает в южном полушарии как раз на февраль-март (правда, разница в температуре между «зимними» и «летними» месяцами в районе Амазонки не превышает 5°)), а древесину приходлось брать издалека. Каждый, взяв с собой топор, шел в лес, рубил то, что ему полагалось, и потом тащил это [к месту постройки]; другие же поворачивались к нему спиной (otros le hacian espaldas), ибо индейцы не замышляли против нас ничего дурного. Вот так в семь дней был заготовлен для бригантины, о которой идет речь, весь необходимый лес.

Когда закончилась эта работа, пришел черед другому делу, а именно: было велено нажечь угля, чтобы изготовить гвозди и другие предметы. Любо-дорого было смотреть, с каким задором трудятся и таскают уголь наши сотоварищи. Таким образом, обеспечили и все остальное, в чем была нужда.

Среди всех нас не оказалось ни одного человека, который имел бы навык в подобном занятии, однако, несмотря на сию и прочий трудности, господь бог даровал всем нам смекалку, и мы сделали все, что должно, ибо дело шло о спасении многих жизней. Ведь если бы мы отправились отсюда на наших прежних лодчонках да суденышке и очутились бы на них среди воинственных племен (а так оно и вышло, но расскажу я об этом после), то не удалось бы нам не только отстоять себя, но и высадиться на сушу. Итак, было ясно, что бог свыше вразумил капитана построить бригантину в том селении, о котором я говорил, ибо сделать это потом было бы уже невозможно, а строить бригантину здесь было очень удобно, так как индейцы не переставали приносить нам еду в изобилии и в согласии с тем, что просил у них капитан. Постройку вели столь скоро, что уже через тридцать пять дней бригантина, проконопаченная хлопком и просмоленная той смолою, которую нам приносили по просьбе капитана индейцы, была спущена на воду. Немалая то была радость и веселье, которые испытывали все наши товарищи, увидев завершение того, к чему они так стремились. Однако в селении было столько москитов, что не было нам от них житья ни днем ни ночью, и нас они искусали так, что хотя и удобен был лагерь и работа не была в тягость, но мы одержимы были лишь одним желанием — поскорее увидеть конец нашим мукам.

Как-то, в то время когда мы еще там находились и были заняты своей работой, пришли повидаться с капитаном четверо индейцев, кои прибыли издалека. Все они, как на подбор, были очень высокого роста, так что каждый из них был на добрую пядь (Пядь (по-испански — palmo) — старинная мера длины, равная расстоянию между кончиками растопыренных большого пальца и мизинца. В Испании имела разную длину: от 19,2 до 22,8 см) выше самого высокого из христиан. Кожа у них была очень белая, их волосы, ниспадая, доходили до поясницы, сами они и их одеяние были увешаны золотыми украшениями. С собой у них было много еды, а появились они с таким смирением, что мы не знали, то ли нам следует опасаться их скрытых помыслов, то ли радоваться их хорошему воспитанию (buena crianra). Они достали еду, что принесли с собой, сложили ее перед капитаном и сказали, что они вассалы одного очень важного сеньора и пришли по его велению посмотреть, кто мы такие, чего хотим и куда держим путь.

Капитан принял их очень радушно и первое, что он сделал это велел поднести им много всяких украшений, которые пришлись индейцам очень по вкусу и доставили им удовольствие. Капитан повторил им все то, что ранее говорил уже упомянутому властителю Апариану. Все это немало удивило индейцев, и они сказали капитану, что хотели бы пойти и доложить обо всем этом своему сеньору, и попросили у него [капитана] на то дозволения. Капитан им разрешил, пожелал доброго пути, дал им с собой много разных вещей, с тем чтобы индейцы отнесли их своему самому главному сеньору и чтобы сказали ему, что он, капитан, очень просит его пожаловать к себе и будет очень рад его посещению. И они ответили, что так и сделают; индейцы ушли, и мы никогда больше не видели их и так и не узнали, из какой земли они родом.

В этом месте мы провели весь великий пост (В 1542 г. великий пост, который, как известно, соблюдается католической церквью в течение 46 дней, продолжался со среды 22 февраля по субботу 8 апреля), все наши дружинники причастились у двух святых отцов, которые были с ними. Каждое воскресенье и по праздникам — в святой четверг, святую пятницу и святое воскресенье — я читал проповеди, и то было лучшее из всего, чем для вящей славы своей пожелал вразумить меня наш искупитель. И я радел о том, чтобы возможно лучше, насколько было сие в моих силах, споспешествовать его благим намерениям и помогать всем этим моим братьям и сотоварищам, напоминая им о том, что они христиане, и о том, чтобы они лучше служили богу и императору в этом богоугодном им предприятии и терпеливо сносили нынешние и грядущие тяготы вплоть до завершения нашего нового открытия, ибо от его счастливого исхода зависели мы сами и самые жизни наши; и, таким образом, я сказал для пользы дела все, что мне показалось необходимым, ибо в этом и заключалась моя обязанность, а также и потому, что жизнь свою положил я ради успеха нашего странствования. Также произнес я проповедь в воскресенье Касимодо (Касимодо (от латинского quasimodo) — первые слова молитвы, которая читается во второе воскресенье пасхи. Этот день в 1542 г, приходился на 16 апреля) и могу с полным правом утверждать, что как у капитана, так и у всех людей души были полны такого благолепия и такой святой веры в Христа и его святое учение, что господь во истину счел за благо пожелать нам спасения. Капитан призывал меня к проповеди, дабы все ревностнее обратились к исполнению долга своего и утвердились во мнении, что они достойны благостыни господней.

Мы также привели в порядок и маленькое судно, так как на ту пору оно уже успело прогнить. И, таким образом, оба судна были исправны и наготове. Капитан велел всем закончить приготовления и погрузить съестные припасы на корабли, ибо в понедельник он намерен был пуститься в дальнейший путь.

В этом селении с нами приключилась история, немало нас напугавшая. Случилось так, что в сумеречную среду, в святой четверг и в крестовую пятницу индейцы заставили нас поститься поневоле, ибо не приносили нам еды вплоть до самой субботы, что в канун пасхи (Все эти дни входят в страстную неделю и в 1542 г. приходились на 5, 6, 7 и 8 апреля). Капитан у них осведомился, почему они не приносят съестного, и тогда в субботу и в пасхальное воскресенье да в воскресенье Касимодо они притащили такую пищу, что мы ее выбросили в поле. Для того чтобы все шло как должно и во всем порядке, капитан назначил альфересом (Альферес — первоначально королевский знаменосец, в описываемые времена-младший офицер) одного весьма достойного этого звания идальго по имени Алонсо де Роблес и послал его с несколькими дружинниками в селение к тем воинственным индейцам с приказом во что бы то ни стало добыть еды на всех. Сам капитан остался стеречь корабли, которые в сем путешествии были нам после бога единственной защитой и опорою, ибо индейцы только того и домогались, чтобы отнять у нас оные.