Озерные арабы - Тесиджер Уилфрид. Страница 35

— Хватит! — произнес наконец Маджид. Его слуги бросились в бурлящую толпу, крича:

— Хватит! Шейх сказал — хватит!

Мы вернулись в мадьяф.

Через несколько часов, на закате, вскоре после того, как удалился Маджид, я стоял на берегу реки и беседовал с группой людей. Мимо пробежал мальчик, выкрикивая что-то, и я почувствовал, что все пришли в сильное возбуждение. Несколько человек бросились к своим домам.

— Что случилось? — спросил я.

— Маджид послал отряд убить Мухаммеда!

— Но ведь Мухаммед под защитой властей в Калъат-Салихе, — возразил я.

— Нет, говорят, что он вернулся домой, в Маджар.

В меркнущем свете дня я увидел, что две лодки устремились вверх по течению, унося мстителей. На противоположном берегу реки опять завыли шакалы. Но Мухаммед все еще находился в безопасности, в Калъат-Салихе.

18. Восточные озера

Следуя совету Дайра, я остался еще на один день. Затем, как полагается, попросил у Маджида разрешения уехать и направился в Эль-Кубаб с Амарой и Сабайти, которые приехали накануне вечером и ночевали в мадьяфе. Они тоже были потрясены смертью Фалиха. Когда наша таррада повернула к озерам, Амара сказал:

— Фалих был нам как отец. Друзья моего друга — так он звал нас. Он посылал за нами каждый раз, когда приезжал в нашу деревню, чтобы узнать, все ли у нас в порядке.

Слезы текли по лицу Амары. Весь этот год люди, жившие в отдаленных друг от друга местах, с глубоким сожалением говорили о смерти Фалиха.

— Ведь ты был другом Фалиха? — порой спрашивал меня незнакомый человек и принимал меня еще более радушно. Я и не подозревал, какой доброй славой пользовался Фалих, как глубоко его уважали.

Мы собрались провести следующие шесть недель на восточных озерах. Один раз мы заночевали в мадьяфе Саддама. В отсутствие отца роль хозяина выполнял его младший сын. В Эль-Кубабе тоже оплакивали Фалиха. Несколько человек, зашедших в мадьяф, были немногословны и вскоре ушли. На следующее утро к нам присоединились Ясин и Хасан, и мы направились к племени аль бубахит. Целых два дня я без устали оказывал медицинскую помощь в маленьких деревнях. Пройдя под мостом, по которому пролегало шоссе Басра — Амара — Багдад, мы достигли Тигра ниже Эль-Азайра и пошли вверх по течению мимо гробницы Эзры. [20] Купол гробницы выложен зелеными и голубыми изразцами, она окружена пальмами. К ней примыкал ветхий дом для паломников. Сам Эль-Азайр — неказистый поселок, в котором останавливались грузовики и автобусы. На протяжении нескольких миль за поселком пустынные берега усеивали массивные печи для обжига кирпича, похожие на жертвенные алтари. Быть может, в подобных печах обжигали кирпичи, из которых возводился Вавилон… Кирпич шел на постройку домов в окрестностях Басры.

Мои размышления прервал Ясин:

— Говорят, недавно в этих местах на человека в реке напала акула и отхватила у него полноги.

Я знал, что в Басре на купающихся иногда нападают акулы, но Эль-Азайр расположен в восьмидесяти милях выше по течению и в ста пятидесяти милях от моря. Когда я выразил удивление, мои гребцы стали уверять, что у Эль-Азайра дурная слава из-за акул. Когда я был здесь в другой раз, один из жителей рассказал мне, что во времена, когда еще жил его отец, в период спада воды какая-то огромная рыба буквально перегородила своим телом реку. Пришлось рубить ее на куски прямо в реке.

Пока мы шли дальше, я стал расспрашивать, встречаются ли акулы на озерах. Хасан сказал, что несколько лет назад забили острогой небольшую акулу. Амара прервал его:

— А ты знаешь, что, пока ты отсутствовал, одного человека прикончила гиена? Он спал в поле за Маджаром. Гиена схватила его за лицо. Когда его нашли, он был мертв. Его опознали только по одежде.

Я сам видел гиену три года назад. Это была полосатая гиена; пятнистые гиены, более крупные, водятся только в Африке. В этих краях еще сорок лет назад встречались львы, но они были истреблены, когда у местных жителей во время первой мировой войны появились современные винтовки. Один из старых слуг Фалиха как-то сказал мне, что видел трех львов недалеко от Маджара, а другой описал охоту на льва вблизи Амары, в которой он некогда принял участие. Один из охотников когда-то убил льва из шомпольного ружья. Еще кто-то видел двух львят, которых группа маданов принесла своему шейху. Многие старики помнили те времена, когда по ночам в этих местах слышался львиный рык.

Мы повернули в широкий проток, ведущий к восточным озерам, и повстречались с большой двухмачтовой лодкой, доверху нагруженной тростниковыми циновками, которую гребцы с натугой вели на шестах по направлению к Тигру. Позже мы видели большой плот из сухого тростника длиной в сорок и высотой в десять футов. Плот лежал на берегу, оставленный на время без присмотра. Когда уровень воды поднимется, эта огромная связка тростника будет сплавлена вниз по течению — может быть, до самой Басры; там тростник разберут и продадут.

Байдат-эль-Нуафиль, где мы провели ночь, — самая большая деревня, которую мне довелось видеть на озерах: шестьсот сорок домов, но при этом ни одного мадьяфа. Дома стояли группами на полосах сухой земли, разделяемые водой. Когда уровень воды в Тигре был особенно низок, протоки совсем высыхали, и тогда Жители оставляли свою деревню и временно обосновывались на берегах Тигра. Вместе со своими соседями, аль буганам на севере и аль бубахит на юге, нуафиль вставляли шадда — большую, непокорную ветвь племени аль бу-мухаммед. Нуафиль держат буйволов, но их основное занятие — изготовление циновок, которые они вывозят на продажу. Большие парусные лодки — одну из них мы уже видели — вывозят циновки, когда вода поднимается достаточно высоко. В тот год стояла особенно высокая вода.

Мы остановились у старосты. Накормили нас очень плохо, и я был недоволен, так как перед этим оказывал помощь нескольким больным членам семьи старосты. Я решил, что жители деревни все отчаянные скупердяи и без сожаления расстался с ними. Мои товарищи полностью разделяли мои чувства — хозяин не дал нам на завтрак молока, подал только два стакана не слишком сладкого чая и хлеб. Ясин с отвращением сказал:

— Даже слюна не появилась!

Это была острота: по-арабски «выделить слюну» и «позавтракать» обозначаются одним и тем же словосочетанием. Однако утро было прекрасное, и мои гребцы скоро пришли в хорошее расположение духа. Воздух был бодрящий, свежий, с севера дул легкий ветерок, солнышко ласково пригревало, перистые облака испещряли голубое небо. Мы вели тарраду по цепочке узких проходов, которые вились по открытой равнине, покрытой сухой осокой. В центральной части озерного края, за исключением отдельных заводей, заросли тростника всегда ограничивали видимость — иногда до нескольких шагов. Здесь вид открывался на мили. Земля высохла за зиму, и сейчас в местах, еще не покрытых растительностью, она была серого цвета и твердая, как обожженная глина. В других местах поднявшаяся вода покрывала ее на несколько дюймов, и образовавшаяся жижа имела цвет и густоту растопленного шоколада.

Мы спугивали разных болотных птиц. Некоторые поодиночке с пронзительными криками поднимались в воздух, другие плотной стаей кружили над водой и выбеленной солнцем осокой. Я различил по крайней мере два вида кроншнепов, травников, веретенников, турухтанов, шилоклювок, ходулочников и разнообразных ржанок. Здесь были и утки, но они взлетали задолго до того, как мы подходили на расстояние выстрела; были серые и белые цапли, ибисы и колпицы. Один раз мы видели вдалеке стаю журавлей. Хасан устраивал вылазки за каждой птицей, которую он считал съедобной, но ему ни разу не удалось подойти достаточно близко. Его возвращение каждый раз встречали грубоватыми замечаниями по поводу его охотничьей квалификации. Между тем Ясин и Сабайти подталкивали тарраду шестами, идя по обоим берегам. Ширина прохода в некоторых местах едва равнялась ширине лодки, а иногда он поворачивал под прямым углом. В таких случаях мне казалось, что придется возвращаться назад — ведь наша таррада имела тридцать шесть футов в длину, но в конце концов гребцы всегда ухитрялись как-то провести ее.