Полярная фактория - Козлов В.. Страница 23

Щепки, обломки, прогнившее бревно, конечно, пустяк, но приоткрылся новый штрих, характеризующий здешного туземца. Значит, взять чужое — не такой уж абсолютно немыслимый поступок! Когда дело касается топлива, которое здесь высоко расценивается, туземец способен отступить от правила и стащить, если лежит плохо.

Спору нет, они честны — воровство в их быту отнюдь не развито. Если бы нашу факторию, с ее порядками, перенести в близкое соседство к любому русскому селу, полупризорное и беспризорное добро растащили бы в несколько дней. А здесь не трогают. Однако эта их честность все же условна и относительна. Есть соблазны, пред которыми и она не может устоять: например, топливо…

А может быть это тот же Нарич?

Такой тип, потершийся в наших городах, завез в Ямальскую тундру лишь это свойство.

Вопрос во всяком случае заслуживает внимания…

…Насколько видит глаз, бухта покрылась льдом. Мы думали что уже конец — губа стала. Но нет — борьба продолжается В ночь на 23 ноября поднялся вихревой шторм. Все раньше нами виденное потускнело сравнительно с этим ураганом. Дрожали стены избы, с ревом носилось что-то по чердаку, выло по-звериному в трубах. Мы сидели с Пепеляевым за столом. Пламя горящей стеариновой свечи никнет и минутами издает такой звук, будто на него кто-то дует. Это ветер прорывается сквозь стены. Печи исправно вытоплены, но в хате гуляет стужа.

Торос местами напоминает гору.

Выйти на двор жутко. Я попытался. Вихрь швырнул в лицо острым снежным песком и буквально отбросил до угла постройки. Я ухватился за бревно, хотел укрыться за угол, но оттуда с ревом ударили такие же вихри. Какая-то чертовщина — сует со всех сторон разом! Каждая крупинка снега остекленела, сделалась остро-колючей, впивалась в лицо наподобие иглы. Боль невыносимая. Придерживаясь за стенку, перегнувшись, я с трудом добрался до дверей. Лицо иссекло, будто розгой.

В запрошлом году на Ямбургской фактории в подобный же ураган вышел из дому заведующий С. Д. Удегов. Вихрь свалил его с ног и покатил по снегу. Он делал попытки зацепиться, схватиться руками — все напрасно. Его откатило шагов на 50, которые он преодолел с громадным трудом — на четвереньках. Этот случай не преувеличен. Он дает некоторое представление о здешних зимних ураганах.

На губе творилось невероятное. В кромешной тьме грохотало, выло, ухало. Точно залпами палили из пушек.

А на второй день, когда поутихло и мы пошли посмотреть — берег бухты вновь подступил почти к прежней черте. Ураган разломал лед, наворотил груды кусков. Они смерзлись, образовали торосы.

Это уже последние судороги. Крупные плавающие льдины и мелкий щебень липнут друг к другу, смерзаются в поля. К следующему дню ледяной покров ушел из глаз, покрылся ковром снега — это теперь прочно, до весны!…

V. ПОЛЯРНАЯ НОЧЬ

ШЕРОХОВАТОСТИ. СЕВЕРНЫЕ СИЯНИЯ

В работе фактории не все идет ладно: чаще и круче стал запивать Аксенов. Начинается это, обыкновенно, когда сделки заключены с туземцами.

Аксенов выпивает с одним, с другим. Затем в его комнате собираются те из промышленников, которые привезли больше пушнины. Ведутся затяжные беседы, выпивка продолжается. К вечеру наш заведующий полупьян: ходит красный, возбужденный, говорливый.

Случается, он перехватывает через край. Тогда с новыми клиентами ведет операции счетовод Пепеляев. Аксенов кутается с головой в малицу и отлеживается на снегу.

Естественно, у Пепеляева торговля прихрамывает. Он по-ненецки усвоил только счет. Разговорные ресурсы ограничены десятком фраз и слов — столковаться мудрено.

Мы все видим, что дело идет с перебоями. Говорила по этому поводу с Аксеновым Поля Дорофеева, говорил я. Он принимает такие обращения остро, с большой обидчивостью. Коллектив понимает, что неполадки серьезны, это всех тревожит, вызывает споры.

11 октября Аксенов уехал на вторую факторию, к мысу Дровяному. Вернулся через неделю. По прямой линии расстояние 140 километров, но туземцы в езде придерживаются береговой полосы, путь удлиняется до 220 км. Поездка обошлась дорого, считая накладные расходы. И опять-таки сотрудникам ясно, что это не нужно, расход ничем не оправдывается.

Возил Гришка Тусида. Он с готовностью выполняет всевозможные поручения Аксенова и собутыльничает. От фактории имеет постоянный разнообразный заработок, а потому крепко за нас держится — ежедневный гость.

Между прочим, из этой поездки Аксенов привез ворох шкурок крестоватика (летний песец).

Никто из нас не знал, что охота на крестоватика запрещена, а Аксенов разрешил всем сотрудникам приобрести для собственных нужд по 30 штук каждому. Полярную пушнину служащие не имеют права приобретать. Каждому же хочется обзавестись за полярным кругом хорошей меховой вещью. Крестоватики пришлись весьма кстати. Таким образом, запасаясь крестоватиком, мы не знали, что творим преступление. Но Аксенов должен был знать о запрещении охоты на крестоватика и покупки его.

Остальная часть октября прошла под знаком приготовлений Аксенова к от’езду в Новый порт. С’ездить необходимо, главным образом, для координации расценок на товары. Это предусмотрено и уполномоченным Комсеверпути Евладовым. Он приказал, положим, „по первой пороше“, но первая потрачена на Дровяной мыс.

Конечно, ехать надо бы не Аксенову, а Пепеляеву, либо мне. Аксенов единственный человек, знающий язык. Без него торговля — сплошное недоразумение. И все же, когда выяснилось его твердое намерение ехать самолично, никто из коллектива не возражал. Неполадки из-за беспрерывной пьянки все равно обесценивают работу и создают бесхозяйственность.

Он выехал 1 ноября, увозя в крытой кибитке беременную жену.

Везет все тот же неутомимый Гришка.

Путешествие серьезное и, разумеется, не безопасное. Путь, чуть ли не 800 километров по снежной пустыне. В расчеты входит останавливаться для роздыха и кормежки оленей в туземных чумах. Однако трудно сказать с уверенностью — стоят ли чумы в предполагаемых пунктах, или откочевали. Кроме того, опасны бураны. Мы уже знаем примеры, когда сами промышленники блуждали по тундре несколько суток и не умели, сыскать собственного чума. Проплутав и просидев под снегом три дня, один туземец вернулся к нам на факторию и выехал, когда буран прекратился.

Зима уж вполне установилась. 25 октября ударил сильный мороз не меньше 20 градусов, при страшном ветре. Намело сугробы. Овраги и протоки заполнились до краев, сравнялись с тундрой.

Мы с Васей ездили закладывать рыбу и мясо для приманки песцов и не смогли найти озеро, хотя хорошо, кажется, изучили и дорогу к нему и месторасположение. Где раньше были трехсаженные овраги, выросла возвышенность. Рельеф стал неузнаваем — ориентироваться не по чем.

На Пегашке ездить опасно. Один раз он так основательно провалился в скрытую яму, что его насилу извлекли. Снежный наст его не держит. Говорят, в разгар зимы, когда ртуть упадет до 40° и ниже — покров окрепнет. Но все же, по-моему, сомнительно, чтобы снег не проваливался под тяжестью лошади. Только олени бегают здесь свободно. У них копыта мало того, что раздвоены, но и особо приспособлены к насту — половинки расходятся в стороны.

На бухте берег отходит все дальше и дальше. Мороз уже так прочно сковывает воду, что обыкновенный прилив не в состоянии разломать лед. Шторм же ломает и нагромождает новые и новые торосы. Они уходят грядами в бухту.

Не видно ни гаг, ни куропаток — улетели.

20 ноября последний раз в этом году видели солнечные лучи. Самого солнца не было — оно не поднялось. Лучи же в 1 ч. 30 м. пополудни прорезались в ясном небе на румбе юго-запада.

Дальше погода испортилась, начались затяжные бураны, а когда вновь выдался ясный день, то и солнечных лучей не обозначилось. Наступила, значит, та пора, которая известна под названием „полярной ночи“. Беспрерывной тьмы пока нет. День, правда, сократился до смешного: в 10¹/₂ час. рассвет, к часу дня можно читать, в три — густые сумерки.