Полярная фактория - Козлов В.. Страница 28

Мартим Яптик также приехавший в этот день на факторию, показал на нее глазами и уронил не без значительности.

— Саво! Саво.

Бедняк и бобыль, он по малооленности не мог обзавестись женой. Живет один в чуме с матерью и сестрой. На выкуп невесты — калым — нет средств.

А парень ладный, всегда опрятно одетый, даже причесанный прямым пробором, очень его украшавшим. В общении с людьми Мартим наивен и застенчив, часто краснеет. Краснея же, поглядывает на красивую жену богатого туземца.

Те привезли хоть и не так много пушнины, но первосортной, самого высокого качества. Их семь песцов можно бы было обменять на 15—20 шкурок рядового, неотборного зверя.

Нарич с пышной шкурой в руках обращался то к тому, то к другому из нас и восклицал, нахваливая:

— Гляди какой товар! Видал такой ногу? Такой ногу заграничный купец с руками забирал, большие деньги платил! Гляди сюда, — и он мастерски встряхивал шкуру перед глазами зрителей.

Ногу рассыпается пышными прядями белоснежного шелка, заманчиво блестит, пушится.

Это были, действительно, отменные песцы, которые попадают в капканы один на сотню. В кулацких чумах и нартах они хранятся десятками лет. Это заповедное, фамильное добро каждого чума. Чем богаче туземная семья, тем больше у нее такой изумительной пушнины. Многооленные отдают иногда по десятку быков и важенок за одну шкуру такого драгоценного „ного“ — песца.

Женские нарты.

Малооленные бедняки не в состоянии хранить высокосортные шкуры. У них нет запасов, живут промыслом сегодняшнего дня. Кулаки без труда скупают у них добычу, и главным образом у кулаков надо искать тот сорт пушнины, который в последние годы все реже попадает на рынок.

— Видел такой песец? — поддразнивал Нарич. — Нету его теперь. Обыщи весь Ямал — одного не поймаешь. Сколько даешь?

Пепеляев только развел руками. На песцовые шкурки — стандарт. Ему самому обидно, за первый сорт приходится принимать сплошь и рядом далеко не такие драгоценные меха.

Но ничего не поделаешь. Выше первого — разряда нет. Еще вчера принята пара шкурок тоже за первый сорт, хотя они не могут итти с этими ни в какое сравнение.

— Первый сорт. По стандарту, — говорит он твердо.

— Какой это первый сорт? Какой может быть стандарт?! — возмущенно кричит Нарич. — Ты посмотри — это без сорта, без стандарта!

Пепеляев отмахивается. Без стандарта товара нет.

Но потом начинаются переговоры более интимные. Пусть будет стандарт, но пушнину надо же понимать, ценить.

Теперь старик уже не кричит. Он увел Пепеляева в глубь лавки и чем-то тихо убеждает.

Пепеляев тертый калач. Однако, в результате сошлись. В руки кулаков переходят кирпичи чаю, сушки, масло, хлеб, табак и т. д.

Красотка жена отбирает себе ситцы, сатины, жемчужные бусы, медные бляшки, никелированный чайник.

Нарич потом пришел ко мне в амбулаторию и таинственно сказал:

— Худо дело, лекарь. Санька едет.

— Какой Санька? — не понял я.

— Санька — плохой человек. Едет в Ямальскую тундру забирать у промышленника оленей. Саньку здесь все знают — боятся.

— Куда же он едет?

— По тундре едет, скоро будет. У него и отец был такой, что мы от него долго страдали. Он застрелился.

— Кто?

— Отец Саньки. Взял ружье, лег и ногой застрелил себя в рот. А Санька сладко говорит, мягко стелет — жестко спать. Здесь ему не отдадут оленей — ни за что. Без оленя туземец куда пойдет? Что сможет? Чем будет жить? Что кушать?

— Да кто тебе сказал, что будут брать оленей?

— Сам знаю. Нарич все знает — ему тундра говорит. А туземец не хочет дать олени. С Ямала уйдет, на острова убежит — оленя не даст. Ты про князя Ваули слыхал?

— Нет. Расскажи.

— Я еще малый был — лет 12, а князь Вауль уже всем Ямалом, Гыдоямой, Тазом — до самого Обдорска владел. В одно время там и здесь был. На Дровяном мысу, на Тамбее, в Обдорске — его в один час видели. Очень сильный был князь. Пять раз его забирали русские солдаты, в цепи ковали, а он опять свободный. Ничего сделать с ним не могли. А когда купцы и начальство стали на нас очень наседать, князь Вауль собрал со всех тундр нарты и пошел на Обдорск. Туча нарт! Обдорска от оленей было не видно. Мы — бо-ольшой народ. Обдорск очень боялся, жители в погреб, в ямы полезли. Князь Вауль русским бумагу написал, и четыре дня держал Обдорск в руках. После войско раз’ехалось, а князя заманили обманом и увезли в Тобольск. Пропал наш князь Вауль.

— Сколько же тому лет?

— Кто знает сколько лет? Шестьдесят, семьдесят? Я малый был, 12 годов. А помню князя Вауля. Сильный был богатырь. Чумы его слушали. Он прогнал бы вашего Саньку и не позволил бы забрать оленей. Но это ничего — мы найдем еще нового Вауля. Пока жив наш народ — ничего Санька не сделает. На Обдорск пойдем, ружья возьмем!..

Нарич размахивал руками, старые глаза оживились, горели огнем.

— Какую же ерунду ты, Нарич, говоришь, — сказал я ему. — Восстание туземное, что ли?

— А что ж, у нас есть еще сила! Саньке не дадимся.

Нарич ушел и я еще долго слышал, как он с тремя кулаками-туземцами оживленно толковал, видимо, все о том же Саньке, так как это имя произносилось то-и-дело.

Где-то в тундре едет неведомый нам Санька, и вместе с ним бежит по Ямалу тревога. Что это за Санька? Кто такой Санька? — я понять не мог. Но, надо думать, это имя реальное — иначе чем об’яснить волнение старого Ильи Нарича?..

Что касается рассказа о князе Вауле, то эту легенду я уже слышал раньше. Нарич попробовал в своем рассказе зафиксировать дату событий и исказить их в интересах кулацко-шаманских.

Исторически же установлено, что в 1841 г. народный  г е р о й  В а у л ь  поднял восстание против владычества русских купцов и туземцев — крупных оленеводов и, действительно, осаждал Обдорск.

Однако, эта  и с т о р и ч е с к а я  справка тонет в массе придуманных сказок, вообще связанных с именем Вауля.

Это имя фигурирует и в событиях очень отдаленных — за сотни, даже тысячу лет. Но и ближайшая история ненецкого племени нередко выдвигает это имя. Все героическое с ним связано: князь Вауль — народный герой Ямала. Он замечательный охотник, чудесный стрелок, непобедимый богатырь, предводитель в войнах, обладатель несметных богатств.

Легенда о многоликом князе Вауле ясно показывает, что даже сверхмирному ямальскому народу не чужда фантастика воинственной героичности и их народный эпос столь же цветист и красочен, как эпос любого народа.

25 ноября ранним утром из здоровенной пурги вынырнуло несколько нарт и в сени ввалилась целая компания, сплошь в снегу.

— Принимайте гостей! Эй, кто есть в хате! — раздался окрик по-русски.

Оказалось, приехали из Нового порта уполномоченный по Обдорску А. И. Шахов и с ним новый заведующий факторией С. Д. Удегов с женой.

Ехали 700 километров больше полмесяца, дорога буранная, суровая. Однако прибыли благополучно.

Шахов А. И. — уполномоченный Комсеверпути по Ямальскому округу.

С Аксеновым раз’ехались в пути, но уже в Новом порту слыхали, что на нашей Тамбейской фактории не все благополучно, что Аксенов пьянствует и туземцы являлись туда с жалобами.

Дошли слухи также о скупке Аксеновым крестоватиков. Оказывается, это строго воспрещено. И за охоту, и за продажу, и за покупку летнего песца наш закон довольно строго карает.

У каждого из сотрудников собралось уже не меньше полусотни шкурок. Приходилось с ними расстаться. Хотя мы не очень тужили, но было досадно, что руководители предприятия не знали даже таких обязательных постановлений.

Новый заведующий — партиец и человек весьма опытный в деле факторий. Он четыре года уже управлял госторговскими факториями в Тазовском районе. Последней была фактория Ямбург, где он пробыл два года. Все операций ему отлично известны. На туземском языке говорит хорошо, даже свободно.