Полярная фактория - Козлов В.. Страница 33

В цифрах это можно формулировать таким образом: декабрь, январь, февраль, март, апрель, май, июнь, июль и август равны 274 дням. Нередко случалось, что ватрушечная печь топилась в день 2 раза и я не преувеличу, если общее число топок определю цифрой 300.

Триста зарядок дров истрачено на установившийся у нас быт. Эти 300 зарядок дали бы минимум 120 выпечек хлеба в большой товарной печи. Она не работала по 16 апреля — перерыв 2 месяца и шесть дней. Если бы мой проект был принят, перерыва не оказалось бы, товарная выпечка была бы увеличена на 120 центнеров, считая по центнеру на каждую печь.

На с.-х. отделе Комсеверпути, разумеется, лежит вина не малая: — 40 кубометров дров на год — цифра близкая к вредительству.

Но и хозяйственность нашей Тамбейской фактории оказалась из рук вон скверной. Мы ни в какой мере не проявили склонности к учету дров, не повысили их калорийность, не выказали твердого руководства, не попытались даже стать на правильный рабоче-производственный путь, который диктовался простым рабочим чутьем.

Стань мы на этот путь — дровяной кризис разом наполовину потерял бы свою остроту. И что самое главное — производственный план нашей фактории, выполненный на 107,75 проц., был бы выполнен на 115 проц. Прекращение котлового питания, сухомятка, частые недоедания сделали к весне свое дело — заболев цынгой, я слег.

ТОПЛИВНЫЙ ВОПРОС НА ЯМАЛЕ

Вопрос об отоплении у кочевых северян обыкновенно решается самым простейшим образом: летом чумы каслаются к северу, уходят на промысел рыбы к далеким полярным озерам, уводят оленей на северные пастбища, где даже в разгар лета нет ни оводов, ни паука, ни комара, ни иного мелкого гнуса.

Кочуют в далекой северной тундре и пользуются для топлива либо мохом, либо лесом-плавником, который собирают на морском прибережье.

С наступлением зимы туземные стада с чумами начинают каслаться в обратном порядке: на юг, ближе к тайге, к лесу. Живут по принципу перелетных птиц.

Однако надо сказать, что такой простейший распорядок жизни доступен отнюдь не всем поголовно туземцам. Его крепко держатся, главным образом, оленеводы, для которых зимние промыслы не имеют значения.

Иное дело охотники и промышленники. Им приходится оставаться со своими стадами на зиму в глухой тундре и для них топливный вопрос становится очень острым.

Нашим факториям, взявшим на себя функции снабжения ямальских туземцев, волей-неволей приходится снабжать их топливом, помимо всего прочего.

Вопрос этот здесь крайне заострен, организовавшийся тузсовет его выдвигает на первый план.

В сущности, не такая уж сложная операция обеспечить тундровое население дровами, когда вся наша тайга — полоса, граничащая с тундрой — состоит из сплошных лесов.

Требуется лишь инициативность и организационная настойчивость. Однако вот здесь-то мы и хромаем.

В прошлом году дровосеки всю зиму работали в 50 километрах выше Обдорска, нарубили 4000 саженей, сложили в поленницы. По климатическим условиям — это очень тяжелый труд. И как рассказывают тамошние рыбаки, он на три четверти пошел прахом.

Около тысячи саженей вывезли весной на баржах и рыбницах, развезли по заимкам, промыслам, факториям. Остальные 3000 саженей развалились, рассыпались, потонули в летней болотной ростепели. Теперь их, конечно, не собрать.

Чтобы снабдить фактории достаточным количеством дров, необходимо забросить сюда специальную баржу.

Нечего говорить, дрова должны окупать себя.

Однако такое разрешение вопроса, мне кажется, вряд ли устроит промышленных туземцев. Промышленник отнюдь не богат, не так много зарабатывает, чтобы оплачивать топливо, один провоз которого обходится втридорога.

Топливное дело необходимо организовать на месте — на Ямале. Здесь имеются огромные залежи торфа. Местами слежавшись пласты его достигают 2—3 саженей толщины.

Торф отличный. Мы пробовали его жечь, не прессуя. Горит, будто облитый керосином.

Здесь отдельные гнезда старого мшанника достигают порой 40—50 метров в окружности. На нем я прыгал, как на трамплине; он пружинист и слегка шипит под ногами от насыщающей его влаги. Лопата легко режет такой мшанник, глубиной он бывает в 2—3 метра. Это будущий торф. Он весь состоит из нитевидных сплетений мха и корней.

Добыча торфа здесь не потребует больших затрат. Нужны лишь прессы и рабочие руки.

Для туземного населения необходимо прежде всего забросить чугунные печи с колошниками и ручные прессы.

Я видел в Финляндии такие прессы трех образцов. Там мох скупой, в кочках и мелких гнездах. Часто, чтобы сделать один брикет, финну приходится раскапывать две-три кочки.

Здесь пласты. Здесь есть возможность работать многобрикетными прессами не вручную, а при помощи двигателя. И двигательную силу можно получить по крайней дешевке — нужно лишь использовать постоянные ветры большого напряжения. Эоловые приспособления окончательно просушат отжатые брикеты.

Если Комсеверпуть забросит сюда техника-торфяника с соответственным оборудованием — это обойдется не дороже баржи дров. А подсчитайте, какие даст итоги. Не только туземный топливный вопрос будет разрешен, но и вся фактория перейдет на торф — с пекарней, кухней, отоплением любых двигателей.

На месте, без какого бы то ни было подвоза, разрешается основной вопрос полярного существования. И разрешается наилучшим образом.

Я даже думаю, что ни с юга на север, а наоборот, с Ямала на юг надо везти топливо — такое драгоценное, как торф. На Ямале можно снабдить весь морской и речной транспорт Комсеверпути горючим.

Для этого требуется опять-таки организационная настойчивость, рабочий почин и плановость.

СЕВЕРО-ЯМАЛЬСКИЙ ТУЗСОВЕТ

Когда при высадке на Ямале мы по 15—20 часов в день грузили и разгружали товары, наш заведующий Вахмистров утешал:

— Товарищи, это краткая переработка. Наступит зима — никакой работы не будет. В трехмесячную ночь будем только спать.

До чего же он не знал условий полярной работы!

Стоит так называемая полярная ночь. Вот уже больше месяца мы не видим солнца. Круглые сутки горят лампы. А работа идет интенсивнейшим ходом, как никогда раньше. Работа многообразная, не ждущая, ее надо тотчас выполнить.

И туземцы не пропускают ни одного дня. У них разгар пушного промысла. Везут песца, волка, росомаху.

Ежедневно у нас бывает 10—15 нарт. Одни приезжают, другие уезжают.

В этом году на Ямал с’ехалось очень много чумов. Они уходят от контрактации оленей. Наиболее крупные оленеводы каслаются как можно дальше на север, к самому проливу, думая, что там их трудней достать.

На севере полуострова теперь сконцентрировалось все кулачье. Они снабжаются преимущественно на фактории Дровяного мыса, но иногда бывают и у нас — вероятно с целью разведки.

31 декабря, накануне нового года, Шахов с Кабановым выехали на юг, к реке Се-Яга для организации выборов в тузсовет.

Это решено после всесторонних обсуждений. На юге сгруппировалась почти вся беднота. Она откаслалась к той черте тундры, где начинает расти кустарник и карликовый лес.

Кроме того, по берегу Се-Яга разбивать кочевья выгодно, потому что промысел рыбы идет всю зиму.

Топливо и пища! Они диктуют бедняку свои условия. Богачи и многооленные середняки могут ежедневно бить оленей, иметь всегда свежую кровь и мясо.

У бедняка каждый бык, каждая важенка на счету. Какую-либо сотню-другую животных долго ли истребить! А к тому же бедняки имеют другую особенность — они в большинстве многосемейны, многодетны. Начни они резать оленя, от стада в одну зиму ничего не останется.

Вот к ним-то и направились Шахов и Кабанов.

В отсутствии были 5 дней. 5 января вернулись веселые удовлетворенные.

Без агитации кулака, без внушений шамана, бедняки быстро освоились с принципами соввласти. Собрание прошло активно и оживленно. Тузсовет избран.

Вскоре мы увидели состав Се-Ягского тузсовета.