Красный оазис - Мотта Луиджи. Страница 15

— Каким образом?

— При помощи сонного порошка, который я раздобыл.

И Блевио рассказал Марике, как надо действовать с сонным порошком. Он передал ей один из пакетиков вместе с бутылочкою противоядия.

Несложную инструкцию Марика немедленно затвердила, и Блевио мог быть уверен, что девушка исполнит все как следует.

— Смотри же! — предупредил он ее, уходя. — Не испорти всего нашего плана излишнею поспешностью… Ты пустишь порошок в ход только вечером и только тогда, когда я свистком дам тебе знать, что пришел момент.

Утром следующего дня Блевио вновь навестил Марику — вместе с Мабруком — под предлогом принести из сада ворох цветов, чтобы убрать комнату в честь прихода Османа-паши, и успел шепнуть девушке пару слов, что все идет благополучно.

Полчаса спустя пожаловал и сам Осман-паша. Он казался мрачным как туча: его огорчил ряд сведений об успехах итальянской армии, о подчинении итальянцам целого ряда племен. Это настроение не обещало ничего хорошего злополучной пленнице. Но миг — и картина изменилась как по волшебству: Марика с очаровательною улыбкою на устах пошла навстречу пораженному Осману и спросила:

— Простишь ли ты меня, мой владыка и повелитель?

— Как… как… как… Что это значит? — даже попятился Осман, не веря своим ушам и глазам.

— Это означает, — продолжала Марика, — что твой любимец, который грозил меня зарезать, убедил меня.

— В чем? — удивлялся все больше и больше султан.

— В том, что любить тебя — огромная честь для меня. Но… но простишь ли ты мне те дерзкие речи, которые ты слышал от меня за эти дни?

— Прощаю, прощаю! — пробормотал Осман.

— В честь твоего прихода я убрала комнаты цветами. И лучшую розу я припасла для тебя…

Она подала Осману-паше роскошную пунцовую розу. Старик машинально взял цветок и вдел его себе в петлицу.

— Об одном прошу! — продолжала девушка. — Не торопи меня. Дай мне несколько успокоиться. Мои мысли еще идут вразброд.

— Хорошо, хорошо! — расчувствовался Осман. — Если ты опомнилась, то ведь и я не зверь же, в самом деле! Успокойся. Я навещу тебя сегодня вечером.

Молния блеснула в глазах Марики, но она справилась с собою и покорно ответила:

— Я буду ждать тебя!

День пролетел как сон. Приближался вечер.

По плану Блевио надлежало сделать следующее: когда Осман придет вечером, Блевио зажжет один из пакетиков волшебного сонного порошка на своей половине, и усыпит этим Мабрука и остальных слуг. Затем он свистком подаст сигнал Марике. В комнате ее будут гореть свечи. Девушка подпалит второй пакетик, и тогда непробудным сном заснет паша. Заснут и служанки, сторожащие Марику. А тогда, закутавшись в бараканы, беглецы покинут фондук, проберутся до ближайшей рощи, где их уже будут ждать оседланные лошади, — и пусть на другой день, очнувшись от волшебного сна, паша ищет и прекрасную пленницу, и своего верного фаворита…

План казался обещающим верный и полный успех. Но…

Но за два часа до того времени, когда обыкновенно навещал Марику Осман, целый отряд конницы и пехоты окружил фондук, и паша бурею ворвался в помещение в сопровождении кучки солдат.

Пораженный неожиданным приходом Османа, Блевио окаменел на месте.

— Это — гяур? — услышал он гневный голос Османа.

— Да, да, повелитель! — злобно и радостно выкрикнул скрипящий голос, и Али-бен-Али выдвинулся из-за спины паши. — Это — христианская собака, шакал, крокодил, сын летучей мыши и паука. Я узнаю его. Я его видел несколько раз. Это ничтожество — родной брат того другого ничтожества, того проклятого итальянского щенка, покрытого коростою с ног до головы, который, не сразившись со мною лицом к лицу, не смея взглянуть мне в глаза, предательски подкрался ко мне, когда я стоял на молитве Аллаху, и нанес мне семьдесят семь ран. Одну — в сердце, три — в грудь…

— Взять гяура! — распорядился Осман.

Не успел Блевио опомниться, как десятки рук легли на его плечи, свалили, связали.

— Мабрук! — позвал паша своего премудрого конюха.

— Что прикажешь, повелитель? — еле вымолвил трясущийся со страху конюх.

— Стащи гяура в какой-нибудь подвал и запри его там. Береги его как зеницу ока: если он сбежит, ты расплатишься за него собственною головою!

Мабрук взвалил Блевио на плечи и кряхтя потащил его в подвал.

Покончив с Блевио, Осман, еще более распаленный гневом, ворвался в комнату Марики, швырнул к ногам девушки уже увядшую розу, получением которой был так доволен утром, и крикнул:

— Я раскусил тебя, змея! Ты сговорилась с гяуром, который осмелился под чужою личиною прокрасться в дом мой. Но теперь все раскрыто. И я присуждаю тебя к смерти.

Марика, видя, что все погибло, призвала к себе на помощь все свое мужество и с гордою улыбкою ответила:

— Так что же? Я и раньше знала, что ты — палач и живодер… Могила мне слаще твоих объятий…

— Ладно, если так. Посмотрим, покажется ли тебе такою сладкою та могила, которую я тебе приготовил… Раньше, чем зарыть тебя в землю живою, я дам тебе случай наглядеться, как будут умирать твои родственники… Верный Али раскрыл их убежище и завтра днем изловит их всех, как кроликов, в их норе…

У Марики вырвался крик отчаяния. Полученный удар превышал силы бедной девушки. Как подкошенная она упала на пол.

Паша повернулся и вышел из гаремлыка. Через минуту топот копыт известил об его отъезде.

Мудрый Мабрук поместил пленного Блевио в одном из погребов обширного фондука. Боясь упустить пленника, он поминутно наведывался к нему. Приходил и ощупывал кандалы на ногах и веревки на руках заключенного. На первых порах все попытки Блевио сговориться с испуганным до полусмерти конюхом оставались безрезультатными. Но мало-помалу испуг прошел. Не особенно охотно, но Мабрук стал отвечать на вопросы Блевио. И берсальер построил на этом план своего спасения.

— Слушай, друг Мабрук! — сказал он. — Я всегда считал тебя за мудреца высшей марки…

— Я таков и есть на самом деле! — гордо выпрямился скромный Мабрук. — Сам паша слушает всех моих советов…

— Ну вот, — продолжал Блевио. — Я продолжаю считать тебя мудрейшим из людей.

— И ты не ошибаешься.

— Одно плохо: ты — беден…

— Да, я не богат! — признался Мабрук. — Паша куда щедрее на палочные удары, чем на золото…

— Я умру! — продолжал Блевио грустно.

— Да, друг. Паша тебя не помилует!

— И со мною погибнет мой великий секрет.

— Какой?

— А могу ли я тебе довериться, друг?

— Как самому пророку! — заверил конюх.

— Я… я умею делать золото! — чуть слышно вымолвил Блевио.

— О, Аллах! — воскликнул Мабрук, у которого дыхание прервалось.

— Клянусь! — продолжал грустно Блевио. — Но я унесу в могилу мой секрет…

— Аллах! — запротестовал Мабрук. — Зачем тебе делать такую гнусность?

— А что же посоветовал бы ты мне сделать?

— Научить кого-нибудь делать золото!

— Кого?

— Да меня же, меня! Разве я не друг твой? Разве я не брат твой? Разве я не чту тебя, как родного отца? Разве…

— Если ты выпустишь меня на свободу…

— Н-ну, нет! Я не настолько глуп, — запротестовал Мабрук. — Я, друг, жить хочу. Осман-паша на дне морском меня отыщет… Все что хочешь — только не это.

Подумав немного, Блевио сказал:

— Ну хорошо. Освободить меня ты не можешь. Тогда ты исполнишь несколько моих просьб.

— Если они не касаются твоего освобождения, то я их исполню! — согласился мудрый Мабрук. — Например, я могу накормить тебя. Даже вина могу тебе принести, если на то пошло. Того вина, которое сам паша пьет тайком… Ибо он правовернейший из правоверных и выпивать может только тайком… Могу принести тебе хорошего турецкого табачку: того самого, который курит паша.

— И который ты у него крадешь?

— Вовсе нет, — запротестовал Мабрук. — Не краду, а просто беру, когда паша не видит. Потому что ведь мы — одно тело и одна душа. Что он, что я — даже не различишь. Его мысли — мои мысли. Его табак — мой табак!

Блевио остановил излияния Мабрука, сказав ему: