Дорога в Ауровиль - Шевцов Михаил. Страница 3

Однажды я заблудился в городе Пасадена. Дело было так. Мы сидели вечером в баре и пили пиво.

Пиво было хорошее, компания веселая, официантки симпатичные и раскованные. Короче говоря, выпили мы много. В какой-то момент я решил, что мне пора спать, попрощался и пошел в мотель – он был минутах в пятнадцати ходьбы. Задумавшись о чем-то, я через некоторое время обнаружил, что нахожусь в совершенно незнакомой местности. Я спросил у проходившего мимо негра, как мне пройти к Аройо Парквей. Он показал направление и подробно объяснил. Я зашагал дальше. Минут через тридцать у меня возникло ощущение, что опять иду не туда. Белых людей в этот поздний час на улице не наблюдалось, поэтому снова пришлось обратиться к представителю нацменьшинства. Тот также подробно объяснил дорогу. Получалось, что направление я держал правильное. Взбодрившись, я двинулся дальше. Еще через полчаса город закончился. Передо мной открылись горы.

Наш мотель находился в южной части Пасадены, то есть в стороне, противоположной горам. Я посмотрел на табличку с названием улицы – там было написано: «Аройо Булевард». Эти два идиота послали меня на другую улицу!

Было уже около двух часов ночи. Рестораны и магазины закрыты, тротуары пусты, и лишь проезжали редкие машины. С полчаса я стоял у дороги, вытянув руку и подняв вверх большой палец, как учили американские фильмы. За это время мимо проехали два или три такси, но ни одно не остановилось. Увидев одинокого прохожего (естественно, негра) я подошел к нему и спросил, не подскажет ли он, как мне взять такси.

– Вы должны позвонить, – ответил он.

Я объяснил, что у меня нет телефона.

– Тогда вам нужно зайти в кафе или аптеку и позвонить оттуда.

– Но все же закрыто! – воскликнул я.

– Да, все закрыто, – подтвердил он.

– Так как же мне взять такси? – еще раз спросил я.

– Вы должны позвонить.

Поняв, что разговор пошел по кругу, я отправился пешком. Самое обидное, что с этой точки прекрасно была видна башня гостиницы «Хилтон», рядом с которой располагался мотель, где мы жили. Но, спустившись немного вниз, я сразу оказывался среди многоэтажных домов и терял ориентиры. Названия улиц мне ничего не говорили, прохожих уже совсем не было, за исключением пары абсолютно пьяных бомжей, к которым даже я побоялся обратиться. Каким-то образом я несколько раз совершал круг и выходил на ту же самую Аройо Булевард… Часам к шести утра я все-таки добрел до «Хилтона» и сел там в такси. За рулем сидел индус – настоящий сикх в чалме.

Возможна ли такая ситуация на Востоке? В большом городе, с деньгами в кармане, человек не может доехать до гостиницы только потому, что у него нет телефона. Альтернативный путь решения проблемы отсутствует. Даже в Европе такая ситуация маловероятна. Впрочем, Америка – страна молодая и во многом еще недоразвитая.

Второе, что мне там не нравится, – это массовая уверенность населения в том, что если много работать, то будешь хорошо жить. Я всегда думал, что нужно не много работать, а хорошо работать. Это наивное американское стремление к количеству, которое никак не перерастет в качество, стремление к тому, чтобы всего было побольше да покрупнее, в ущерб разнообразию и индивидуальности, оказывает на меня угнетающее воздействие. Гигантские порции отвратительной еды, огромные бумажные стаканы с безвкусным кофе, бесконечные магазины невыразительной одежды. Даже индийские лачуги кажутся мне интереснее, чем безликие американские дома…

Взгляд скользит дальше. Скандинавия: Исландия, Норвегия, Швеция и т. д. Я там был. Видел. Нереально красиво и скучно. Скучно до такой степени, что скулы сводит. Там очень хорошо быть человеком, отрешенным от суетности этого мира. Стоять над всеми и снисходительно улыбаться. Я много думал о том, как достигнуть этого пофигестического состояния – почувствовать себя Григом или Мунком, отбросив одновременно все условности. Чутье мне подсказывало, что такой вариант возможен. Практика не дала результатов… Я так и не понял, чем эти люди живут. Да и многие гуру той культуры кончили плохо. Единственный из всех приличных писателей двадцатого века, воспевший нацизм, жил в Норвегии…

У жены подруга по институту уже двадцать лет живет в Финляндии. Все время звонит и ноет, что ее достала эта Финляндия. Раз в пять лет приезжает в Москву на десять дней и возвращается обратно с выпученными глазами – мол, как вы здесь живете?.. Потом год от нее ничего не слышно… Затем опять звонит и плачется, как ей там в Финляндии плохо… И так уже двадцать лет… Загадочная русская душа.

Россия… Вся жизнь связана с этой огромной и пугающей территорией. Я проехал большую часть этой страны, но так и не нашел места, где бы чувствовал себя спокойно и уютно. Этот фрагмент карты достоин отдельного романа – я не буду сейчас на нем останавливаться.

Сингапур, Таиланд, Малайзия… Страны, где за наркотики грозит «секир башка». Я не наркоман – и другим не советую. Но жить в стране, где за то, что какой-нибудь злобный или недобросовестный полицейский подкинет в твой карман пакетик героина, а ты пойдешь на эшафот… Мне не нравится такой расклад. Если государство казнит своих подданных за их слабости, я не могу уважать такое государство…

Австралия, Новая Зеландия, острова Туамоту и прочая Океания… Очень далеко. Я знаю, что там прыгают кенгуру, бегает птица киви, и туземцы не печалятся о переменах.

У меня был приятель, человек интересной судьбы. По национальности француз с русским именем Алеша он родился во Вьетнаме, а в девяностых оказался в России, где чуть не женился на американке. Потомок аристократов, он мог не думать о деньгах. Никаких занятий он себе не находил и целыми днями резался в компьютерные игры. Как-то мы сидели у него дома. Я обратил внимание, что на полке стоит огромное количество книг о рыбах. Оказалось, что он большой специалист по морской рыбе – в гастрономическом смысле – и много лет этим занимался. Здесь в те годы он не мог найти себе применения, так как рыба в магазинах продавалась только мороженая, а мороженая рыба, по его словам, пища вредная и невкусная. В его глазах всегда стояла грусть. Он оживлялся лишь тогда, когда речь заходила о рыбе. Промаявшись несколько лет в Москве, он собрался уезжать на Таити. Кроме картин Гогена и фразы из мультика «нас и здесь неплохо кормят» никаких ассоциаций с этим островом у меня не возникало. Его американская подруга ехать отказалась – она делала карьеру и ни о каких тропиках слышать не желала. Он уехал один. Прожил там несколько лет, а потом перебрался во Вьетнам. Женился на вьетнамке, растит детей. По последним сведениям работает музыкантом – играет на барабане.

Я часто вспоминаю его аристократичные манеры, потрясающий английский, неторопливую манеру разговора. У него загорались глаза, когда речь заходила о рыбе. Он объяснил мне, что рыбу, которую продают в наших магазинах, есть нельзя. Я ему поверил. Но он не дал никакой альтернативы. Он не сказал, где брать рыбу, которую можно есть. Он позорно бежал на Таити. Дай ему Бог здоровья.

Я понял, что самая лучшая рыба ловится на Таити. Но стоит ли там жить?

Япония… Потрясающая кукольная страна. Не представляю себя там. Среди фотографий, снятых моей женой в Японии, главным хитом, приводившим всех в восторг, был снимок унитаза в гостиничном номере – технократическое сооружение, похожее на место пилота космического корабля. В кожаные подлокотники вмонтированы пульты управления с огромным количеством кнопок. «Боязно садиться, – говорила жена, – все время кажется, нажмешь что-нибудь не то и катапультируешься». Кто-то сказал: в Японию прилетели инопланетяне, отстроились, научили японцев нажимать на кнопки и улетели.

Как-то засели мы на крутой студии в Лос-Анджелесе писать альбом. В один из дней тетушка Линда, менеджер студии, сказала: «Завтра вы будете записывать вокал. Давайте будем это делать в студии “Б"». Это было небольшое помещение, в отличие от студии «А». «Вы сэкономите, а мы заработаем – хотим завтра сдать большую студию под крупный проект». Мы согласились. Мне было интересно, кто там собирается работать. Может, завтра предстоит столкнуться с Чиком Кореа или Стэнли Кларком – частыми клиентами «Файрхауз Рекординг».