Самые таинственные и невероятные истории (сборник) - Верн Жюль Габриэль. Страница 30

В то время как майор спокойно переносил мелкие жизненные невзгоды, Паганель, напротив, негодовал на них. Проклиная москитов и комаров, он сожалел о том, что нет подкисленной воды, которая успокаивала бы жгучую боль от множества укусов. И хотя майор пытался утешить географа, говоря, что надо считать себя уже счастливым, если из трехсот видов насекомых, известных естествоиспытателям им приходится иметь дело только с двумя, Паганель все же проснулся в плохом настроении. Однако, когда отряд на заре собирался двинуться в путь, торопить ученого не понадобилось, так как в этот день предстояло добраться до озера Салинас. Лошади были очень переутомлены. Они чуть не умирали от жажды, хотя всадники, заботясь о них, и урезывали свою собственную порцию воды. Засуха еще больше давала себя чувствовать, а зной при северном, несущем пыль ветре — этом самуме пампасов — казался еще нестерпимей.

Вдруг Мюльреди, ехавший впереди, повернул назад и сообщил своим спутникам о приближении отряда индейцев. К этой встрече отнеслись различно. Гленарвану пришло в голову, что от этих туземцев он, пожалуй, сможет узнать что-нибудь о потерпевших крушение на «Британии». Что касается Талькава, то он отнюдь не был рад встрече с индейцами-кочевниками: считая их грабителями, он старался избегать их.

По его указанию, маленький отряд сгрудился и привел в боевую готовность оружие. Нужно было приготовиться ко всему.

Вскоре показался отряд индейцев. Он состоял человек из десяти, не больше. Это успокоило патагонца. Индейцы приблизились на расстояние каких-нибудь ста шагов. Теперь их легко можно было разглядеть. Эти туземцы принадлежали к тому пампасскому племени, которое в 1833 году разгромил генерал Розас. Рослые, с высоким выпуклым лбом, оливковым оттенком кожи, они являлись прекрасными представителями индейской расы.

Одеты они были в шкуры гуанако и хорька, а вооружение их состояло из копий футов в двадцать длиной, ножей, пращей, болас и лассо. По ловкости, с которой они управляли лошадьми, видно было, что это искусные наездники.

Они остановились шагах в ста от путешественников и стали совещаться, крича и жестикулируя. Гленарван направил к ним своего коня. Но не успел он проехать и двух саженей, как отряд индейцев круто повернул и с невероятной быстротой скрылся из виду. Истомленные лошади наших всадников, конечно, никак не смогли бы их догнать.

— Трусы! — крикнул Паганель.

— Честные люди так быстро не убегают, — прибавил Мак-Наббс.

— Что это за индейцы? — спросил Паганель Талькава.

— Гаучосы.

— Гаучосы, — повторил Паганель, поворачиваясь к своим спутникам, — гаучосы! Тогда нам не стоило принимать всех этих мер предосторожности, ибо бояться индейцев было нечего.

— Почему так? — спросил майор.

— Да потому, что эти гаучосы— безобидные крестьяне.

— Вы так думаете, Паганель?

— Конечно. Они нас приняли за грабителей и потому обратились в бегство.

Гленарван был очень раздосадован тем, что ему не удалось вступить в переговоры с этими туземцами, кем бы они ни были.

— Если я не ошибаюсь, эти гаучосы вовсе не безобидные крестьяне, — заявил майор.

— Что вы! — воскликнул Паганель.

И он с таким жаром принялся спорить по этому этнологическому вопросу, что даже умудрился расшевелить майора, и тот, вопреки своей обычной сдержанности, сказал ему:

— Мне думается, вы неправы, Паганель.

— Неправ? — переспросил ученый.

— Да. Сам Талькав принял этих индейцев за грабителей, а он хорошо знает эти края.

— Ну и что ж? На этот раз Талькав ошибся, — возразил с некоторой резкостью Паганель — гаучосы— мирные землепашцы, люди, занимающиеся скотоводством, и только. Я сам писал об этом в одной брошюре о пампасах, пользующейся некоторой известностью.

— Значит, вы ошиблись, господин Паганель.

— Я ошибся, господин Мак-Наббс?

— Если угодно — по рассеянности, — продолжал настаивать майор, — и вам надо будет внести некоторые поправки в следующее издание вашей брошюры.

Паганель, очень уязвленный тем, что его географические сведения не только подвергаются сомнению, но и становятся предметом шуток, начал раздражаться.

— Знайте, милостивый государь, — сказал он майору, — что мои книги не нуждаются в подобных исправлениях!

— Нет, нуждаются, по крайней мере в данном случае! — возразил Мак-Наббс, также охваченный упрямством.

— Вы, сударь, что-то придирчивы сегодня! — отрезал Паганель.

— А вы что-то сварливы! — отпарировал майор.

Спор неожиданно принял большие размеры, чем этого заслуживал, разумеется, такой незначительный повод, и Гленарван нашел нужным вмешаться.

— Несомненно, — сказал он, — в вашем споре, с одной стороны, есть придирчивость, а с другой — сварливость. По правде сказать, вы оба удивляете меня.

Патагонец, не понимая, о чем спорят два друга, без труда догадался, что они готовы поссориться. Он улыбнулся и спокойно сказал:

— Это северный ветер.

— Северный ветер! — воскликнул Паганель. — При чем тут северный ветер?

— Ну конечно, — отозвался Гленарван, — ваше плохое настроение объясняется северным ветром. Помнится, мне говорили, что на юге Америки он чрезвычайно раздражает нервную систему.

— Клянусь святым Патриком, вы правы, Эдуард! — воскликнул майор и расхохотался.

Но Паганель, не на шутку раздраженный, сдаваться не желал и набросился на Гленарвана, вмешательство которого ему казалось неуместно шутливым.

— Так, по-вашему, сэр, моя нервная система в возбужденном состоянии?

— Конечно, Паганель, и причина этому — северный ветер. Он здесь часто наталкивает людей даже на преступления, подобно северному ветру в окрестностях Рима.

— На преступления? — крикнул ученый. — Так я имею вид человека, собирающегося совершать преступления?

— Я этого не говорю.

— Скажите лучше прямо, что я хочу зарезать вас!

— Ох, боюсь этого! — ответил Гленарван, не будучи больше в состоянии удерживаться от смеха. — К счастью, северный ветер дует лишь в течение одного дня.

Слова Гленарвана возбудили всеобщий хохот.

Паганель пришпорил лошадь и ускакал вперед, желая рассеять в одиночестве свое плохое настроение. Через какие-нибудь четверть часа он уже и не помнил о происшедшем. Так на короткое время ученый изменил своему добродушному характеру, но, как правильно указал Гленарван, причина этого была чисто внешняя.

В восемь часов вечера Талькав, ехавший несколько впереди, сообщил, что они приближаются к желанному озеру. Четверть часа спустя маленький отряд уже спускался по крутому берегу озера Салинас. Но здесь путников ожидало тяжелое разочарование: озеро пересохло.

Глава XVIII

В поисках пресной воды

Озером Салинас заканчивается ряд небольших озер, которые тянутся между Сьерра-Бентана и Сьерра-Гуамини. Раньше к Салинасу направлялись из Буэнос-Айреса целые экспедиции для добывания соли, так как воды его содержат весьма значительное количество хлористого натрия. Но теперь вследствие жгучего зноя вода испарилась, и осевшая соль превратила озеро в огромное сверкающее зеркало.

Когда Талькав говорил о питьевой воде озера Салинас, он, в сущности, имел в виду не самое озеро, а пресные речки, впадающие в него во многих местах. Но в данное время и они пересохли: все выпило палящее солнце. Легко представить себе то подавленное состояние, которое овладело нашими путешественниками, измученными жаждой, когда они увидели высохшие берега озера Салинас.

Надо было немедленно принять какое-нибудь решение. То незначительное количество воды, какое еще сохранялось в бурдюках, было наполовину испорчено и не могло утолить жажду. А она жестоко давала себя чувствовать. И голод и усталость забывались перед этой насущной потребностью. Изнуренные путешественники приютились в руха — кожаной палатке, раскинутой и оставленной туземцами в небольшом овраге. Лошади, лежа на илистых берегах озера, с видимым отвращением жевали водоросли и сухой тростник.