В канун Рагнарди - Чешко Федор Федорович. Страница 41
— Ага! — Виктор прошелся по комнате, дымя сигаретой. — Так что на второй из рекомендованных к обдумыванию вопросов мы ответимши. Остались первый и третий: реальны ли предположения Глеба и можно ли верить Странному.
— И четвертый... — тихо, но весьма внятно произнес Толик. Он оглядел присутствующих — хмурого Виктора, досадливо скривившегося Антона, побледневшую, крепко прикусившую губу Наташу, Галочку, грустно притихшую в уголке, и повторил:
— И четвертый вопрос, на котором я настаиваю: нужно ли что-то делать вообще?
И снова все приумолкли. С нарочитым кряхтением поднялся из-за стола Антон, потянулся со смачным хрустом. Отодвинув пристроившегося посидеть на подоконнике Виктора, взялся за оконный шпингалет: «Подышать, что ли?..»
В открывшееся окно вломился одуряющий дух разомлевших на солнце астр, ворвались немногочисленные, и потому особенно четкие уличные звуки — воробьиная перебранка, неблизкие людские голоса, шорох велосипедных шин по малоезженному, тонущему в спорыше асфальту...
Антон ловко выдернул сигарету из утративших цепкость пальцев задумавшегося Виктора, выкинул ее за окно. Потом привалился к раме, встопорщил бороду навстречу вялому сквознячку:
— Эх, лепота! Иди к нам, археолог! Подыши.
Но Толик был занят. Толик о чем-то тихонько переговаривался с Галочкой, и по лицам их было видно, что тема беседы от упыристических проблем далека. А потом вдруг подала голос Наташа:
— Я тут все думаю, думаю... А мы не слишком со вторым вопросом поторопились? Вы говорите, что пеленгатор — это и козе ясно. А мне вот ну ни капельки не ясно, не коза я, оказывается. А понять очень-очень хочется, ну просто до смерти.
— Да просто это, Наташ, — Виктор подошел, сел рядом. — Помнишь, тогда, у пещеры, мы направление писка кости на карту нанесли? И когда вернулись — тоже... И направление здесь другое, как оказалось. При чем кость ориентируется не на магнитные полюса, это точно. Так что это, скорее всего, действительно пеленгатор, и пеленгует он что-то, километрах в пятистах на юго-запад отсюда находящееся — это точка на карте, где оба направления пересеклись.
— Только двух точек пеленгации недостаточно, — заметил Толик, к разговору, оказывается, прислушивавшийся. — Пеленгуют обычно с трех пунктов, вот. Причем желательно, чтобы угол между направлениями пеленгации был побольше. Вот когда три линии на карту нанесем, обязательно окажется, что они не пересеклись в одной точке, а образовали небольшой треугольник. Это называется «треугольник ошибок». Вот где-то в этом треугольнике и находится источник сигнала.
Он помялся немного, продолжил с некоторой просительностью в голосе:
— Галочка на будущей неделе едет на конференцию в Архангельск, и вот если бы она согласилась засечь оттуда направление...
— И не проси, Толечка, и не клянчи понапрасну, — Галочка пожала плечами. — Ведь все равно соглашусь.
В знак благодарности Толик вогнал ее в краску звучным поцелуем.
— Ну хорошо... — Наташа подперла щеку кулачком, задумчиво наморщила лоб. — Ну, пусть пеленгатор. Тогда тоже неясно. Во-первых, центр этот не один такой может быть... — Она в досаде замахала ладошками на вскинувшихся было объяснять Виктора, Антона и Толика:
— Да понимаю я, что кость только в одном направлении пищит, понимаю! Но вот вы подумайте, хорошо-хорошо подумайте, ведь лет прошло сколько. Ведь восемьдесят же тысяч лет прошло. Могли же упыри за это время новый центр построить, ну, такой, который этим пеленгатором не находится, который по совсем-совсем другому принципу работает? Может, тот, старый, про который Странный знал, уже и не главный совсем, может, через него не вся энергия теперь идет, а только часть какая-то небольшая? И тогда получается, что если мы его повредим, то упыри без энергии не останутся, а только поймут, что мы — ну, земляне, люди — им опасны уже, и опять нас... В пещеры...
Толик попытался что-то сказать, но Наташа отчаянно замотала головой:
— Ты, Толя подожди, пожалуйста, ты не сбивай меня. Я еще вот что понять не могу... Почему вы решили, что если тени упырей потеряют с упырями связь, то сразу ненавидеть их станут, в Странных превратятся? А может это и не обязательно вовсе? Ну ведь может же так быть, что Странный нечаянно такой получился. И еще... Как вы энергоцентр повредить собираетесь — ну никак я этого понять не могу. Там же, наверное, охрана такая, что и представить жутко, а если нет, то упыри эти — ну совсем дураки глупые. А кость...
А может, это и не пеленгатор. Может это индикатор такой, — кость. Может, ее сами упыри подсунули, и не пеленгует она центр, а передает ему что-то. А когда мы с костью к центру придем, то будет это упырям сигнал, что стали люди умными, что опасными стали, центр найти смогли, и что надо теперь человечество уничтожить.
Толик растеряно подергал себя за нос.
— А что, логично...
— И все-то тебе логично, археолог! — неожиданно взъерепенился Антон. — И так — логично, и эдак — логично, и если вообще ни хрена — опять логично. Не ходи за него замуж, Галя, нету в нем постоянства.
— Нету, так воспитаю, — невозмутимо отвечала Галочка.
Виктор задумчиво потеребил тщательно ухоженные усы:
— Вряд ли, Наташ, принцип энергетики упырячьей изменился за это время. Источник-то энергии все тот же... Ну, к примеру скажем, радиопередатчик. Он же какой бы ни был, хоть самый что ни на есть современный — он же все равно радиоволны генерирует, и самый допотопный радиоприемник его запеленгует. И не дурак же, в самом-то деле, Странный был, думал же он что-то, когда прятал эту кость с таким тщанием. А про тени... — Виктор помолчал, попытался прихватить подстриженный ус зубами — не вышло. — Про тени упырей я так думаю. Собственное сознание у них есть, но в обычном состоянии оно угнетено и заторможено теми, кто управляет. И вот рвется связь, и начинает тень человеком себя осознавать, сохраняя память о том, что было, о марионеточном существовании своем. Ну, представь: коврик перед дверью начал осознавать себя. Осознавать, что он — тряпка, об которую все, кому не лень, ноги вытирали. Как он будет относиться к тем, которые вытирали? Понятно, как... При чем заметь, мы этим теням близки уже хотя бы потому, что и нас, и их сотворили специально, чтобы...
Виктор замялся, защелкал пальцами, подбирая нужные слова, и сопящий от нетерпения Антон немедленно встрял в его монолог:
— Чтобы присосаться и жрать живьем, вот как это называется. Это ведь даже гадостнее рабовладения и каннибализма — то, что упыри вытворяют! Так что станут эти самые тени Странными, станут, нехорошего мне в рот! Ну, может, не все, но большинство — обязательно! А наше дело маленькое: найти упыристический центр и гавкнуть оный. Как? Придумаем. Ломать — не строить, дурное дело не хитрое.
— Оптимист, — процедил Толик в пространство.
Наташа глянула на него, вздохнула длинно и горько, понурилась.
А на улице, поблизости где-то, невидимые, но через открытое окно слышимые весьма явственно, прохожие затевали мужской разговор. Двое. Возможно, те самые алкаши, у которых стянул закуску старый маразматик Терентий Нилыч.
Тягучие назойливые голоса, медленно и монотонно взрыкивающие с этаким истеричным провизгом. Ну что они не поделили, почему придумали ссориться именно здесь, сейчас? Господи, так и видится пустая муть набрякших соловеющих глаз, так и представляются слюнявые губы — коверкающиеся, шевелящиеся, сплевывающие одни и те же гнусные замусоленные словеса.
И нет теперь за окном ни света, ни зелени, ни даже запаха астр — осталась только эта назойливо лезущая в уши убогая мерзость. И все. Обидно, ох как обидно!
— Может, окно закрыть?.. — Наташа пристукивала по колену прочно стиснутым кулачком, растерянно и жалко кривилась.
— Обязательно! — в огненных недрах Антоновой бороды хищно и влажно блеснула усмешка — недобрая такая, нехорошая:
— Обязательно сейчас закроем. Только не окно, а пасти кому-то.
Он повернулся к окну и рявкнул:
— Эй вы, чувырлы поганые! Сами матюгальники свои позакрываете, или помочь?