Аэроплан-призрак - д'Ивуа Поль. Страница 6

— Несчастный! — прошипела Лизель.

— Вы сейчас поймете, в чем дело. Изольда, как вы догадались, не могла смириться с исчезновением ребенка. С помощью «Службы» она пустилась в преследование похитителя. Немногим больше чем через год она в свою очередь похитила ребенка и увезла его в Германию. А мы уж постарались, чтобы все поиски Тираля не привели его к успеху.

— Тираля! — воскликнула Марга. — Не друг ли это того…

Пальцы фон Краша впились в ее руку с такой силой, что она сдержалась и не произнесла фамилии инженера. А фон Краш между тем продолжал:

— Когда Изольда забрала своего ребенка, оказалось, что этот странный человек татуировал девочку!

— Татуировал?!

— Ну, не с ног же до головы, успокойся, Марга. Татуировка заняла всего около трех сантиметров в длину и двух в ширину.

— Все равно, это безумие!..

— Или мудрость… Представь себе, дорогая, человека, убежденного, что за каждым его шагом следят. Если он обладает какой-нибудь тайной, то не доверит ее бумаге. Бумагу так легко уничтожить, потерять, тогда как татуировка…

— Может быть замечена, так как Изольда заметила же ее.

— Долгое время думали, моя милая Маргарита, что это только нелепая фантазия…

Лизель вздрогнула:

— А разве теперь вы так не думаете?

В голосе метиски прозвучал неподдельный интерес. Фон Краш на минуту задумался.

— Я ничего не утверждаю, но иногда мне кажется, что за этими таинственными знаками скрывается какая-то тайна.

— Значит, Лизель представляет собой живой пергамент?

— Да, вычисления, которые могут привести к решению какой-нибудь сложной проблемы; или шифр; или, скажем, пропорциональное соотношение чего-либо, то есть все то, что так легко забыть, — при таком способе не подвергается опасности быть утраченным. Если бы дочь осталась жить с отцом — на что он, по-видимому, и рассчитывал, — никто бы и не подозревал о существовании этой «заметки». И он мог иметь ее под рукой всегда, когда бы она ему ни понадобилась.

— Вам уже что-нибудь известно? — гневно спросила, почти выкрикнула креолка.

Но фон Краш принадлежал к числу тех господ, которые дают объяснения только тогда, когда это угодно им самим.

— Пока нет. Эти иероглифы, сфотографированные по моей просьбе, я долго изучал. Смысл их остается для меня загадкой. Но я все больше и больше убеждаюсь в правильности этого предположения.

Он нажал пуговку электрической лампочки, которая, когда было нужно, освещала салон автомобиля.

— Вот, рассмотрите-ка это хорошенько и скажите мне: разве похоже, чтобы я ошибался?..

Он протянул своим собеседницам бумагу. На ней виднелся отпечаток — это была сеть перекрещивающихся геометрических линий, смешанных с загадочными буквами и цифрами.

Женщины схватили ее и наклонились, чтобы хорошенько рассмотреть. Но эти перекрещивающиеся линии, эти цифры не говорили им ни о чем.

Удивленные и растерянные, они почти одновременно посмотрели на фон Краша.

— Я в этом разбираюсь не больше вашего, — сказал он и беспомощно развел руками. — Если я и вызвал тебя сегодня вечером, Лизель, то лишь для того, чтобы сказать, что ровно через месяц человек, заставивший так страдать твою мать, человек, сделавший тебя сиротой, одним словом, твой отец, будет в твоей власти. Слышишь!?

— Тогда я сумею вырвать у него тайну! Это я вам обещаю.

Лицо ее изменилось. Оно уже не было красивым лицом метиски, оно было похоже на гневную физиономию дикарки.

Марга, взглянув на Лизель, вздрогнула и невольно придвинулась ближе к отцу. Но фон Краш, по-видимому, совершенно иначе относился ко всему этому. Он все время потирал руки как человек, довольный собой и другими. Голос его прозвучал очень ласково:

— Это хорошо, милочка. Я вижу, что ты не забываешь…

— О покойной матери… Я никогда ничего не забываю. Она завещала мне месть, умирая в двадцать восемь лет… В двадцать восемь лет! — повторила она с неописуемым выражением.

— Помнить об этом нужно… Но не следует показывать, что помнишь…

— Не беспокойтесь… Я давно уже усвоила, что искренность не приводит к добру.

Креолка произнесла это очень спокойно. Тряхнув темноволосой гривой, она вытащила из своего мешочка сверток бумаг.

— Вы мне сообщили много приятного, герр фон Краш, — сказала она нежным голосом, — и я этого заслужила, так как тоже кое-что приготовила для вас…

Она протянула ему сверток.

— Это, кажется, фотографические снимки?

— Да… планов и чертежей инженера…

— Франсуа д’Этуаля, — прошептала Маргарита, по телу которой пробежала дрожь.

Лизель подтвердила догадку кивком головы.

— Как вам это удалось?

— Очень просто. Каждый день он бывает на Билланкурской фабрике. Для меня не составило особого труда проникнуть в его комнату в пансионе, так как я там служу переводчицей…

Немец развернул бумаги и внимательно их рассмотрел. Но уже через минуту он недовольно проворчал:

— Всегда одно и то же! Отдельные части аппарата и никаких указаний, как их собрать в одно целое.

Увидев, что обе молодые женщины вопросительно смотрят на него, он продолжил:

— С тех пор как ты, Лизель, поселилась в этом семейном пансионе, я неоднократно пересылал в Берлин фотографии, сделанные тобой. В настоящее время в Эссене, в мастерских военного воздухоплавания, собраны отдельные части аппарата. Наши инженеры просто поражены оригинальностью замысла этого дьявольского Франсуа, но они безрезультатно пытаются собрать их все воедино.

— Не может быть! — вскрикнули слушательницы, изумленные этим странным заявлением.

— К сожалению, это так! Инженер сумел уберечь главный узел своей тайны. Умница этот парень! Ему, вероятно, приходило в голову, что в его ящиках могут порыться. Он предоставляет возможность нескромному, любопытному глазу увидеть тело его изобретения, если можно так выразиться, но душу его оставляет за собой.

— Выходит, мои старания ни к чему не привели?

— Нет, нет, моя девочка… Ты сделала все, что могла, и будешь вознаграждена за усердие… Через месяц я представлю тебе твоего папеньку.

— Благодарю вас, — сухо сказала Лизель.

— Я тебе пришлю мои инструкции, а ты согласуешь их со своими действиями. И каждый из нас получит то, что ему нужно. Ты отомстишь за мать, а я добуду для Германии оружие, которое инженер замышляет выковать для Франции.

— И вы уверены, что мы добьемся успеха? — с нетерпением спросила креолка.

— Да, да… Этот славный Франсуа вынужден будет возненавидеть весь мир кроме Германии, которая окружит его материнской заботой и лаской!

— Как это?

— Об этом ты узнаешь позже. А пока что, Лизель, до свидания. Отсюда рукой подать до твоего пансиона Вильнев.

Креолка грациозно простилась с Маргаритой и легко выскользнула из автомобиля.

Немецкий шпион с Вильгельмштрассе с видом удовлетворения откинулся на спинку сиденья и произнес:

— Через месяц Франсуа д’Этуаль будет всеми презираем и отвергнут обществом. Одна Германия отнесется к нему с состраданием. Он почувствует к ней признательность.

Затем с внезапной нежностью в голосе прибавил:

— И полюбит тебя, Марга!

— Вы в это верите? — спросила она со странно сжавшимся от волнения сердцем.

— Что тут верить, глупая, я уверен в этом!

VII. Наваждение

Прошел месяц. В воздухоплавательной мастерской в Билланкуре царил непривычный беспорядок. Везде стояли недостроенные аэропланы. Рабочие, специализирующиеся каждый в сборке только какой-либо одной части, оставили свои рабочие места. Везде ведутся оживленные разговоры.

Что же произошло?

Франсуа д’Этуаль покидал фабрику. Но куда же он уходит?

Никто из рабочих этого не знает. Луазену, вероятно, все известно, но он не удерживает инженера.

Они расстаются друзьями. Через несколько минут патрон должен прибыть лично и проводить Франсуа на Монпарнасский вокзал.

Личный шофер Луазена, предупрежденный заранее, рассказал об этом товарищам.