Невидимый враг - д'Ивуа Поль. Страница 14

К концу прогулки оба они остались довольны друг другом. Но у дверей дома Оллсмайна их ждала новая неожиданность: там стоял Джеймс Пак, окруженный полицейскими агентами. Прибытие Оллсмайна было встречено радостными восклицаниями. После взаимного обмена приветствиями Пак рассказал Оллсмайну, что произошло после того, как их схватили в таинственном доме, куда их привел злоумышленник, одетый рабочим. Около полуночи он очутился напротив полицейского поста на Дарлинг-Харбор, будучи привязанным к столбу. На его крик выбежали дежурные полисмены и освободили его. Тотчас же он отправился туда, где должен был произойти арест Триплекса.

Полицию он нашел на прежних местах. Сняв посты, он вошел в дом и к своему глубокому удивлению обнаружил, что дом совершенно пустой. Он осмотрел все закоулки, тщательно исследовал стены, так как смутно помнил, что его несли по какому-то подземелью, но все его поиски были напрасны. Что касается Силли, которого он сейчас встретил, то с ним обошлись несколько иначе, мальчик утверждал, что его заперли в какой-то комнате люди с зелеными лицами, а утром он проснулся на кипе рогож около доков. Воспоминания ночи так перепутались в больном мозгу мальчика, что он не знал, не видел ли он все это во сне.

Оллсмайн выслушал этот рассказ совершенно спокойно, ничем не обнаруживая своих подозрений.

— Все это весьма запутанно, — сказал он, — но теперь нужно прежде всего отдохнуть. Вы, мистер Пак, идите пока в бюро, а я вздремну пару часиков и потом приду сменить вас.

Пожав руку Лавареду, Оллсмайн вошел в отель вместе со своим секретарем.

Проводив Пака до дверей бюро, он простился с ним, а сам, вместо того, чтобы лечь спать, быстро направился в полицейское управление и приказал вызвать в него одного из агентов, по имени Доув. Когда агент явился, Оллсмайн что-то долго говорил ему тихим голосом, настолько тихим, что тот едва мог расслышать.

Потом он вернулся домой, заперся в уборной, принял душ, растер все тело ароматической водой, и свежий, как будто и не висел всю ночь на виселице, явился в бюро сменить Джеймса Пака, который уже отдал по телефону распоряжение поднять на ноги всю сиднейскую полицию и отправиться на поиски корсара Триплекса.

Когда Арман остался один, его взгляд упал на Силли, который с равнодушным видом смотрел на агентов, расходившихся по разным направлениям. Кроткое выражение лица мальчика невольно внушало ему симпатию, да к тому же он сейчас был в таком настроении, что ему непременно хотелось хоть кого-нибудь осчастливить. Он не сомневался в успехе своего предприятия. Едва приехав в Сидней, он успел оказать услугу важному чиновнику, содействие которого ему было необходимо, и потому надеялся, что ему вскоре удастся разыскать Робера. Он с улыбкой обратился к мальчику и дружески хлопнул его по плечу.

— Ну, Силли, — сказал он, — помнишь ли ты, как провожал путешественников в «Сентенниал-Парк-Отель»?

— Силли часто провожает путешественников, — уклончиво ответил мальчик.

— Я знаю, но припомни, это же было вчера.

Силли немного подумал.

— А, вчера, помню, Я провожал двух молодых дам и джентльмена, который дал мне шиллинг.

— Ну да.

— Так что же?

— Этот джентльмен — я.

— Может быть.

— Я слышал, что сегодня ночью ты хорошо поужинал. Не хочешь ли ты так же и позавтракать?

Лицо мальчика осветила улыбка.

— Хорошо поужинать и потом хорошо позавтракать, — сказал он. — Не слишком ли будет хорошо для одного дня?

— Так ты не хочешь?

— Нет, но право это смешно: один день поешь много, а другое совсем ничего. Вероятно, так и нужно.

— Да, дитя мое, — взволнованно сказал Лаваред. — Верь, что так нужно, иначе это было бы слишком тяжело.

И, взяв Силли за руку, парижанин повел его в гостиницу.

Оретт и Лотия уже встали и ждали Армана, несмотря на столь ранний час. Они радостно выслушали его рассказ о встрече с Оллсмайном и сердечно отнеслись к Силли, Оретт даже выразила желание взять его к себе, дать ему хоть какое-нибудь дело, которое было бы ему не трудно, и, таким образом, избавить его от нищеты. Когда они растолковали это Силли, мальчик покачал головой.

— Вы добры, как та дама, — сказал он, — но это не годится. Силли не может жить в доме. Но он будет вас помнить.

Оретт не решилась настаивать, и Силли, предоставленный сам себе, стал бродить по комнате.

Около десяти часов, напившись чаю с сэндвичами и съев яиц всмятку, Силли объявил, что ему нужно идти в порт, и ушел, пожав руку парижанину и поцеловав руки дамам. Его не удерживали.

— Это дикая птичка, которая не вынесет клетки, — сказала Лотия.

Проводив Силли, они собрались осматривать город, но неожиданный случай изменил их решение. Опустив руку в карман за портсигаром, парижанин нащупал там какую-то бумагу.

— Новое послание от моего таинственного корреспондента! — вскричал он, взглянув на адрес. — И почерк совершенно тот же!

— Совершенно тот же, — подтвердила Лотия. — Читайте скорее! Ведь первое письмо оказало нам такую большую услугу.

Парижанин развернул письмо и прочитал его вслух:

Путешественники положительно остолбенели от удивления, кто был этот таинственный корреспондент, который знал все их мысли? Что связывало их с этим корсаром, о котором все крутом говорили и которого никто не видел?

Арман первым несколько оправился от удивления.

— Что бы там ни было, — сказал он, — но этот корсар Триплекс нам друг. Это можно заключить из его поведения относительно нас. Раз уже я последовал его указаниям, и мне тотчас же удалось приобрести выгодное для нашего предприятия расположение сэра Оллсмайна. Последуем же и теперь совету этого незнакомого друга. Что вы об этом думаете?

— Я готова умолять вас об этом! — вскричала Лотия. — Ах, простите… я высказала свое мнение раньше Оретт… Но вы понимаете… какое чувство…

Молодая девушка совсем смутилась, но Оретт поспешила прийти ей на помощь.

— Не извиняйтесь, Лотия, — сказала она. — Вы же знаете, что я в этом вопросе не могла иметь другого мнения. К тому же, — добавила она с улыбкой, — я совершила целое путешествие вокруг света со своим мужем и знаю по опыту, что нужно много постранствовать, для того чтобы выйти замуж за Лавареда! Это семейство перипатетиков. [4]

— Только без Аристотелевой философии, — вскричал ее муж.

— Ну, это еще неизвестно, как бы то ни было, — докончила она тоном профессора на кафедре, — вы, сударь, именем Аристотеля и нашим приглашаетесь к исполнению следующего: вы сейчас же отправитесь к Оллсмайну и представите ему записку Триплекса.

Арман не заставил повторять дважды это «приглашение». Не теряя ни минуты, он отправился к Оллсмайну. Швейцар, стоявший в дверях отеля, видел Армана сегодня утром и потому сразу узнал его и беспрепятственно пропустил наверх, дав знать электрическим звонком о его приходе.

Несколько минут спустя слуга ввел Лавареда в бюро, где Оллсмайн находился в то время один. При виде француза он быстро поднялся с места.

— А, господин Лаваред, — проговорил он, дружески пожимая руку Армана, — очень рад вас видеть. Я не надеялся увидеть вас так скоро.

— Я бы не решился помешать вам, — отвечал Арман, — если бы не важная причина.