Письма с Соломоновых островов - Гижицкий Камил. Страница 21
Бонита — близкий родственник тунца, но меньше последнего: ее длина не превышает восьмидесяти сантиметров, а вес достигает четырех-пяти килограммов. Кожа гладкая, но покрыта чешуей серебристо-голубого цвета с черными поперечными полосками по бокам. Мясо бониты сочное и очень вкусное.
Период появления косяков бониты близ берегов Уланы обозначается на местном языке слоном мангадаа, а подросши, подвергающиеся обряду посвящения и отправляющиеся на море, чтобы впервые выловить эту священную рыбу, называются малаоху. Это словосочетание из двух частей: мала — делать и оху — кипеть, что символизирует «кипение» моря, когда рыба выпрыгивает из воды, хватая добычу.
В давние времена люди на Улаве преуспевали; они не знали денег, не работали на чужих плантациях, не должны были платить налоги, имели вдоволь свинины, ямса, кокосовых орехов и плодов саговых пальм, а в море водилось несметное количество рыбы. Обряды посвящения совершались тогда довольно часто и каждый раз заканчивались великолепным пиршеством, устраиваемым вождем селения или состоятельными людьми, которые могли позволить себе большие расходы, ибо кроме искусно инкрустированных лодок, участвовавших в обряде малаоху, кроме расходов на изготовление резных украшений на столбах и помосте, кроме массы съестных припасов, заготавливаемых для трапезы, устроителю пиршества приходилось также доставлять на торжество девушек, которые должны были развлекать гостей. Их вербовали на других островах, например на Уги, Био, Малаупалме, Сан-Кристобале и Санта-Ане. На лодках девушек привозили на Улаву.
Этим молодым, здоровым и крепким женщинам любовные приключения были хорошо знакомы, так как на многих островах половая жизнь начиналась очень рано. Это, конечно, разновидность проституции, однако с девушками никто не обращался презрительно или грубо, а по окончании торжеств их щедро вознаграждали и отвозили в родные селения, где они быстро выходили замуж.
С течением времени жизнь на Улаве начала меняться. Все чаще в водах, омывающих остров, появлялись китобойные суда, стремившиеся пополнить свои команды, затем скрывающиеся под личиной вербовщиков торговцы живым товаром, которые похищали аборигенов и продавали их на плантации в Перу или на Зондские острова, сея насилие и опустошение и занося незнакомые здесь до той поры болезни. Наконец, на Соломоновых островах появились первые евангелические миссионеры, малообразованные фанатики, которые все не связанное с христианством считали порождением дьявола.
На Улаву европейская цивилизация стала проникать сравнительно поздно. Однако и здесь она давала о себе знать. Вожди становились все беднее и постепенно теряли свое значение, поэтому и обряды посвящения малаоху совершались все реже. Их приходилось устраивать нескольким селениям сообща, так как связанные с торжествами огромные расходы стали совершенно непосильны для отдельных людей. В то же время родители всячески старались провести своих детей через обряд посвящения в соответствии со старыми обычаями. И вот, на наше счастье, этот необычайно любопытный обряд совершается теперь в О’у.
Согласно одной из местных легенд, обычай посвящения малаоху привил на Улаве некий колдун. Он прибыл с острова Тего (около пятидесяти миль к югу от Улавы), который был когда-то затоплен водами океана и погрузился в морскую пучину. Этнографы же считают, что этот древний обряд пришел из Индонезии вместе с культом духа моря, почитанием акул и ловлей бониты. Так как ни ты, дорогая Ева, ни я не собираемся проникать в далекое прошлое жителей Соломоновых островов и нас не очень волнует, чью культуру они заимствовали, то предоставим решать эту проблему отцу и Анджею, а сами обратимся к повседневным делам.
Ежедневно утром независимо от погоды после купания в заливчике и завтрака, который мне приходилось готовить для всех (мыть посуду иногда помогает «ассистент», но чаще всего это делают местные девушки), я брала уложенные в футляры фотоаппараты и шла в лес, чтобы затем перейти через речку, разделяющую селение на две части. Каждый раз меня поражала ее чистота. И не только прозрачность самой воды, стремительным потоком бегущей с гор в море, но и весьма опрятный вид, в котором содержатся берега реки.
В самой речке и на ее берегах не найдешь никакого сора, даже горстки мусора. Каждый камешек, палочку или листок жители тщательно собирают, а землю подметают чуть ли не до блеска. Детей с малолетства приучают соблюдать чистоту у речки. Недаром там царствует речной дух Пвауру Охо! Когда он гневается, то вздымает на ней волны, которые бурлят и пенятся. Никто до сих пор не мог объяснить подобное явление, но оно, по-видимому, связано с частыми тектоническими процессами в этом районе, который подвержен подземным толчкам. Ужас обуревает в такое время жителей селения, и, когда вода успокаивается, они сразу же начинают искать причину, разгневавшую духа. Разумеется, всегда находится какой-нибудь небрежно брошенный на берегу предмет, оставленный незадачливым островитянином, который брал воду для приготовления пищи или для купания детей; зачастую это всего лишь плюска каштана или твердая скорлупа канарского ореха.
Переходя через речку, я всегда снимала с ног сандалии и бродила по воде, ощущая под ступнями острые кораллы. Иногда я заходила в речку до самых бедер, порой, когда никого не было поблизости, снимала шорты и майку и вся погружалась в воду. Даже во время сильной жары вода в речке остается прохладной и приятно освежает тело.
Я шла на «верфь», если можно так назвать место, где здесь строятся лодки. Почти полгода назад в этнографическом отделении Британского музея я восхищалась свисавшей с потолка на железных прутьях великолепной боевой ладьей, доставленной… с острова Улавы. Я понятия не имела тогда, что буду жить на этом острове, но сама лодка, ее стройные формы и прежде всего перламутровая инкрустация привели меня в восторг. Глядя на безукоризненную отделку лодки, трудно было поверить, что ее смастерили «дикие жители затерявшихся в далеком океане островов». Теперь же я получила возможность воочию увидеть, как строятся такие лодки.
Хотя жители Улавы пользуются ныне отличными инструментами, которые доставляются из Гонконга, процедура изготовления лодок осталась такой же, какой была много веков назад. Правда, на Улаве сейчас покупают лодки, которые строят… китайцы, но это результат последней войны, лишившей жителей Улавы искусных плотников. К счастью для меня, в О’у есть пожилой человек по имени Доравиви, знающий все тайны этого ремесла. Поэтому я могу подробно описать тебе, как именно сооружаются здесь лодки.
Насколько мне известно, каждой семье на Улаве принадлежит в лесу делянка с дикорастущими деревьями специальных сортов или же такие деревья сажаются самим владельцем. Так как Вату, молодому мужу Лилиекени, предстояло построить новую лодку, то его отец и он сам, сопровождаемые почти всем семейством и друзьями, ушли в лес на поиски необходимого материала.
На местном диалекте лоДка называется йола; состоит она из киля, двух пар бортовых досок, нескольких шпангоутов, форштевня и кормы. На киль идет твердая древесина темно-вишневого цвета, на бортовые доски — светло-желтая помягче. Нужно срубить два дерева особого сорта, так как из одного ствола вытесывают только две доски.
После того как нужные деревья найдены, спилены и очищены от ветвей, их слегка обрубают с обеих сторон, а затем доставляют в селение. Здесь более мягкие стволы режут пополам, а ствол вишневого цвета начерно обтесывают. На шпангоуты выбирают ветви очень эластичного, но твердого дерева, соответствующим образом изогнутые, а на форштевень и корму идут легкие и мягкие доски, вытесанные из дерева тапаа — того самого, из которого изготовляют утварь и кубки для пиршеств.
В былые времена, когда на Улаве еще не знали железа, деревья срубали и обтесывали каменными топорами, привязывая их к топорищу очень крепкой тетивой. Мне удалось приобрести такой топор. Он тяжел и неудобен, но имеет весьма грозный вид. Его всегда клали на первую доску под крышей, чтобы иметь под рукой в случае вооруженного нападения жителей соседних островов.