Письма с Соломоновых островов - Гижицкий Камил. Страница 48

Я отнесла мои сокровища и заснятую пленку в хижину, а берег тем временем превратился в базар. Сюда высыпало почти все население Токоре, затем появились девушки и молодые женщины из Мамако. Завязавшийся товарообмен сопровождался веселыми возгласами и смехом. Наибольшим успехом у представительниц прекрасного пола пользовались раковины типа и мешочки с зубами морских свиней, тогда как мужчины интересовались крупными, размером в тарелку, раковинами-жемчужницами и благородными кораллами. Обмен производился не спеша, к нему относились серьезно и внимательно. Вот пожилой житель Токоре предлагает молодому моряку с Утупуа в обмен на связку коралловых веток красиво раскрашенный бамбуковый сосуд для извести. У гостя сияют глаза при виде этой диковинки. Держа сосуд в руках, он вынимает из связки две большие веточки. Мужчина с Токоре меняется в лице, отталкивает от сеоя маленькую связку и пытается отобрать свою собственность. Торг оживляется, обе стороны начинают усиленно жестикулировать, наконец местный житель добавляет к сосуду красиво вырезанную из кости ложку для вычерпывания извести, а гость вручает ему значительно увеличенную связку кораллов. Обе стороны расходятся, весьма довольные сделкой.

Вечером, после угощения и плясок, молодежь разлеглась на берегу, где далеко за полночь не смолкали смех и крики, а на следующий день на спинах гостей появились глубокие, кровоточащие царапины — следы ночной любви. Именно таким путем девушки с Токоре демонстрировали своим партнерам пылкую страсть.

Через три дня жители Асимбоа покинули Ова-Рику, направляясь в селение Манепарапару на южном побережье острова Сан-Кристобаль. Тем временем в Токоре начались интенсивные приготовления к лову палоло, так как через несколько дней наступало полнолуние. Уже и теперь кое-где всплывали на поверхность одиночные черви, оставляя после себя пятна, переливающие всеми цветами радуги. Женщины спешно готовили мешочки, сплетенные из луба, сетки и черпаки, а мужчины внимательно осматривали свои лодки, промазывали тунговым клеем места, ободранные о скалы, вытесывали новые весла или крепили заново шпангоуты. Так как я решила принять участие в лове, то собирала вместе с девушками листья пандануса для корзинок или пряла из банановых волокон нити для изготовления сеток и больших, но легких мешков. Иногда, к удивлению всего селения, я вырезала из мягкого дерева небольшие мисочки в форме лодок или маленькие чарки, именуемые в О’у пваули нгесу.

В эту горячую пору нам доставили почту. Отец получил официальное письмо от ученого совета университета в Мельбурне с предложением прочесть цикл лекций, а я — письма от Мюриель, Элен Моррис и миссис… Изабелл Хоу! Миссионерка написала его перед своим вылетом из Хониары, еще раз извиняясь передо мною за нападение в заливчике, оправдывая это действие своим психическим состоянием и тяжкими испытаниями в лесах Новой Гвинеи. Так как я давно ее простила и даже сочувствовала ей, то с легким сердцем отложила письмо, мысленно пожелав миссис Хоу поскорее поправиться и обрести покой. Из письма Элен я узнала, что она скучает по нас (или, может быть, по Анджею), а свою тоску стремится подавить все более расширяющейся врачебной практикой; что Лилиекени родила чудесного мальчика и души в нем не чает, а Ваде в благодарность за сына купил своей жене прекрасную моторную лодку; что Даниху безумно влюблена в своего Варичу, но семья чинит ей какие-то препятствия и не допускает этого брака; что юная Упвехо часто вспоминает светловолосую Энн и клянется, что первую же свою дочь назовет ее именем. В письме Элен было много теплых слов об островитянах, их высокой морали и чудесной, совершенно самобытной культуре. В то же время оно изобиловало латинскими названиями изнурявших аборигенов болезней. У меня создалось впечатление, что Элен успела полюбить жителей О’у, а они отвечают ей взаимностью за сердечность, заботу об их здоровье, понимание, а главное, за доброту и большое терпение, которое она проявляет. Жалко, что остров Кандаву так далеко: Элен была бы идеальной женой для Джека Зарембы!

Письмо Мюриель я прочитала последним. Представь себе мое удивление, когда из первых же его строк стало ясно, что она приглашает нас поселиться в ее доме… в Мельбурне. Неужели Мюриель уже знала о приглашении отца в университет? Очевидно, это так, поскольку она прямо пишет, что она (то есть она и мистер Фокс) будут очень рады, если мы погостим у них в течение всего времени нашего пребывания в городе. Мы отнюдь не стесним их, и они предоставят нам целый этаж своего особняка в районе Тоорак, который связан удобным сообщением с университетом. Мюриель с супругом возвращаются в Австралию в отпуск для поправки здоровья, который продлится, возможно, не один год. Мюриель пишет дальше, что она скучает по мне, спрашивает, решила ли я выйти замуж за Анджея, и приводит очень много лестных слов об отце и его ассистенте.

Письма обрадовали меня. Ведь так приятно узнавать о той симпатии, которую питают к тебе друзья! Письма доставил в Токоре молодой, учтивый китаец, подчиненный Си Ян-цзи. Он прибыл на моторной лодке с двумя моряками из селения Натагера на острове Санта-Ана (Ова-Раха), так как именно там бросило якорь судно их фирмы, которое выгружает товары, предназначенные для поселений этого острова. Лао-ху (тигр — так звучит имя или прозвище молодого человека) неплохо владеет местным диалектом и сумел ловко втереться в доверие к женщинам, у которых за короткое время выведал все, что произошло в Токоре за последние несколько недель. Китаец не проявлял особого желания вернуться на Ова-Раху, а обосновался в нашем селении, присматриваясь к играм молодежи на пляже, а вечерами усаживался в обществе своих соотечественников на берегу лагуны и, делая вид, что погружен в раздумье, наблюдал за купавшимися девушками.

Наконец наступило долгожданное время.

— Оку теле! Оку теле! — раздавались возгласы. Это означало наступление полнолуния и одновременно начало размножения палоло. Из хижин выносили факелы из тонких планок, состроганных со стеблей кокосовых пальм, еще раз проверяли утварь и черпаки, а лодки заполняли деревянными сосудами.

С закатом солнца в первый день полнолуния появился мелкий желтый сорт палоло, не представляющий большой ценности, но в последующую ночь, с восходом луны, должен был пойти крупный, красный и коричневый.

Размножение крупного сорта палоло на коралловых рифах островов Сан-Кристобаль, Ова-Раха и Ова-Рики и на отмелях происходит наиболее интенсивно на третью ночь полнолуния. Мы должны отправиться за несколько часов перед рассветом, поплыть в открытое море и там при свете факелов вылавливать палоло, который несметной массой покрывает обширное пространство, площадью в несколько десятков квадратных километров. Подумать только, сколько миллиардов червей копошится там! Мне уже выделено место рядом с двумя красивыми девушками, Касику и Рамадоле, а их юноши будут гребцами. Анджей не желает участвовать в этой экспедиции и останется в хижине, где составит компанию отцу…

10

Мельбурн, конец декабря

Дорогая Ева!

Прости, что только теперь кончаю эго письмо, но в ту памятную ноябрьскую ночь произошло столько ужасных событий… Я чуть было не погибла. Разреши, однако, рассказать тебе все по порядку.

В ту ночь мы поплыли из лагуны веселой гурьбой. На лов отправилось двенадцать лодок, в каждой — по две или три девушки (или молодые женщины) и двое молодых и сильных гребцов. Была теплая ночь, яркий блеск луны серебрил коралловые рифы, расписывал загадочные узоры на лениво перекатывавшихся волнах и как-то причудливо озарял плывшие впереди нас лодки. Оправа виднелись едва заметные очертания взгорий Ова-Рахи, слева словно в тумане маячил мыс Сюрвиль, а о его коралловые рифы с глухим рокотом разбивались накатывавшиеся волны. Сидевшие рядом со мною девушки начали тихо напевать какую-то монотонную и печальную песню, которую оба гребца сразу же подхватили приятными густыми баритонами. Мы плыли прямым курсом на север к обширным коралловым рифам, выдававшимся из моря приблизительно в десяти километрах от нас, так как там, по общему мнению островитян, было больше всего палоло.