Письма с Соломоновых островов - Гижицкий Камил. Страница 8

Весело смеясь, девушки стали что-то рассказывать, но я поняла только слово «Нгориеру», что означает имя одного из морских божеств. Я догадалась, что со страху они сначала приняли меня за божество, так как никто из живущих здесь островитян не отважился бы забраться на скалы, которые все еще считались обиталищем мифических существ. Это, конечно, рассмешило меня, так как у Фоксов я видела вырезанное из дерева изображение Нгориеру в виде человека с головой акулы, сидящего на рыбе, со стилизованной барракудой [10] на спине, держащего в руке бониту в форме тонкой и длинной рыбины.

Пока мы объяснялись жестами, я успела хорошенько рассмотреть девушек. Им было не более двенадцатишестнадцати лет. Совершенно обнаженные, они вели себя так, словно всегда обходились без одежды. По темно-коричневой, цвета бархата, коже еще стекали капельки воды, похожие на мелкие бисеринки. Черты лица у одних девушек были характерными для папуасок, другие походили на меланезиек. Овальные лица, широкие рты с толстыми губами, средней высоты лбы и преимущественно карие или черные глаза… Немало европейских женщин позавидовали бы их густым шевелюрам! Волосы купальщиц не были длинными, у некоторых вились локонами, и лишь у троих-четверых головы украшали чудесные медно-красные волосы, искусственно окрашенные в этот цвет пудрой из раковин, о чем я упоминала в прошлом письме. Почти все девушки носили серьги из раковинных дисков, а у двоих я видела большие продолговатые палочки из тридакны, проткнутые сквозь носовую перегородку.

Несколько менее робких купальщиц стали с любопытством рассматривать мой купальный костюм и в мгновение ока стянули с меня лифчик. Затем две из них схватили меня за руки и потащили в воду. В заливчике мы плескались, догоняли друг друга и ныряли, причем мои бронзовые подруги вылавливали со дна крупных омаров, усатых лангуст и чудесные раковины.

Почувствовав легкую усталость, мы вышли из воды и легли на теплый песок. Я спокойно наблюдала за девушками, влажная кожа которых принимала в лучах заходящего солнца цвет очень старой, покрытой лешим налетом бронзы, когда в кокосовой роще раздались вдруг мужские голоса и на берегу показалась группа юношей. Это отнюдь не смутило моих новых знакомых, они спокойно надели короткие юбочки и, весело смеясь, стали заигрывать с пришельцами. Я быстро накинула купальный халат и, несмотря на уговоры купальщиц, покинула пляж, хотя мне очень хотелось посмотреть, как молодые люди ухаживают за девушками.

В лагерь я вернулась уже в сумерки, зажгла керосиновую лампу и при свете ее приготовила себе роскошный ужин из фруктов, а затем, лежа на раскладушке, стала читать великолепную книгу Гаппи «Соломоновы острова и их аборигены», которая раскрыла мне много загадок местного фольклора. В десять часов я погасила свет и вскоре заснула.

Мой крепкий сон был внезапно нарушен звуками ударов по чему-то твердому. Ты хорошо знаешь, что я не очень пуглива — ведь недаром мы прошли с тобой курс борьбы дзю-до; однако стук раздавался так отчетливо, будто кто-то уже забрался в палатку. Некоторое время я продолжала лежать, хотя сердце колотилось все сильней, и лихорадочно пыталась нащупать электрический фонарь под подушкой, который, как назло, куда-то запропастился. В конце концов я отыскала его, вскочила с кровати и зажгла. Яркий луч света залил палатку, и я увидела на земле среди валявшихся там кокосовых орехов двух огромных раков, обычно называемых здесь «пальмовыми ворами». Один из «их сдирал клешнями скорлупу, а другой расширял уже пробитое отверстие в другом орехе и пытался всадить в него свою четвертую конечность, снабженную небольшими клешнями. Раки были так поглощены работой, что даже внезапно вспыхнувший свет фонаря не произвел на них особого впечатления.

Некоторое время я с интересом рассматривала непрошеных гостей, но затем все же решила прогнать их. Схватив какую-то палку, я набросилась на первого с краю рака. Но, вместо того чтобы бежать, он поднял вверх свои клешни, схватил ими палку… и без особого труда перекусил, словно она была из теста. Это проявление недюжинной силы настолько поразило меня, что я решила сфотографировать раков-разбойников. Взяв один из фотоаппаратов, висевших на столбе, я вложила батарейку в лампу-вспышку и сделала более десятка великолепных снимков, в том числе раков, в момент, когда они перерезали палку диаметром более трех сантиметров. Затем я схватила их за панцири на спине и выкинула, как можно дальше от палатки.

Убрав орехи с земли, я вновь легла на кровать, однако мне не суждено было этой ночью заснуть: на деревья близ лагеря уселись голуби, громкое курлыканье которых не давало спать. К гомону голубей присоединилось басовитое кваканье лягушек, а время от времени в этот концерт врывался резкий крик цапли, охотившейся у берега.

— Вдруг что-то, видимо, спугнуло голубей, так как они улетели, пронзительно свистя крыльями. Голуби вновь опустились, но, вероятно, уже где-то далеко, ибо их гомон стал значительно слабее, будто сдавленный лесной чащобой. На некоторое время стало тихо, только слышался монотонный шум волн, разбивающихся о скалы, а потом опять раздались кваканье лягушек и писк какой-то птицы. Вдруг за шелковой стенкой палатки послышались чьи-то тихие, осторожно крадущиеся шаги. Как-то машинально я бесшумно сползла с кровати, накинула халатик и, съежившись, уселась на земле у стенки. Наступила тишина, затем раздался еле слышный шелест шагов и что-то похожее на легкое прикосновение к полотну палатки. Через несколько секунд шелест повторился, на этот раз у самого полога. Я отчетливо слышала, как чьи-то пальцы искали петли, на которые застегивалась палатка. Мелькнул тусклый луч света и тотчас же погас; однако и этого времени оказалось достаточно для злоумышленника. Я хорошо слышала, как он один за другим отстегивал деревянные колышки, и отверстие полога становилось все шире.

Я продолжала сидеть, съежившись и затаив дыхание. Жаль, что под рукой не оказалось фонаря, который я оставила под подушкой; доставать его уже не было времени. Хотя сердце мое сильно колотилось и временами, казалось, удары подступали к самому горлу, создавшееся положение, несмотря на свою необычность, меня слегка развлекало. Я не знала, конечно, какую цель преследует налетчик, но было ясно, что он ничего не собирался красть. Ведь в противном случае он мог безнаказанно шарить в кладовой, где все консервы лежали лишь накрытые брезентам. Однако вместо этого неизвестный пытался вломиться именно в мою палатку. Или, может быть, он полагал, что найдет здесь деньги?

Тем временем полог приподнялся, и в нем показалась чья-то ссутулившаяся фигура, которая при свете затемненного фонарика кралась прямо к моей кровати. Я заметила, однако, что налетчик держал в руке нечто похожее на одеяло. Когда непрошеный гость приблизился к кровати и осветил ее, я поднялась с земли и, молниеносно настигнув его, приемом дзю-до повалила на землю, отчего злосчастный громко застонал. Но тут передо мной выросла другая фигура. В вытянутых руках человек держал одеяло, которое попытался набросить мне на голову. Он едва не преуспел в этом, но я увернулась и изо всей силы пнула его ногой в живот. Застонав от боли, он уронил одеяло и, держась руками за живот, камнем выкатился из палатки. Я подбежала к кровати и, отбросив подушку, схватила фонарь, но, когда зажгла его, второй злоумышленник уже удирал, крадучись, в лес. Я больше чем уверена, что это не был местный островитянин.

На месте схватки остались два толстых одеяла и фетровая китайская туфля. Позднее я нашла на дворе нож, но сомневаюсь, чтобы его собирались использовать против меня. Скорее всего, он выпал из футляра одного из злоумышленников.

Было уже около четырех часов утра. Я больше не ложилась, развела огонь под нашей полевой кухней, сложенной из нескольких камней, и заварила себе крепкий кофе. Подкрепляясь ароматным напитком, я размышляла над ночным нападением. Совершенно очевидно, что меня собирались похитить, иначе зачем бы понадобились эти два толстых одеяла? Но кому я все-таки была нужна? Или налетчики рассчитывали на выкуп? А быть может, это были торговцы живым товаром?