ВьЮжная Америка - Романенко Александр Юрьевич. Страница 16

Прошло несколько дней. Стопка бумажек в адвокатской конторе все пухнет, все разрастается, на полный ход запущена регистрация моей компании. Я задал ее профиль как можно шире — все, что имеет хоть малейшее отношение к компьютеру. А что в наше время не имеет отношения к компьютеру? Почти ничего. Заминку вызвало лишь название. Еще в Москве в голову пришло забавное слово «Зебрита». То есть маленькая зебра. Почему зебра? Потому что на ней белые и черные полоски, как в жизни. И вообще, звучит красиво и легко запоминается. Оказалось, что в испанском языке такого слова нет. Прекрасно, значит, нет и препятствий для его регистрации.

Но, как и везде в мире, на пути хорошей идеи стоят дураки. Нарвались мы с итальянцем на такого дурака и в Кито, в одной из регистрационных палат. Официалу мое вновь изобретенное слово не понравилось, и, кроме того, он вдруг стал настаивать, что раз уж фирма компьютерная, то в названии обязательно должно присутствовать сокращение «ком». Кто ему внушил эту глупость, не берусь судить. Но так или иначе, «Зебриту» категорически отклонили. А именовать свою фирму «Зебритаком» я отказался — слишком глупо.

— Это нормальное явление, — успокаивает меня легионер. — Мы регистрируем компании с пятью названиями сразу, и только одно или два проходят. Завтра же пошлю заявку на новое. Если, конечно, мы успеем его придумать.

Но я уже знаю это новое название. Разумеется, без «кома» и прочих довесков, но зато ни на что испано-эквадорское не похожее. Я вырос в Пятигорске. Весьма примечательный город во многих отношениях. Например, в том, что почти все там связано либо с Лермонтовым, либо с Машуком, то есть с горой, под которой его убили на дуэли. «Имени Лермонтова» — типичнейшее название многих и многих предприятий и организаций, успешно работавших во времена моего детства. А те, кому Лермонтов по каким-либо причинам не достался, с удовольствием использовали гору Машук. Фабрика «Машук», ресторан «Машук», птицекомбинат «Машук», ясли-сад «Машук», кинотеатр «Машук», футбольная команда «Машук», и так далее и тому подобное. И вот я, как истинный кавказский человек польско-украинской нации, идя, так сказать, по стопам моих мудрых предков, останавливаю свой выбор на имени, предписанном самой судьбой, — компания «Машук».

— «Масюк»? — недоуменно переспрашивает макаронник. — Что такое «масюк»?

Я подробно объясняю ему про гору, про нарзаны и конечно же про великого русского поэта Лермонтова. Услышав о поэтах, Бодильяни, адвокат и законник (так написано на его визитной карточке), в течение целых пяти секунд пребывает в задумчивости, потом вдруг вскакивает с дивана (мы уже сидим в его кабинете) и восклицает:

— Превосходно! Замечательно! «Компьютерные технологии Масюк»! Все будут думать, что ты кореец, и на этом ты заработаешь хорошие деньги! Превосходно! «Масюк»! Сейчас же заполним форму! «Масюк» — это замечательно!

И действительно, очень скоро пришло соответствующее письмо из соответствующих же инстанций, подтвердившее уверенность итальянца, — «Машук» зарегистрировали с первого раза. Забегая вперед, скажу, как я был поражен, когда впервые увидел гору Пичинчу ночью с северной стороны города. У меня, что называется, мурашки побежали по спине. Ночная Пичинча, столичная гордость и красавица, фантастическим образом походила на ночной Машук — те же очертания, те же туманные пятна, те же склоны и складки. Единственное различие — в вершинах. Над Машуком всегда горит алое созвездие из пяти звезд на телебашне. А на Пичинче целый выводок телебашен и телебашенок, огней наверху побольше. Но все же картина потрясла меня довольно чувствительно.

Пора было оставлять гостеприимный, но слишком дорого обходившийся отель и перебираться на частную квартиру. Я сказал об этом Бодильяни, он тут же вызвал свою дражайшую управительницу-заместительницу, ту самую мадам Агни. Между прочим, даже такое легковесное ее имечко итальянец умудрился переделать в еще более ветреное Эйг.

— Эйг, — подмигивая, начал он, — амиго Алекс ищет хорошую квартиру в хорошем месте. У тебя ничего нет на примете?

— Аррэндар о компрар? — спрашивает она, переводя разговор в испанский язык.

— Аррэндар, конечно, — отвечаю я на интернациональной смеси, — Компрар (то есть купить) — это дорого, очень дорого.

— Все зависит от района, — деловито констатирует мадам.

Мы втроем разворачиваем на столе газету «Комерсио», находим раздел частных объявлений и увлеченно водим пальцами по столбцам. В это трудно поверить, но во всем Кито не было ни единой фирмы по аренде квартир и посредничеству. Все подобные операции делались исключительно через газету. Если у кого-то слишком много лишних денег, он нанимал для поиска квартиры адвоката, но адвокат все равно пользовался той же газетой, в основном «Комерсио».

Квартиры чрезвычайно разнятся в цене. На одной и той же полосе можно найти пять-шесть квартир по восемьдесят долларов в месяц и столько же — по две тысячи долларов.

— Депендэ де сэктор (зависит от района), — поясняет миссис Эйг.

Я показываю ей на неплохие (в смысле цены) варианты со словом «сэнтро» — «центр».

— Но, но, но! — вертит она головой. — Центр — это не тот центр, в котором мы. Это центр, который намного южнее центра, это исторический центр. Там плохо, там все старое и грязное.

Я не хочу старое и грязное, но, с другой стороны, разве не заманчиво поселиться в историческом центре? Но меня отговаривают, и я сдаюсь.

— Вот хороший сектор, я там живу, почти рядом. — Миссис Эйг наконец находит нечто, с ее точки зрения, удовлетворительное. — Это около аэропорта. Хороший сектор. Очень хороший сектор. Я там рядом.

Мне приходится гадать, чем именно хорош этот сектор, — тем ли, что в нем расположен международный аэропорт, или тем, что он имеет честь давать кров уважаемой миссис Агни-Эйг.

— Там хорошие дома, хорошие люди, хорошие тротуары, хорошие автобусы и все хорошо, — звучит удивительная формула хорошего сектора.

— А самолеты? — осторожно уточняю я. — Это, кажется, очень шумно. И пахнет керосином.

— Там забор! — по-детски счастливо восклицает мадам Агни.

Забор — это довод. Против забора не попрешь.

— Ладно, — говорю, — можно попробовать.

Агни — деловая баба. Получив мое согласие, она немедленно хватается за телефон и звонит авторам этого объявления. К счастью, хозяйка квартиры оказывается дома. Агни долго и серьезно задает вопросы и получает длинные, очевидно исчерпывающие, ответы. Проходит минуты четыре, пока Агни наконец кладет трубку.

— Я знаю, где это, — говорит она и называет улицу, что-то уж очень испанское. — Можно посмотреть сегодня, — добавляет Агни.

— А ты уже сделала… э-э… that?.. — спрашивает итальянец.

— Сделала.

— Тогда, действительно, почему бы не съездить?

Решено, мы едем. Но сначала надо захватить Валентину и Машу. Я лечу в отель, и через каких-то двадцать пять минут мы уже поднимаемся в контору адвоката на лифте. Но увы, Агни кто-то перехватил. Ей позвонили важные клиенты, и она вынуждена была срочно удалиться. Итальянец сокрушался по этому поводу так, будто из-за неожиданного отъезда Агни он потерял пол-миллиона чистоганом. Но вскоре позвали и его. Он вручил мне бумажку с подробным адресом квартиры и сказал, что, если я не против, он может договориться с хозяевами сейчас же на любое время, а мы поедем туда сами. Или завтра, как угодно.

— Сегодня, я хочу сегодня! — закапризничала Валентина, когда я перевел ей предложение итальянца.

— О’кей! Одну минуту.

Он позвонил, и все было улажено: сегодня, в шесть тридцать.

Все дороги Европы ведут в Рим, а все дороги Кито ведут в аэропорт. Если вам нужно в аэропорт, вы можете, спокойно закрыв глаза, продвигаться в любом направлении — в конце концов вы услышите вой турбин и мягкие, ласковые, но совершенно неразборчивые объявления о посадках и прибытиях. Аэропорт… Неровное, горбатое какое-то слово, но сколько в нем романтики! Впрочем, я все же был прав: самолет — вещь шумная и неспокойная. Ночные вылеты отменены, но не отменены ночные посадки. Чтобы жить в ста метрах от взлетной полосы, нужны нервы определенного качества (железные).