ВьЮжная Америка - Романенко Александр Юрьевич. Страница 49

Двести получасовых серий, по две подряд, идут по китийскому телевидению уже несколько лет, идут по кругу, каждый вечер, кроме выходных. И всякий раз, когда мне удается вырваться пораньше, сойти ненадолго с беговой дорожки, я обязательно смотрю «Чаву». Непредсказуемые перипетии жизни захолустного двора где-то на окраине Мехико — можно сказать и так. Или истории бедных семей капиталистической Мексики. Или дураки и их дурацкие, смехотворные проблемы. Все верно, все правильно, так и есть. Но я кричу:

— Валя, Маша! Идите, «Чаво» начинается!

И они бросают свои дела и спешат к телевизору. Мы смотрим, мы смеемся, мы сами превращаемся в таких же детей (только Валентина и я, Маше превращаться пока незачем), мы переживаем, обижаемся вместе с одним и смеемся вместе с другим. Театр. Но почему же никакая другая передача не способна разом оторвать нас от забот и приклеить к креслам перед черным ящиком? Ведь там, в ящике, все театр. Но «Чаво» неповторим.

Где-то в глубине души мне даже обидно, что у нас в России нет ничего подобного: ни одного актера, которого можно было бы поставить рядом с ними, с этими из «Чаво», и таких пьес нет, и таких сериалов. Нет такого театра. Но почему? Разве нас не учили в школе, что советский театр самый театральный в мире? Что советский актер самый, актеристый на земле? Учили. И мы сопоставляли наши «проникновенные» киноленты с дебильными американскими боевиками. Никакого сравнения! Наши, безусловно, умнее. Наши лучше, актеристей!

И вдруг как обухом по голове — какая-то там Мексика! У нее и истории-то нет почти никакой, и традиций, так, жалкая в прошлом колония. Да и сейчас не на первых ролях. К тому же мексиканские актеры, по определению, все как один оканчивают соответствующие институты в Штатах и, так же по определению, должны становиться «американоязычными», должны играть по-американски, то есть плохо, штампованно. Ничего похожего. Актеры играют по-актерски, а как — разве словами объяснишь? Нужно видеть, слышать, чувствовать. Но знаю точно, вижу и чувствую, что ни наши, ни американские так играть не умеют.

И получается, что Мексика — еще одно чудо Америки. Я только что открыл для себя Колумбию, а нужно еще открыть и Мексику. Ведь если какой-то комедийный сериал играется на таком непостижимо высоком уровне, если он играется для мексиканцев, то каковы же тогда сами мексиканцы? И теперь мне очень хочется посмотреть Мехико, вглядеться в лица прохожих, потому что только там, только по лицам прохожих возможно разгадывать такие загадки. Но пока я всматриваюсь в лица мексиканских актеров. И ничего разгадать не могу. Ладно, оставлю разгадку на будущее, а сейчас — «Чаво»!

Их эдьюкейшн, мой монтаж

Пару слов об эквадорском образовании.

Эквадорское образование — это прежде всего американское образование, американский диплом. Последние два слова для китийцев — волшебные. Они звучат примерно так же, как «беспроцентный кредит» или «продажа в кредит без предоплаты». А может быть, даже еще значительнее.

Здесь я познакомился с большим числом эквадорцев, окончивших «хоть что-нибудь» в Штатах. Но и образование, полученное в эквадорском университете, что в Кито на холме Флореста, ценится много выше, чем, скажем, московское того же уровня. Дело в том, что ни один российский университет, насколько мне известно, не внесен в министерские реестры, позволяющие определить статус диплома.

Допустим, вы заявляетесь в компанию, предлагаете свои услуги, достаете на свет божий ваш пусть даже и «красный» эмгэушный диплом, а результат все равно равен нулю. Потому что ваш диплом — это единица, которую нужно умножить на коэффициент. А коэффициента-то как раз и нет. Ноль. При умножении на ноль сами знаете, что получается.

Вообще, Россия — это Горбачев и Перестройка, это Сибирь и много медведей. Один тип сказал мне как-то, что Россия — это страна, где потребляют в пищу жареных ежей. Откуда он это вычитал — не помнит. Я обругал его, но он не обиделся и с готовностью признал свою некомпетентность. И ни одному прохожему вам не удастся внушить, что в «стране сибирских медведей» имеется хотя бы один университет.

Если же говорить совсем начистоту, то наше домотканое образование не имеет шансов быть сравнимым даже с эквадорским. Ибо сказано в одной советской книжонке, в некой инструкции по высшей школе, что главная задача студента — это отнюдь не освоение специальных знаний и тому подобное, а, напротив, постижение и осознание всех премудростей марксистско-ленинской теории. Я бывал во многих местных компаниях, но нигде специалисты по «основополагающей» теории как-то не требовались.

Вы скажете, что времена, мол, изменились, что Реформы, Рынок, Ельцин, Приватизация. Хорошие слова, согласен. Но загляните-ка в учебники вузов, полистайте, почитайте на досуге. Думаю, вы будете удивлены. Более чем в половине случаев учебники-то советские. И все, что сказано о совковых студентах, оказывается приложимо и к так называемому российскому студенту, который от совкового отличается лишь тем, что его не пошлют в советский Узбекистан или в очень советский Киргизстан. Там теперь буква «Ы» после буквы «К». Это, конечно, большое различие между тем, что было, и тем, что стало.

Но вернемся в Эквадор. Здешние папочки и мамочки, у которых есть деньги, тоже не дураки. Они не прочь, в общем-то, чтобы их чада поваляли дурака в китийском университете годков эдак пять. Обязательного призыва в армию тут не наблюдается, все больше контрактники, так почему бы и не посидеть в родных аудиториях? И сидят студентики. А между делом копят денежки и связи, пробивают документы. И в один прекрасный день, провожаемый большой и заплаканной семьей, пересидок-абитуриент покидает любимые просторы провинции Пичинча, глотает с жадностью горный воздух вперемежку с обожаемым пивом «Пильзнер» и втискивается в самолет Кито — Майами. А там, на перекладных, до Бостона. Или в Техас. Но нередко и до Нью-Йорка добирается неизмеримо счастливый будущий студент. И начинает посещать лекции.

Очень мне странно разговаривать с людьми, прожившими в Штатах шесть или даже семь лет, но с трудом способными связать английские слова во фразы. Не ясно, как им удавалось сдавать сессии (то есть проходить тесты), как вообще они пробивались сквозь тернии лекционной тарабарщины. Это чудо какое-то, скажу я вам.

Среди моих знакомых в Кито есть и один американский преподаватель, техасец. И когда, беседуя со мной, он увлекается, слегка подзабывает место своего пребывания (рассеянный немножко) и переходит на родное наречие, то из его скороговорки не поймешь ничего, кроме вскрикиваний. Воображаю, как туго давалась история (он историк) его подопечным, даже если они тоже были техасцами. И не могу представить ни одного китийца, который смог хотя бы уловить, о чем, собственно, говорится в полуторачасовой лекции этого профессора.

Но чудо или нет, однако все (подчеркнуть жирной чертой!), все эквадорские студенты, сполна оплатившие и до конца досидевшие американский университетский курс, возвращаются домой с дипломами, неотличимыми ни от техасских, ни от бостонских.

И начинается новое чудо — устройство на работу. Совершенно вне зависимости от того, насколько подготовлен обладатель диплома и говорит ли он вообще по-английски, все равно он получит одно из лучших мест в любой фирме, в любой компании. Даже если она никак не соответствует профилю диплома.

Например, я знаю одного парня, который окончил нечто стопроцентно филологическое, но проработал три года в Кито в большой компьютерной корпорации, где успешно мешал менеджерам делать закупки и снижал; показатели оборота, но остался недоволен оплатой своего тяжкого труда и перешел в аптечный центр. Легко догадаться, какой из него получился таблеточный специалист. Однако диплом с вытесненным на коже белогрудым орлом не позволяет начальникам усомниться в компетенции. Формула проста: «В Америке дуракам дипломы не дают». И как все простые формулы — ошибочна. Дают, еще как дают, целыми пачками дают!