Оглашению не подлежит - Морозов Дмитрий Платонович. Страница 11

Есаул вышел на бульвар, прошелся из конца в конец несколько раз и вдруг увидел, как от здания Северо?Кавказского военного округа отъехали два всадника. Первый на гнедом дончаке, уверенно сдерживая горячего коня, пересек площадь, и есаул узнал в нем командира Первой Конной Семена Буденного. Задний, видимо адъютант, несколько отстал.

Филатов, чувствуя, как теплой сталью вдавливается в живот засунутый изнутри за пояс кольт, пошел навстречу.

Они будут знать есаула Филатова… Только бы не промахнуться.

– Извините, гражданин, где тут Малая Садовая? – услышал он внезапно. Рядом с ним стоял высокий франтоватый малый развязного вида, в кожаных вишневого цвета крагах.

– Что? – спросил есаул.

– Я говорю, где Малая Садовая?

– Вот она, рядом!

– Ага, вот спасибо, второй час ищу! – Малый нагло, как показалось есаулу, улыбнулся и сказал: – Закурить не желаете?

– Иди своей дорогой, – буркнул Филатов. Цокот копыт уже терялся где?то в улицах.

Он вернулся обратно на бульвар. Сел на скамью. Там, почти не двигаясь, тупо глядя в одну точку, он просидел больше часа.

– Боже мой! Иван! – встретила его Галкина с порога. – Пришло письмо от Жоржа Попова.

Есаул выхватил у нее из рук небольшой листок.

“Тетя уехала в Харьков, в Ростов заехать не смогла, чувствует себя хорошо. Велела кланяться и благодарить за пособие сердечно. Жорж”.

– Откуда это?

– По почте пришло.

– Молодец корнет! Нет, я все?таки должен вмешаться в его дело. Ты сама отведешь меня к Новохатко!

Вопреки ожиданиям Новохатко нисколько не разозлился при появлении Филатова. Наружные ставни были прикрыты, а сам хозяин в полотняной рубашке пригласил нежданного гостя к столу.

– Неосмотрительно изволили поступить, Иван Егорович, – мягко сказал Новохатко. – А ну как за вами слежка?

– Не волнуйтесь, – ответил Филатов, – если бы слежка была, то я бы здесь с вами не сидел.

– Слышали, – Новохатко поскреб лысину, – и про то, как бежали, тоже слышали. Но все же нарушать конспирацию не стоит. Вы, боевые офицеры, привыкли все напролом. Мы здесь строим, плетем, открываем вам путь. А придет ваш черед, вы про нас забудете. Скажете – мы спасли Россию!

Филатов молчал.

– Я человек откровенный, Иван Егорович, – продолжал хозяин, – ваш путь будет в генералы, в губернаторы, в министры. А нам? Ступай опять на задворки? В подворотню? А между тем вот сейчас, в трудное время, к кому вы пришли? Ко мне пришли. Вот в чем дело.

– Помилуйте, Николай Маркович, – сказал он и сам удивился смиренности своего тона, – ваши заслуги нам хорошо известны, могу сказать от имени казачества, они не будут забыты.

– Спасибо на добром слове, если бы все так считали!

– Кого вы имеете в виду? – Филатов насторожился.

Новохатко посмотрел на него, словно приценяясь. Потом сказал:

– Ну, есть офицеры. Из гвардии, например. Верите ли, руку подать стыдятся, а ведь под одним богом ходим. Вот и о вас недавно у меня был разговор с полковником Беленковым. – Новохатко выдержал паузу. – Ему, видите ли, не нравится, почему это чекисты затребовали вас в Ростов. Я?то проверял, вы уж меня простите: конвойного вашего, что на вокзал вас доставил, расстреляли большевики. А полковник все равно свое гнет. А в чем дело? Знает он, что среди казачества вы первый.

Филатов молчал.

– Вот что я вам скажу, господин есаул, – в маленьких глазах Новохатко проявился холодный свинцовый огонек. – Я так понимаю, что вы не зря ко мне пришли. Простите, деваться вам некуда…

Есаул резко встал.

– Не утруждайтесь, господин есаул, сядьте, – продолжал Новохатко. – Серьезного дела они вам больше не доверят. Но я вам друг, и вы мне верьте, у меня закваска. Должны мы с вами, Иван Егорович, о себе подумать. А первым делом убрать бы нам из штаба господина Беленкова и его правую руку Милашевского.

– Вы так говорите со мной, – криво улыбаясь, сказал Филатов, – будто бы я уже во всем согласен с вами.

– Эх, Иван Егорович, плох бы я был, если б сомневался. Вы, я да корнет Бахарев – мы тут их быстро в христианскую веру приведем. Скажу по секрету: князь мне больше доверяет, чем полковнику.

– А где Бахарев?

– А где же ему быть? У меня в надежном месте, мои ребятушки позаботились. Он, между прочим, человек хороший, поговорили мы с ним по душам. Письмо при нем было. От самого епископа Филиппа.

– Это я знаю, – ответил есаул. В душе он был согласен с предложениями Новохатко, но считал необходимым поломаться. Это, конечно, не ускользнуло от Новохатко. И он дал гостю такую возможность.

Оказалось, что Милашевский вместе с казначеем штаба Долгоруковым давно уже занимаются неприглядными финансовыми комбинациями. После бегства Деникина у Долгорукова остались клинге, с которых печатались “донские деньги” – “колокольчики”. Раздобыв где?то краски и печатный станок, Долгоруков и Милашевский печатали эти бумажки. Когда же в штаб поступали деньги на нужды организации в какой?нибудь другой валюте, они заменяли ее своими “колокольчиками”.

Филатов был возмущен до крайности.

– Это низость! В то время, когда все мы ежеминутно рискуем головой, они думают о корысти. Никакого суда они не достойны. Я сам их убью!

– Ну зачем же вам рисковать? – Новохатко спокойно налил себе чаю. – Я уже сговорился, как это сделать. Все будет тихо и аккуратно.

– С кем же это вы сговорились?

– Да с вашим корнетом, не возражаете?

14. По русскому обычаю

Балканское полуденное солнце жгло нестерпимо. Виллу бывшего царского посланника в Софии с недавних пор сделал своей резиденцией Врангель. Из?за жары барон, принявший уже с утра в садовой беседке двух посетителей, решил перенести следующую беседу в кабинет в глубине дома. К тому же свидание предстояло особое.

В ожидании его Врангель прошелся по затененной дорожке, усыпанной галькой, привезенной с морского побережья. Недавно ее полили, и она сохраняла тонкий, едва уловимый аромат моря, мешавшийся с пряным запахом лавра. Это сочетание снова напомнило барону Крым, горячие дн;; прошлого лета. Прорыв на Украину, который тогда казался началом победы. Да, это было ровно год назад. Всего год! А кажется, вечность! Барон был под впечатлением последнего визита. Только что у него был уверенный в себе и напористый господин по фамилии Цанков, глава какой?то новой политической группы, названия которой Врангель как следует не запомнил. Он усвоил только одно: господину Цанкову очень не нравится нынешнее болгарское правительство Александра Стамболийского. Не нравится по многим причинам, но прежде всего своими демократическими реформами.

– А вам известно, барон, что думает Стамболийский о событиях в России? “Тот, кто любит русский народ, не будет сожалеть о падении царизма!” Я уверен, – продолжал Цанков, – что в ближайшие месяцы Стамболийский сговорится с большевиками. Вы понимаете?

Это Врангель понимал. Он чувствовал, что новое правительство под давлением народного мнения все более неприязненно смотрит на врангелевское воинство, расположившееся в Болгарии, как у себя дома. Многие симптомы говорили о том, что пора уходить, пока не попросили.

– Скажите, барон, – вкрадчиво говорил Цанков, – могу ли я рассчитывать, что русская армия, оказавшаяся ныне волею судеб на нашей дружественной земле, в случае возникновения каких?либо внутренних трений будет на стороне людей, стремящихся к истинному благополучию?

Барон применил свой обычный козырь.

– Я солдат, и не мое дело политика, – сказал он.

– Вы скромны, генерал, я знаю вас и как политика, – ответил Цанков. – И смею вас заверить, наши политические платформы весьма близки. Сильная единая рука должна править государством. Не так ли? Единственно, что в ответ мы могли бы гарантировать вам некоторую финансовую поддержку.

Это, конечно, меняло дело. И все же ответа он сразу не дал. Нужно было выяснить, как отнесутся к этому французы и англичане, да и проверить, какие финансы за этим Цанковым.