Оглашению не подлежит - Морозов Дмитрий Платонович. Страница 6

– Выплыл?таки, трехжильный черт, – пробормотал хорунжий, услышав эту весть.

И снова вспомнилась ему августовская ночь, когда плыли они вдвоем с полковником через быструю реку Маныч.

Было это с год назад. Бесславно закончился десант, брошенный по приказу Врангеля из Крыма под Таганрог. Командовал десантом полковник Назаров. Половина десанта здесь же полегла на пустынном азовском берегу. Вторую половину удалось Назарову увести на север.

С месяц шли они по правому берегу Дона. Творили расправу над Советами, над мелкими отрядами красных. Но у станицы Константиновской красные бросили на них регулярные части.

Двое суток длился бой, и хорунжий до сих пор не может понять, как тогда удалось ему с полковником Назаровым уйти. У самого Маныча возле небольшого хутора настиг их какой?то отряд. Коней постреляли, а полковника ранило в плечо. Все же ушли, до вечера отлежались в перелеске, а ночью поплыли через Маныч. Хорунжий взял себе полковничье оружие. До середины уже доплыли, как полковник стал тонуть…

Никогда не забудет хорунжий, как скользкая и холодная рука ухватила его за плечо, потащила под воду. Вывернулся хорунжий, ногой оттолкнул полковника и, не помня себя, напрягшись до судороги, выплыл на берег. С час лежал на песке. Никого не было…

Потом вернулся на Дон. Здесь и нашел его представитель подпольного штаба ОРА из Ростова.

Много тогда скрывалось в донских камышах белых армий и отрядов. Мало?помалу сошлись к нему зимой сотни две отчаянных, кому терять нечего. Ростовская организация снабдила деньгами, обещали большие чины дать. А главное – под большим секретом узнал Говорухин, что в середине лета ожидается английский десант с Черного моря и будет провозглашена независимость Дона.

К весне сумел хорунжий поставить под свое начало в общей сложности тысячи полторы сабель. Были у него свои люди и в станичных Советах и в военных отделах. Конечно, всю силу вместе он не держал: кто в камышах, кто по хуторам. Однако если потребовалось бы, в несколько часов мог собрать всех.

Говорухину намекали, что самому барону Врангелю доложено о его стараниях. В мечтах хорунжий видел на себе полковничьи погоны, а то и… чем черт не шутит…

И вдруг Назаров. Словно ушат холодной воды вылили на Говорухина. Тут он и запил.

Говорухин сидел в хате с командиром первой сотни Боровковым. На столе среди бутылок и мисок с закуской красным раструбом сверкал граммофон:

Кровавое Вильгельм пляшет танго,

Хоть и разбит он и с тыла и с фланга…

– Вот вы, Фаддей Иваныч, – говорил Боровков, – были в Германии. Слышал, там тоже была революция. Ну, у нас?то, я понимаю, немцы революцию произвели. А вот у немцев кто же?

– Не было у них революции! – сказал, по?пьяному растягивая слова, Говорухин. – Не было и не могло быть. Немцы, брат, народ аккуратный!

– Что? – спросил Говорухин и, подняв глаза, увидел в дверях своего ординарца и незнакомого человека в гимнастерке без погон.

– Кто такой? Я ж говорил, чтоб никого…

– Позвольте доложить, ваше благородие, – отрапортовал ординарец, – они от их высокоблагородия полковника Назарова.

Словно испугавшись чего?то, смолк граммофон, только игла продолжала с шипением скоблить пластинку. Говорухин стукнул по ней кулаком. Сотенный Боровков, чуя неладное, встал.

– Кто такой? – мрачно спросил Говорухин, глядя на гостя.

– Поручик Ремизов, с особым поручением господина полковника.

– От полковника? – наконец переспросил он. – А как зовут полковника?

– Иван Семенович, – удивленно пожал плечами поручик.

Хорунжий, пошатнувшись, встал и вдруг дико заорал па Боровкова и ординарца:

– Чего уставились? Геть отсюда! И чтобы ни одна душа!…

Поручик, не дожидаясь приглашения, сел. Говорухин налил самогона в два стакана. Горлышко бутылки дробно позвякивало о край.

– Пейте, поручик, – сказал он.

– Может быть, сначала о деле?

– С приездом, – ответил Говорухин, опрокинув стакан в горло.

Ремизов хлебнул из стакана и брезгливо поморщился.

Говорухин взял со стола соленый огурец.

– Вам Иван Семенович говорил обо мне что?нибудь?

– Н?нет, – под пристальным пьяным взглядом Говорухина поручик почувствовал себя будто бы неловко. – Я имею приказ назначить с вами встречу.

– А какая мне в этом надобность? – Говорухин снова налил самогона, но на этот раз только себе.

– Такова директива из Ростова.

В отравленном мозгу Говорухина гвоздем сидела только одна мысль: помнит ли полковник Маньгч? Бывает, что люди забывают, или, может быть, он тогда потерял сознание?

– Ладно, – сказал он. – Я встречусь с полковником. По только с глазу на глаз. Ну, скажем, в семь вечера. Мельница у хутора Сурчинского.

– Я могу надеяться, что господин хорунжий назавтра не забудет?

Красное лицо Говорухина побагровело еще больше.

– Слушай, – сказал он вдруг тихо, – а если я тебя сейчас шлепну?

– Вы будете нести ответственность перед штабом ОРА! – спокойно ответил поручик, и что?то в его тоне сказало хорунжему, что его полугодовая вольница кончилась.

– Ну ладно, катись отсюда! – сказал он.

На следующий день с десятью надежными казаками Говорухин поскакал к хутору Сурчинскому. Отряд шел открыто, потому что у всех были документы, удостоверяющие принадлежность всадников к милиции, что подписью и приложением печати подтверждалось.

Часам к пяти на дороге, выходившей из балки, появились два всадника. Они посовещались о чем?то на виду у говорухинского отряда. Потом один двинулся к ветряку, а второй – неспешной рысью к роще, где стояли казаки.

9. Кто есть кто…

У разведчика существует некое шестое чувство, которое вырабатывает в нем его сложная и опасная жизнь. Оно складывается из чуткого восприятия и немедленного сопоставления сотен мелких деталей: оттенков поведения людей, мимоходом брошенных фраз, случайных на первый взгляд совпадений – словом, из сотен пустяков, которые обычно остаются незамеченными.

Борис Лошкарев обладал этим чувством, которое можно назвать интуицией. Операция “Клубок” была не первой, в которой он принимал участие. Он работал в Петрограде над раскрытием заговора Люкса. Одна из цепочек этого заговора тянулась в Астрахань, где и застало его распоряжение отбыть в Донскую чрезвычайную комиссию. Интуиция настойчиво твердила Лошкареву, что вот?вот начнутся главные события.

Когда в квартиру, где “корнет Бахарев” так уютно устроил Анечку Галкину и есаула Филатова, под вечер пришла некая дама в строгом черном платье, Борис понял: “Есть!”

От открыл ей дверь сам. Она спросила, не здесь ли живет Анна Семеновна Галкина.

– Проходите, – спокойно сказал Борис, пропуская даму вперед. Долю секунды она колебалась, потом вошла. Он скорее почувствовал, чем услышал, что за дверью стоит еще кто?то, может быть, не один. Борис плотно закрыл дверь на щеколду и громко познал: – Анечка! К нам гости.

Едва заметно дрогнули брови Галкиной, вышедшей навстречу.

– Валерия Павловна, дорогая! – воскликнула она. – А я как раз завтра собиралась к вам с новостями.

– Здравствуйте, милочка! – ответила дама низким голосом, бесцеремонно проходя в комнату, где у стола сидел настороженный есаул Филатов.

– Это моя благодетельница, – сказала Анна Семеновна Борису, – разрешите, Валерия Павловна, представить вам: хозяин этого гостеприимного дома Борис Александрович Бахарев, корнет!

Борис щелкнул каблуками, гостья протянула ему руку. Слегка прищурившись, она оглядывала комнату и вдруг, будто громом пораженная, широко раскрыла глаза.

– Что это? – сказала она трагическим шепотом. – Иван Егорович? Да ведь вы же…

– Полно вам, сударыня! – оборвал ее Филатов. – На сцене в Киеве у вас получалось значительно лучше. Скажите лучше, как вы нас нашли. Господин Новохатко не дремлет?

Валерия Павловна сделала страшные глаза, указывая ими на Бориса.

– Странно, Иван Егорович, – начала она.

– Ничего странного, – сказал Филатов, резко вставая, – этому человеку я доверяю больше, чем себе. Он спас мне жизнь.