На грани жизни и смерти - Паниев Николай Александрович. Страница 25

Покровский замахал руками:

— Нет, нет, увольте! Никаких прим! В сундуке для туфелек, пачек и прочих доспехов балерина, чего доброго, привезет из Парижа какого-нибудь потомка парижских коммунаров. Вроде того... щелкопера. Кстати, вы же его знаете, этого французского проныру Бланше. Не исключено, что он знаком и с вашей... кузиной. А? Ведь верно?

Покровский буравил Агапова глубоко посаженными глазами. Казалось, он уже заподозрил неладное и хочет немедленно уличить...

— Знает она того француза? — жестко повторил Покровский. — Я ведь, господин капитан, могу это быстро и точно установить. Мы в большом контакте с французскими... коллегами. Где именно проживает ваша кузина?

Телефонный звонок заставил генерала быстро снять трубку. После первых слов он встал и вытянулся, видно было, что звонит высокое начальство.

— Слушаю, Петр Николаевич, — говорил он с почтением в трубку. — Так точно-с, у меня. Немедленно. Слушаюсь. Буду очень рад. Доброго здоровья.

Осторожно положив на рычаг трубку, Покровский, у которого на губах все еще играла подобострастная улыбка, сказал Агапову:

— Вас, Александр Кузьмич, желает видеть сам барон. Весьма лестно отозвался о вас. Вы что-то там хитрое придумали в борьбе с красными?

— Наша фирма тайн не разглашает, — сказал словами генерала Агапов. — Ваше превосходительство, вы интересовались адресом моей кузины? Извольте. Осмелюсь напомнить, что гуманность и человечность всегда были свойственны русским людям. Тем более в отношении к женщине.

— Помните певичку, исполнительницу цыганских романсов? — спросил генерал Покровский. — Как, по-вашему, следовало поступить с этой красной шпионкой?

— Среди моих родственниц и знакомых таких нет.

— И слава богу. О вашей кузине, Александр Кузьмич, мы еще поговорим. Только прошу вас, поймите меня! Крым — это наша последняя ставка. Да, последняя. И поэтому никаких просчетов, никаких ошибок не должно быть.

Агапов, отдав честь, вышел из кабинета.

Покровский долго раздумывал, потом взял листок с парижским адресом Грининых. Эта фамилия напомнила генералу довоенный Петербург, вечера в императорской Мариинке... Какие были времена! У него и тогда была уйма дел, но в Петербурге могли его оценить, столица предлагала столько больших и малых удовольствий... И все это рухнуло в один день, когда после сигнального выстрела с «Авроры» чернь захватила главный дворец. Подумать только — это случилось в самом сердце империи! Все рухнуло! Сперва это казалось сном, диким недоразумением. Но вот уже два года попытки уничтожить эту власть не дают результата. И какие попытки! Буквально со всех сторон обрушиваются мощные удары на эту мужицкую власть! Большевиков пытаются взорвать изнутри и извне, морят голодом, их приверженцев убивают, а они продолжают держаться, свергнуть их власть пока не удается. Генералу Покровскому и его людям еще никогда не приходилось так дьявольски много работать, как сейчас. Они поставили на карту в борьбе с Советами все. Выстоит белый форпост — Крым, удастся ему нанести решающий удар по изнуренной непрерывными боями армии красных, путь к осуществлению мечты генерала Покровского будет открыт. Ну а если... Нет, нет, эту мысль генерал старался гнать от себя. Врангелевская акция — последняя надежда... Ох эти просчеты! В послужном списке генерала за последние два года можно обнаружить немало проигранных схваток с советской контрразведкой. Самое позорное — провал в Севастополе. Покровскому удалось узнать, кто руководил действиями тех... севастопольских агентов красных. Пчелинцев, Иван Пчелинцев. Тоже бывший щелкопер. Как и этот француз, который сейчас подвизается в Париже. Эх, Париж, Париж! Благословенный Париж! Если бы пришлось выбирать, где жить за пределами России, то, разумеется, генерал предпочел бы Париж. Да, только Париж. А эти... Гринины рвутся домой. И ходатая нашли. Узнали, где пребывает кузен! Агапов с помощью самого Покровского собирается открыть им дорогу в Крым. Интересно, с каким багажом они прибудут? Что привезут эти незадачливые эмигранты в своих чемоданах? Да и в своих мозгах?

Генерал нажал кнопку. Вошел адъютант.

— Организуйте наблюдение за... по этому адресу, — сказал генерал. — Кто приходит в дом, с кем встречаются. Особенно хозяйка. Нужны фото. Срочно. Мотивы, которые побуждают вернуться в Россию.

* * *

Христо Балев по поручению своей партии обосновался в Варне.

Он искал возможность оказать помощь арестованным морякам взбунтовавшегося крейсера. Был разработан план, для осуществления которого нужны надежные помощники. Необходимо было тщательно продумать все до мельчайших подробностей, чтобы обеспечить успех акции.

Балев и Чочо отправились в цирк шапито. Арену заменял большой потертый палас, клоун и его семья проделывали разные смешные трюки. Мальчик-подросток по имени Живко поистине вытворял чудеса на туго натянутой проволоке. После его выступления Балев многозначительно спросил у своего друга:

— Понял, какая находка?

— Может, не совсем, но понял. Но должен тебе сказать, что без согласия отца...

— Его отец — мой земляк, — обнадежил Балев, — тырновец. Вечером смеется, по ночам плачет. Бедный, обездоленный человек. Для коммунистов сделает все. Надо поговорить. Это тебе, брат, не капитан углевоза. С отцом маленького клоуна договоримся по-братски. Вот только туман... туман нужен... как молоко, чтобы мальчика не заметили. Понял, Чочо? Все должно делаться в тумане.

— Туман и два морских призрака: я и он.

— Без тебя нам не обойтись, — улыбнулся Балев.

После представления Балев и Чочо направились за кулисы.

* * *

Из здания Мариинки вышли Павел и Тимка. Павел в военной форме, на боку наган. Мальчик заметно повзрослел, был прилично одет и ухожен. От его «беспризорности» не осталось и следа.

— Не горюй, Тимофей Иванович, — бодрым голосом сказал Павел. — Вот разобьем Врангеля, и начнется, Тимоха, такая жизнь, что и вообразить трудно.

— Для тех, кто живым вернется, — тихо промолвил Тимка, явно удрученный предстоящим отъездом Павла.

— Ну а ты уже меня... того? — улыбнулся Павел. — Я вернусь, Тимка, обязательно вернусь! Дел-то еще сколько впереди! Хочу на твою премьеру попасть. А как же! Обязательно! Так что жди, Тимка. И носа не вешать. Негоже унывать такому большому парию.

— Все уезжают, одна Дина...

— Скоро возвратятся Гринины.

— Это когда еще будет!

— Ну, если я не пойду на фронт, Ваня Пчелинцев не пойдет, кто же будет воевать, добивать врагов революции?

В Петрограде была объявлена мобилизация: «Все на Южный фронт, на борьбу с Врангелем!»

Вдвоем шли по улице, где жили Гринины. Перед зданием бывшего общежития интернационалистов Павел остановился, долго смотрел на окна. Вспомнились первые послереволюционные дни и месяцы. Всплыло в памяти, как болгарин Балев будил Бланше утром семьдесят третьего дня революции, как потом все хором пели «Марсельезу». Тот день врезался в память многими событиями. Тогда был ранен сын балерины Анны Грининой. Да, Гринины что-то надолго задержались в Париже. Павел завидовал Бланше, который часто видится с Анной Орестовной. Жорж писал об этом Павлу. И еще писал, что они с Сюзан решили пожениться. «В перерыве между революциями, — добавлял Жорж, — между русской и французской». Павлу вспомнилось его пресловутое «пиф-паф»...

* * *

Жорж Бланше не расставался со своей привычкой и в Париже. Не успел он, поддерживая под руку все еще прихрамывающую Сюзан, подняться к Грининым, как до Анны Орестовны донеслось знакомое «пиф-паф».

— О, месье Жорж! — радостно встретила гостей Гринина. — Камарад Бланше.