Легенда о гетмане. Том I (СИ) - Евтушенко Валерий Федорович. Страница 8

Лицо Чаплинского исказила хищная, все понимающая улыбка. Он поклонился, поцеловал руку старосты и, пятясь, покинул кабинет.

Об этом разговоре Хмельницкому стало известно значительно позднее от одного из слуг Конецпольского, который случайно подслушал беседу старосты со своим дозорцем, а в то время чигиринский сотник находился далеко от своего хутора у Княжьего острова, выслеживая в степи татарские разъезды. В первый раз он взял с собой в поход и старшего сына Тимоша, чтобы познакомить его с повседневной казацкой службой…

Воспоминания Богдана о днях прошедших прервал Федор Богун, который подскакал к нему и спросил:

– Не пора ли дать роздых коням? Уже верст пятнадцать с утра проехали, да и солнце к западу клонится.

Богдан очнулся от своих дум и огляделся вокруг. Действительно, они уже изрядно углубились в степь, а солнце стояло высоко в зените. «Пожалуй, пока будем отдыхать, начнет темнеть», – подумал Хмельницкий и ответил Богуну, – «Вон виднеется какой?то байрак. Пожалуй, там и остановимся, да и заночуем, торопиться нам особенно некуда».

Глава третья. Путь на Запорожье

К исходу седьмого дня пути отряд Хмельницкого, оставив далеко слева от себя Кодак и днепровские пороги, вышел к Кичкасову перевозу. Отсюда уже было рукой подать и до Сечи.

По дороге Богдан, покачиваясь в седле, делился с Тимошем и молодыми казаками, которым не приходилось еще бывать на Запорожье, своим знанием географии здешних мест:

– Ниже Чигирина по течению Днепра – Славуты, или Дида, как его ласково именуют казаки, в одной версте от него на Тясмине расположен Крылев, до недавнего времени последний польский форпост на окраине Дикого поля с нашей стороны. Дальше на левом берегу стоит Кременчуг, там я видел сохранившиеся развалины какого?то древнего замка. Говорят, он был разрушен еще до восстания Наливайко. Ниже него есть горное ущелье Каменный Затон. За Кременчугом по обе стороны Днепра уже крупных населенных пунктов нет, повсюду раскинулась безлюдная степь. Верстах в двух ниже в Днепр впадает Псел, река очень богатая на рыбу, а с противоположной стороны – Омельник, речушка поменьше. Еще ниже в Днепр впадает Ворскла, река очень полноводная, а рыбы там тьма!

Хмельницкий оглянулся на внимательно слушавших его казаков и продолжал:

– Трудно поверить, но я сам видел, как за один раз одним неводом из нее вытянули не меньше, чем две тысячи вот таких рыбин, – он развел руки примерно на ширину локтя, – одна к одной.

Молодые казаки слушали его, как зачарованные, но ехавший рядом Ганжа скептически ухмыльнулся.

– За Ворсклой, – увлеченно продолжал Богдан, – на левой стороне есть несколько озер тоже очень богатых рыбой, но порой вода в них застаивается и поднимается невыносимая вонь. Зато какие там сады! Вишни величиной со сливу, а вкусные, словами не предать! Правда, сами деревья не очень высокие, высотой взрослому человеку по пояс. Вишневых деревьев там целые рощи по полверсты в длину. Встречаются там и заросли миндаля. А, кстати, Тимош – он обернулся к сыну, – у нас в саду растет несколько таких деревьев и вишневых, и миндальных. Лет десять назад я привез с этих мест несколько саженцев и посадил их в Субботове. Но на новой почве они уже перестали быть карликовыми. Так вот, еще ниже на правом берегу высится Романов бугор, там иногда собираются запорожцы на раду, а напротив него есть остров, тоже Романов. Это самые рыболовные места на Днепре. Сюда каждой весной сходятся рыбаки, едва ли не со всей Украйны, приезжают даже из Киева. Здесь они ловят рыбу, коптят и солят ее, а затем доставляют на волость и продают. Ниже Романова острова Днепр широко разливается, а еще ниже лежит сильно каменистый Монастырский остров. За ним на половину реки раскинулся очень обширный Конский остров. Напротив него, с левого берега в Днепр впадает Самара. Места там очень живописные и богатые рыбой. Здесь много строевого леса, который был использован и для постройки Кодакской крепости. Покрытые лесом берега Самары и обширные луга дают пристанище множеству пчел, а это и мед, и воск. Не зря казаки называют ее «святой рекой». Весной сюда заплывают целые косяки осетров и сельди.

Хмельницкий, не останавливая коня, достал изогнутую люльку с металлической крышечкой на чубуке и стал набивать ее самосадом из кожаного, украшенного самоцветными камнями кисета. Внимательно слушавшие его казаки, вглядывались в сторону Днепра, но отсюда его еще не было видно. Наконец, сотник закончил набивать люльку, высек огнивом огонь и раскурил ее. Затянувшись несколько раз и, выпустив кольца синего дыма, растаявшие в прозрачном воздухе, он продолжал:

– Дальше находится Княжий остров, даже не остров, а просто голая скала шагов пятьсот в длину и сто в ширину. Недалеко от него такой же каменистый Казачий остров. Вот за ним, на расстоянии пушечного выстрела лежит остров Кодак, первый из знаменитых порогов, протянувшийся поперек Днепра. На этом острове по решению сейма в июле 1635 году француз Боплан построил неприступную, как раструбили повсюду поляки, крепость. Да, только наказной гетман запорожских казаков Иван Сулима, не знал о том, что она неприступная, – хитро усмехнулся рассказчик. – В августе того же года, возвращаясь из морского похода и видя, что она мешает ему двигаться вверх по Днепру, он взял ее приступом, уничтожил польский гарнизон, правда, не очень большой, человек двести во главе с французским полковником Марионом, да и сжег Кодак к нечистой матери.

– Вот это был лихой казак, настоящий герой! – не выдержал Тимофей. Глаза его вспыхнули яростным огнем, а рука непроизвольно сжала эфес сабли.

– Правда твоя, сынку, – согласился отец. Он дотянулся к ехавшему рядом юноше и потрепал его по плечу, – да вот только дорого заплатил Сулима за свою удаль. Он с большим триумфом возвратился на Запорожье, но поляки не могли простить ему такой дерзости. Предали Ивана свои же реестровые казаки, коварно захватили в плен и выдали коронному гетману каштеляну краковскому Станиславу Конецпольскому. Поляки привезли его в Варшаву, где и слетела буйная голова с казацких плеч.

Хмельницкий умолк, вспоминая казненного поляками побратима, с которым ходил в морской поход на Константинополь еще в 1629 году. Притихли и слушавшие его казаки в скорбном молчании. Они были молоды и смерть не страшила их, но каждый задумался о том, способен ли он на столь же геройские деяния.

– Самое плохое в этой истории, – вновь заговорил Хмельницкий, – что спустя четыре года Кодак был отстроен и сейчас крепость охраняет двухтысячный польский гарнизон. Второй раз его так просто взять не удастся.

Богдан не стал рассказывать о том, что, когда Кодак был отстроен заново, Станислав Конецпольский собрал всю старшину реестровых казаков и стал демонстрировать им могучие стены и обводы крепости, ее дальнобойную артиллерию, грозные форты и укрепленное с обеих сторон Днепра предполье.

– Как вы находите Кодак? Разве можно разрушить эту неприступную твердыню? – хвастливо спросил он под конец, окинув победным взглядом притихших казаков.

– Что руками человеческими построено, – в наступившей тишине неожиданно громко прозвучал твердый голос Хмельницкого, – то руками человеческими может быть и разрушено.

Коронный гетман вздрогнул, лицо его покрылось красными пятнами, а рука непроизвольно потянулась к эфесу сабли, но он сдержал себя, вовремя поняв, что эту фразу Богдан произнес на латинском языке, которым никто из присутствовавших при этом казаков не владел. Однако, дерзость эту чигиринскому сотнику он потом долго простить не мог.

Увлеченный беседой со своими молодыми спутниками, Хмельницкий не заметил, как солнце стало клониться к западу. Пора было подумать о ночлеге. Богун предложил остановиться на берегу Базавлука, но Богдан решил разбить лагерь в степи. Отсюда уже было совсем недалеко до Микитиного Рога, где на Сечи теперь размещался польский гарнизон и реестровые казаки Черкасского полка. Запорожцы же перебрались на остров Бучки, ниже по течению Днепра. Для отряда Хмельницкого безопаснее было заночевать в открытой степи, так как у реки можно было подвергнуться внезапному нападению. Богун не стал спорить. Отъехав версты на две в степь, путники разбили лагерь на краю неглубокого байрака, какими во множестве изобиловали здешние места. Склоны его были покрыты густым кустарником, а внизу на дне струился какой?то неглубокий ручей. Место для лагеря было удобное – и пресная вода и хворост для костра рядом. Пока часть казаков поила коней, нося воду из ручья в кожаных ведрах, другие собирали хворост и разжигали костер. Несколько человек ускакали к оставшемуся позади Базавлуку и в скором времени возвратились с двумя десятками крупных рыбин, которых поймали с помощью самодельных острог. Ужинали соломатой и щербой, обычной едой запорожских казаков, запивая ее добрыми глотками горилки. После ужина свободные от караульной службы казаки собрались у костра, где, разлегшись на попонах, задымили люльками. Тем временем, Хмельницкий продолжил свой экскурс в географию для казацкой молодежи: