Дьявол - Хорнер Ланс. Страница 36

– Что же ты все ходишь вокруг да около, брат мой? Ты хочешь сказать, что арабы, как и евреи, подвергаются обрезанию и что по голому человеку можно сказать, к какой вере он принадлежит?

– Именно это я и пытался сказать. Когда я узнаю тебя лучше, мне не будет стыдно говорить с тобой о таких интимных вещах.

– Тогда пусть тебя это больше не волнует. Действительно, нож никогда не касался меня. Такие операции не делают в Шотландии, где вера отличается от вашей. Мы считаем, наоборот, что крайняя плоть дает человеку большее удовольствие, и нашим женщинам это нравится. И хотя нож никогда не касался меня, Баба, судьба так распорядилась, что я выгляжу как истинный верующий.

Смотри! – Рори снял пропитанные потом штаны и предстал голым перед Бабой. – Вглядись, Баба, и скажи, что я запросто выдержу этот экзамен. Когда я был маленьким мальчиком, я начал вырастать из собственной кожи. Природа удалила крайнюю плоть, потому что ей не хватало кожи, чтобы прикрыть мое тело. И другие мальчишки очень интересовались этим, когда мы купались в речке. Я был единственным среди них, у кого не было крайней плоти, и я страдал от этого. Другие мальчишки смеялись надо мной и называли меня «лысым жеребцом». Но всем девушкам, похоже, так нравилось больше, чем если бы он был полностью одет. И я вдвойне рад, что природа, или судьба, так позаботилась обо мне.

Он сделал два шага в сторону Бабы и выгнул тело.

– Смотри, друг и брат мой.

Баба пристально смотрел, одобрительно кивая головой.

– Кисмет! – Баба хлопнул Рори по белому плечу. – Ни один хирург в Каире не сделал бы лучше. Хвала Аллаху! Не надо бояться, что кто?нибудь узнает об этом. Ты, судя по виду, один из наших. – Он ударил в ладоши и крикнул Абдуллу, что?то шепнул ему на ухо и снова отпустил его.

– Нам не понадобятся услуги рыжеволосого раба, Рори. И услугами Абдуллы мы тоже не воспользуемся. Обслуживание будет еще лучше. Дома у меня четыре жены, такое количество предназначено мне Пророком. Эти жены – матери моих детей, но в путешествие я не беру с собой жен, чтобы их не мог увидеть другой мужчина. Вместо них я беру своих рабынь, чтобы удовлетворять естественные потребности тела. Точно так же, как мужчине необходимо есть и пить, ему необходимо спать, и ему нужна женщина, чтобы опорожнять свое тело и поддерживать его в добром здравии.

Так что я предоставлю тебе одну из своих рабынь. Ее зовут Альмера, и я расстаюсь с ней не без сожаления, потому что она очень хорошо умеет удовлетворять потребности мужчины.

– Тогда я не смогу принять этот подарок. – Рори почувствовал возбуждение от одной мысли о таком обслуживании. Прошло так много времени с тех пор, как он имел женщину, что он с не терпением ждал встречи даже с неряхой, которую мог предложить ему Соуса.

– Но ты должен принять, – настаивал Баба. – Если б я отдал тебе то, что не имеет для меня никакой ценности, как эти одежды, – это не было бы настоящим подарком. Увы, не могу сказать, что она девственница. Она была ею, когда я приобрел ее, и именно я лишил ее девственности, но, по крайней мере, я могу сказать, что ни один мужчина, кроме меня, не видел ее лица. Я единственный, кто обладал ею. Когда мы приедем в Саакс, у тебя будет столько девственниц, сколько захочешь, ну а до тех пор Альмера лучшее, что я могу тебе предложить, и делаю это с извинениями. Вот, она идет. – Баба опустил глаза и рассмеялся громко и безудержно – И, я вижу, как раз вовремя, мой Рори, по тебе видно, что Альмера тебе просто необходима.

Через занавески шатра проскользнула девушка, и, хотя она делала вид, что не смотрит на Рори, он знал, что она оценивала его боковым зрением. Рори видел, как на секунду расширились ее глаза, и почувствовал, что она улыбнулась под вуалью; но, с наигранной скромностью повернувшись к Рори спиной, она стала перед Бабой.

– Обернись, девушка, и сними чадру. – Баба легонько подтолкнул ее – Вот твой новый господин. Ты будешь служить ему так же хорошо, как ты служила мне. Он господин Сакса, так же как и я. Иди к нему.

Рори видел темные волосы, ниспадавшие на плечи облаком черного дыма. Она сорвала чадру с лица, и теперь он увидел не только черные глаза, сверкающие, как угольки. Он увидел янтарную кожу, пухлые алые губы и маленькие уши, сидевшие, как раковины улиток, под облаком волос. Она подошла к Рори и стала на колени, взяв его руку в свою и целуя ее, смиренно склонив голову. Он нагнулся и поднял ее, чувствуя тепло ее кожи через тонкое покрывало, отделявшее его тело от ее.

– Шанго Саакса великодушен, раз расстался с такой ценной собственностью. – Рори взял ее за подбородок, желая, чтобы его друг хоть на мгновение покинул шатер и он остался бы наедине с этой девушкой.

– Он великодушен, – ответила она, лаская своими пальцами его обнаженное тело. – Ко мне он тоже был очень великодушен, и Аллах был очень великодушен к тебе, мой господин Сакс. – Ее пальцы, нисколько не смущаясь присутствия Бабы, продолжали свой поиск. – Я с удовольствием буду служить тебе.

Усмешка Бабы переросла в хохот.

– По?моему, она совершенно не жалеет, что я больше ей не господин. Тебе нечего сказать мне, Альмера?

– Только то, что ты самый лучший господин, о котором может мечтать девушка.

– Довольно, девушка, оставь его. У нас еще много дел, и, если ты будешь продолжать искушать его, он забудет про все и сделает то, к чему ты его принуждаешь. Наступит ночь, Альмера, и твой новый господин будет со мной в этом шатре, – он показал на один из диванов. – Похоже, что мы все слишком великодушны друг к другу.

Продолжая смеяться, он сбросил с себя одежды и завернулся в мягкое белое полотенце. Рори вырвался из объятий Альмеры.

– Уже много недель у меня не было женщины, – улыбнулся он, извиняясь перед Бабой.

– Теперь тебе не на что будет жаловаться, – уверил его Баба. – Пойдем искупаемся. Вода охладит тебя.

Глава XI

Рори нехотя открыл глаза и снова их закрыл, жмурясь от яркого снопа солнечного света, струящегося из откинутого полога шатра. После бурно проведенной ночи ему не хотелось возвращаться в реальность дня. Он повернулся на бок, чтобы посмотреть на диван в противоположном конце шатра, который занимал Баба. Чернокожий великан уже проснулся, и лучи солнца высвечивали пятна цвета топаза на его обнаженном торсе. Он возлежал на многочисленных подушках, потягивая кофе из крошечной фарфоровой чашки в бронзовой оправке филигранной работы. Абдулла, мавританский бой, прислуживал ему, и не было намека ни на Альмеру, ни на Заю, рабыню из гарема Бабы, которая делила с ним ночью постель точно так же, как Альмера делила постель с Рори. Нет, думал Рори, Альмеры и след простыл, даже запаха ее духов не ощущалось. След простыл, но остались маленькие багровые синяки на теле от ее губ. Он стал рассматривать эти сувениры наслаждения, затем потянулся, закинув руки за голову, зевнул и повернулся лицом к Бабе, прикрываясь мятой простыней, чтобы его наготы не видели Баба и бой.

– Ты наконец?то проснулся, Рори? – Баба указал на кофейник и что?то быстро сказал Абдулле. – Давно пора. Я пил кофе и думал, будить ли тебя постепенно, щекоча голубиным пером, или вернуть тебя к жизни быстро, облив водой из ведра. Послушай! Солнце взошло, и я уже закончил утренние молитвы. Я послал боев к реке распугать крокодилов, и сейчас мы искупаемся, оденемся и займемся нашими делами с этим скользким сыном верблюдицы Соусой. – Он подождал, пока Абдулла налил кофе Рори и поправил подушки, чтобы Рори было удобно сидеть. – А теперь скажи, как тебе спалось этой ночью?

– Спалось? – застенчиво усмехнулся Рори, – Ты действительно полагаешь, что я должен был спать, а, Баба? Разве я лег в постель по этой глупой причине? Увы, нет! Сон бежал моих глаз, пока не стало светлеть в шатре. И тут моя партнерша исчезла. Она ушла вместе с твоей подругой. Ах, если бы она сейчас была здесь!

– Ну, это же не последняя ночь, брат мой, – укоризненно погрозил пальцем Баба. – Я отправил их обеих по очень простой причине. По утрам женщина действует слишком расслабляюще на мужчину, и он весь день будет чувствовать себя изможденным. Эрекция, с которой мужчина пробуждается, не имеет ничего общего со страстью: она лишь указывает на то, что его пузырь полон. Пусть Абдулла принесет тебе горшок сейчас, и ты убедишься, что я прав. Утренняя твердость исчезает моментально.