Капитан Сорви-голова. Возвращение - Лагун Павел Адамович. Страница 28

– Ну, что, попался, гад! Теперь моя очередь над тобой поиздеваться. Уж я с тебя семь шкур спущу и с твоей шлюхи тоже. Ты мне ответишь за убитых друзей. А за Боба особенно. Вырежу тебе красную звезду на лбу.

Жан молчал, отвернув голову от Барнетта. На душе у него было тоскливо и он собирал все свое мужество в кулак перед предстоящей пыткой. А что пытка будет, он уже не сомневался. А вслед за пыткой – мучительная смерть. Уж живыми их Барнетт отсюда не выпустит. Барнетт между тем направился к Жорисе и, взяв ее грязной рукой за подбородок, рявкнул прямо в лицо: – А ты, грязная потаскушка, расскажешь мне все, что не рассказала, а потом тобой займется все племя. И самое лучшее, что тебя ожидает: стать в гареме этого желтого вождя младшей наложницей. Жориса тоже ничего не ответила. Она бы плюнула Барнетту в лицо, но рот пересох, как пересохли слезы на ее глазах. В них сверкала только ненависть. Бандит невольно отвел взгляд от этих ненавидящих его девичьих глаз.

– Ладно, – сказал он. – Мы устали с дороги. Передохнем и вечером вами займемся вплотную. Все англичане во главе с Барнеттом, вслед за Маршиш?хааном, вошли внутрь, очевидно, прохладного "дворца". Один только лейтенант Ньюмен задержался в проходе, посмотрел на Жана и, повернувшись, подошел к нему. Лицо у Генри тоже было усталое и заросшее щетиной и он оказался прилично пьян. В такую?то жару.

– Я из?за вас чуть не попал под трибунал, – грустно сказал Ньюмен. – Хорошо, этот Барнетт взял меня с собой в погоню за вами, а то бы тюрьмы мне не миновать. Кстати, – Ньюмен оглянулся по сторонам, – в вашем отряде нашелся предатель. Он и отдал саквояж. Мне вас и вашу даму очень жаль, – добавил лейтенант, – Барнетт – не человек. Он зверь.

– Я знаю, – с трудом проговорил Жан.

– Вы мне почему?то симпатичны. Помочь я вам ничем не могу. Я его боюсь. Ну, ладно, нужно идти, – произнес Ньюмен после паузы. – Крепитесь, будьте мужественны. Я постараюсь смягчить его.

– Это бесполезно, – сказал Жан. – Мы смертельные враги. Время тянулось медленно. Солнце жгло нестерпимо. Невыносимо одолевали мухи и слепни. Страшно мучила жажда. Кожа на плечах и на груди Жана Грандье обгорела. Голова, напеченная солнечным жаром, гудела и кружилась. Жорисе было и того хуже. Она несколько раз теряла сознание. Губы у нее потрескались и она что?то шептала ими, повернувшись лицом к Жану. Что она шептала, он разобрать не мог. Душа его разрывалась на части от жалости к любимой. О себе он уже почти не думал. Сейчас все мысли были устремлены к Жорисе. Ее любовь к нему, которую она хранила долгие месяцы боев и плена, вспыхнула в нем ответным чувством. Их первая и, скорее всего, последняя ночь, кончилась вот этим самым кошмаром. И он еще не закончен. Скоро начнется самое ужасное. Шайка бандитов: белых, желтых, черных станет пытать его любимую, чтобы выведать у нее какой?то секрет. Ей будет больно, она будет кричать, а он будет смотреть на ее муки и не сможет ее защитить, даже ценой собственной жизни. Эта мысль приводила его в отчаяние, и от этого, что он был связан по рукам и ногам, она приобретала в его мозгу жуткие образы будущей расправы над Жорисой. Между тем солнце постепенно опускалось за деревья, пока не скрылось за листвой и горной грядой. Стало гораздо прохладнее. Мухи и слепни уже не так донимали. Откуда?то в долину ворвался легкий ветерок и слегка остудил обожженные измученные тела несчастных юных пленников. Но их мученьям не пришел конец с этим ветерком. Опять заколотили барабаны. Опять площадка перед "дворцом" вождя стала заполняться чернокожими жителями деревни, с угрюмым любопытством глазевших на привязанных к столбам белых юношу и девушку. На крыльце в расстегнутых мундирах появились заспанные англичане во главе с Френсисом Барнеттом. Солдаты, привыкшие к дисциплине, застегивали пуговицы на доломантах и надевали на головы каски. Барнетт остался "расхристанным и простоволосым". Он закурил сигару, с наслаждением выпустив дым в теплый вечерний воздух. Генри Ньюмен на крыльцо не вышел. То ли досыпал, то ли допивал горькую, то ли просто не хотел наблюдать за пыткой и казнью. Позади, прислонившись к дверному косяку, стоял сержант Фибс. Лицо у него было сумрачным. Попыхивая сигарой, Барнетт спустился с крыльца и направился к Жану Грандье. Выпустил ему в лицо струю дыма. Глаза у него были холодными и жестокими.

– Я буду задавать вопросы, а ты, щенок, и твоя сучка будете отвечать на них правдиво, без утайки. Вопрос первый: у кого из вашей шайки пакет с документами?

Сорви?голова с трудом раскрыл пересохшие губы:

– А тебе не все ли равно. Тебе теперь до него не добраться. – Мы скоро перебьем твою банду, как бешеных собак. Я верну пакет и буссоль. Где она?

– А разве она не в саквояже? – искренне удивился Жан Грандье. – Он еще издевается! – заорал Барнетт. – В саквояже лежал камень и какая?то писанина!

– Уж не решил ли ты, что я заменил буссоль на камень, – иронично, как только мог, проговорил Жан и добавил: – У меня ее с собой нет.

Эта фраза почему?то вызвала приступ ярости у Барнетта. Он набросился на Жана и принялся избивать его правой рукой и ногами, а затем, подобрав упавшую на землю сигару, стал методично тыкать ее горящим концом в обгорелое на солнце тело юноши. Один раз то ли случайно, то ли нарочно он прижег еще не вполне зажившую рану на груди Жана, оставленную его же собственным стилетом. Сорви?голова при этих пытках не проронил ни звука. Он только крепко стиснул зубы, чтобы не закричать. Боль от ожогов была почти невыносимой, и только безграничная сила духа позволила Жану терпеть ее. Наконец, видно решив сделать паузу, Барнетт повернулся к Жорисе и крикнул ей:

– Ты скажешь? Иначе я уморю его и тебя тоже!

– Да, – одними обтрескавшимися губами произнесла девушка.

– Вот и правильно, – обрадовался Барнетт и подошел к ней. – Говори мне на ухо. Жориса что?то прошептала в ухо майора. При этом сообщении он удивленно поднял брови: – Врешь, наверное? – проговорил Барнетт. – Нужно продублировать проверку, – сказал он, словно самому себе. – Эй! – крикнул англичанин, повернув голову в сторону хижины?дворца. – Выходи!

Забили припадочно большие африканские барабаны. Несколько чернокожих воинов?басуто выскочили из толпы с копьями на изготовку и, топая в раскорячку голыми ногами, принялись трястись в каком?то воинственном танце. Толпа подбадривала их прихлопыванием и притопыванием. Стоящие на крыльце англичане расступились, потому что в черном дверном проеме показалась какая?то ряженая фигура. На ней была одета раскрашенная деревянная маска зверского вида. На голове красовались драные пучки страусиных перьев, из под которых в разные стороны торчал длинный лохматый черноволосый парик. Ниже голого пузатого торса висели кожаные лоскутки, образующие что?то наподобие юбки до коленей. К ногам возле лодыжек были прикреплены бубенцы. Они при каждом прыжке издавали дребезжащий звон, от которого тревожно заржали привязанные к деревьям английские лошади. Ряженая фигура, звеня бубенцами, спрыгнула с крыльца и включилась в танцевальный ритм. В одной руке у нее была зажата большая берцовая человеческая кость, а в другой факел. Он медленно разгорался кровавым пламенем, испускавшим вонючий черный дым. Маршиш?хаан, его Жан узнал почти сразу, принялся скакать в середине своего воинства, размахивая горящим факелом и костью, приводя себя в экстаз. При этом он что?то нечленораздельно кричал и улюлюкал, чем вызывал восторг у своих подданных. Они тоже входили в прострацию, поднимая босыми ногами тучи пыли. Ритм ускорялся. Барабаны неистовствовали. Танцоры бешено дергали потными черными телами, медленно приближаясь к привязанным пленникам. Возглавлял ритуальное движение вождь?колдун. Двигался он прямиком к Жорисе, угрожающе выставив перед собой коптящий факел. В его намерения явно входило обжечь девушке лицо. Все ближе и ближе факельная копоть к лицу Жорисы. Вот черный дым маслянисто коснулся ее светлых волос и они покрылись гарью. Жан не сдержался и что было сил пронзительно закричал. И, словно откликаясь на его отчаянный крик, в небе сверкнула молния. Страшно треснул гром. От неожиданности Маршиш?хаан выронил факел и уже подбирать его не стал, потому что молния повторила свою сверкающую атаку, а гром в одно мгновение разогнал все танцующее племя. Негры с суеверным диким ревом бросились к своим хижинам, побросав копья и барабаны. Даже англичане и те поспешили во "дворец". Первым бросился туда Барнетт. Завершал отступление почему?то опустившийся на корячки Маршиш?хаан. Видно, ему так было удобней удирать. Через минуту площадка опустела. Стало абсолютно темно: черная грозовая туча закрыла небо. И только яркие вспышки молний на мгновение озаряли пустую поляну. Но дождя пока не было. Но вот?вот он хлынет. Лошади, привязанные к деревьям, от страха заливисто ржали и били копытами. И вдруг из кустов при очередной вспышке молнии выскочила черная фигура и, согнувшись, подбежала к столбам. Физиономия негритянского подростка показалась Жану Грандье очень знакомой. И уже совсем знакомым оказался голос, которым заговорил чернолицый парень: