Нарвский дьявол - Городников Сергей. Страница 13

– По ней можно взять в долг у русских купцов.

Удача всем видом показывал, что ожидает получить ещё и звонкую монету, и, помешкав секунду, подобно ему скрывающий лицо незнакомец достал из сумки тёмно?серый мешочек.

– Здесь пятьдесят серебряных талеров, – сказал он сухо и перекинул ему.

Чтобы не показывать свою ловкость, Удача позволил мешочку упасть в траву, от встряски, как будто охнуть, звякнуть всем содержимым. Поднимая и убирая его в свою сумку, он отметил про себя, что сумка посланного на встречу с ним вовсе не опустела. Не прощаясь, оба отступили один от другого, развернулись и разошлись в противоположных направлениях. Едва вошли за первые ветви, они пропали в лесу, как оказавшиеся в родной стихии дикие звери.

Однако вскоре тот, что был пониже, вновь появился на краю поляны. То крадучись, то перебежками он опушкой скоро обогнул поляну до места, где в кустах скрылся Удача, и со слабым шорохом, которому позавидовал бы любой хищник, нырнул в заросли. Лес был как будто заказан для людей, не встречалось ни протоптанных человеком троп, ни тропинок, и он быстро обнаружил мужские следы, последовал по ним, как натасканная охотничья собака, нигде не теряя их и не сбиваясь, даже если они становились едва заметными. Когда возникали сомнения, он припадал к траве или хвойному покрывалу, всматривался, слегка ворошил покров земли одними пальцами, пока не убеждался, что движется правильно, и снова пускался в преследование. Ему помогало то, что преследуемый им мужчина не проявлял излишней осмотрительности при перемещении по лесу.

В овраге с густым кустарником он обнаружил, что следы раздваиваются, и впервые на мгновение растерялся. Вдруг понял, что противник его перехитрил, и с озлобленным рыком отскочил в сторону, выхватывая нож и разворачиваясь к склону, где едва слышно зашелестели ветки большого куста. Оттуда тенью выпрыгнул тот, с кем он встречался у дуба, с лёту ударил кулаком в висок, однако не настолько сильно, чтобы убить его. Он икнул, зрачки сами собой поползли вверх. Он начал оседать и рухнул на чахлую траву.

Удача присел на корточки, сорвал с его головы личину. Широкоскулое лицо лежащего навзничь было запоминающимся с первого взгляда. На нём выделялся безобразно приплюснутый от давнего повреждения нос, к которому у переносицы сходились такие же, как волосы, рыжие брови. Из широкой левой ноздри медленно поползла кровь, на губах при слабом тяжёлом дыхании показались розовые пузырьки мешающейся с кровью слюны. Разорвав ему рубашку у левой груди, Удача увидел над соском поставленное раскалённым железом клеймо члена тайной службы, наследницы орденской силы, которую создавал Иван Грозный под именем опричнины – волчью голову и метлу.

– Плосконос, – пробормотал он сумрачно, убеждаясь в догадке, которая возникла на поляне.

Он проверил его карманы, ничего в них не обнаружил. Затем вытряхнул из сумки тяжёлый большой мешочек из красного бархата с вышитым белым орлом. Он признал его сразу. Впервые увидел в руке разбойника в карете графини, затем в башне крепости, когда она от имени польского короля отдала его сановнику. Как тогда сановник, он развязал шнурок, ссыпал в ладонь несколько золотых монет. Ажурные пятна солнечных бликов, которые прорывались сквозь листву, мрачно замерцали на золотой чеканке. Его взор скользнул с монет на обронённый Плосконосом нож. Не смертельный ли удар этим ножом в его спину должен был оправдать столь щедрую плату?

Ссыпав червонцы обратно, он, как заслуженный трофей, опустил мешочек с польским золотом в свою походную сумку. После чего поднял, взвалил податливое тело на плечо и, пробираясь кустарниками, спустился дном оврага к журчанию ручья. Свалив Плосконоса на сырой песок, плеснул ему в бледное и бесчувственное лицо пригоршню холодной воды, затем приложил к виску вычерпнутый со дна ручья ил. Когда Плосконос мучительно застонал, он встал и скоро удалился. Там, куда он направился, послышалось тихое ржание коня, а затем смягчённый хвойным покрывалом звук конских шагов направился прочь от оврага и стал затихать.

Плосконос уже приходил в себя и расслышал эти шаги коня с всадником. Он потянулся одеревенелой ладонью к сумке. Непослушные пальцы обшарили её, как крысы опустевшую кладовку, и лицо его исказила крайняя злоба. Она требовала выхода в отборных выражениях, но проклятия вместо слов оказывались хрипением. Это напряжение чувств надорвало его ослабленные силы, и он провалился в забытье, где его поджидали мрачные чудища со скрытыми чёрными личинами головами.

Прежде чем появиться на лесной дороге, Удача снял и спрятал личину, развернул серый плащ и накинул на плечи. Было ещё рано для поездок между селениями, и по дороге ему не встретилось ни одной живой души. Вскоре смешанный лес сменился пригородными крестьянскими полями, и впереди показались башни крепости Ивангорода, а слева от них намеревающиеся когда?нибудь проткнуть тучи шпили строений Нарвы.

Город отсыпался от буйной ночи, со стороны представлялся безлюдным, покинутым жителями. Не доезжая до пригорода, однако уже в виду крепостных стен, он свернул с дороги к зелёной лужайке возле небольшого речного залива. Она была заставлена самыми разными повозками и телегами приезжих, которые не рассчитывали найти жильё в заполненном гостями городе. Сон властвовал над этим станом. Ближе к деревьям выделялись повозки скоморохов. Там же свернулись на траве привязанные к толстым стволам медведь и медвежата.

Он спешился у крайней повозки с натянутым на деревянные рёбра холщёвым шатром, под которым раскинулся на свежем душистом сене, крепко спал казак в красных штанах. Казалось, того не пробудил бы и близкий выстрел пушки. Переодевшись в одежду, в которой он в паре с казаком устраивал представление перед бюргерами, Удача пешком направился берегом реки в обход закрытых городских ворот и напротив острова с крепостью увидал карету графини, запряжённую только парой лошадей, которые лениво обмахивали себя расплетёнными и расчёсанными хвостами. Это было кстати. Обдумывая лесной дорогой, как выведать, куда и сколько солдат будут отправлены к началу войны, он решил, что столь важные данные нужны не только ему, а доверенное лицо польского короля не может ни быть по совместительству и шпионкой. Её женские козни могли бы помочь его ловкости добыть нужные сведения.

Когда он приблизился к карете, она блестела влажной чистотой, а толстозадый кучер в самом отвратительном расположении духа домывал мокрой шваброй грязный задник. Отложив швабру, кучер зашёл по колена в реку, зачерпнул деревянным ведром чистой воды и, вернувшись, с размаха выплеснул её на карету.

При следующем возвращении с наполненным ведром кучеру пришлось обойти Удачу, который сразу же вызвал у него нескрываемое раздражение возможностью так вот слоняться и бездельничать.

– У меня к твоей госпоже срочное дело, – заявил предмет его раздражения, пройдя следом за ним к лошадям, разглядывая, как он принялся обмывать ближней к реке живот и ноги. – Кто бы мне помог с ней встретиться?

Кучер не отвечал. Закончив возиться с одним животным, вновь обошёл бездельника, поставил ведро рядом со второй лошадью и погладил ей спину и ляжку.

– Ясно, – произнёс Удача, одобрительно качнув головой. – Глухонемой. У меня с собой прекрасное лекарство от этой болезни.

Вынув из кармана серебряный талер, он потёр его о штанину, поймал солнце и отразил лучи пятном зайчика на круп против хмурого взора кучера. Толстозадый кучер замер, лицо его постепенно светлело. Потом он осмотрелся, убедился, что никто за ними не наблюдает, и пальцем поманил шагнуть ближе, явно желая доказать, что хочет излечиться с помощью такого волшебного средства. Однако Удача уже потерял к нему интерес, смотрел за рукав реки в сторону крепости. Там, из приоткрытых ворот вышла сама графиня и спустилась к плоскодонке речного перевозчика, которая сразу же отчалила. Талер возвратился в карман, из которого был вынут.

– Боюсь, твой случай неизлечим, – объяснил Удача разочарованному кучеру, направляясь к предположительному месту прибытия скользящей по глади лодки.