Нарвский дьявол - Городников Сергей. Страница 18

Последний довод, казалось, окончательно перевесил чашу сомнений ксендза.

– Вы правы, я должен ехать, – заволновался он, увлекаясь соображениями о необходимости приготовлений к дальней и опасной дороге.

8. Прибытие боевых кораблей

Начиная войну, начинай её со всей возможной внезапностью – таким было правило римлян. Опираясь на опыт стольких предшественников на престоле, которые огнём и мечом расширяли границы Швеции, Карл Х высоко ценил именно это правило. Он отдал приказ, и генералы начали быстро раскручивать маховик войны, вовлекая в него новые и новые силы во всех частях королевства, сосредотачивая их для решающего удара в одном месте.

Три крупных боевых корабля прибыли к причалам Нарвы, бесцеремонно потеснили торговые суда у лучших, самых удобных к загрузке стоянок. Они должны были за сутки забрать, что король посчитал излишним в городском гарнизоне, но полезным для укрепления своих сил вторжения в северные приморские воеводства Польши. Нарва покорно внимала лихорадочной деятельности, которая развернулась у этих кораблей. В них загружали бочки с питьевой водой и водкой, клетки с курами и мешки с самой разной едой и с крупами для множества здоровых мужчин, сено для сотен лошадей. И мужчин и лошадей надо было через две недели доставить к месту начала войны в боевом настроении, в готовности выполнять любые приказы короля и его генералов.

Охрана никого не подпускала к причалам, где стояли военные корабли, погрузку производили сами моряки и солдаты. Оживлённая муравьиная суета на тех причалах была хорошо видна из обращённого к реке окна низкого домика на пригорке близ пристани. В нём находилась расчётная контора самого богатого нарвского торгового посредника, перекупщика русских товаров, составлялись ведомости по приходу и расходу денег при заключаемых сделках. К полудню этого дня в конторе остался единственный служащий, щуплый остроносый приказчик, и он сам поражался своей смелости, потому что возражал кряжистому темноволосому купцу, которого знал, как одного из зачинщиков большой драки на недавнем празднике города. Купец бушевал с яростью разозлённого медведя, а приказчик сидел за грубо сколоченным широким столом, припёртый к кирпичной кладке стены, и проход между боковым краем стола и другой стеной с окном был слишком узок для того, чтобы выскочить прежде, чем купец перекроет его протянутой рукой. Приказчик бледнел, и мурашки пробегали по его спине, но он отказывался принять от купца бумагу.

– Нет такого города – Ругодив! – он опять ткнул дрожащим указательным пальцем в развёрнутую на столе бумагу. – Есть шведский город Нарва...

Замечание лишь подлило масла в огонь, кровь хлынула в краснощёкое, с грубоватыми чертами лицо купца.

– Ах, Нарва, сучий сын?! – взревел он и с размаху стукнул кулачищем по столу, да так, что взвизгнули, треснули две доски.

Приказчик побелел, как мел, губы его затряслись. А купец разошёлся.

– Нет такого города! Есть русский город Ругодив! Мой дед его строил, пёс чухонский! Я всегда так пишу! И до сих пор не было никаких придирок! Где хозяин?! Что он дурочку строит?!

Как молниями, сверкая глубоко посаженными серыми глазами, он пронзительно уставился в приказчика.

– Хоз?зяина н?н?нет в?в городе...– едва слышно пролепетал тот, на каждом слове непроизвольно клацая мелкими зубами.

Купец плюнул в стол, уходя вон, в ярости затопал по скрипучему полу. На выходе хлопнул дверью, отчего вздрогнули стены. Приказчик ошалело, не веря, что остался цел, смотрел на светлые штаны, на расползающееся в подоле мокрое пятно.

Купец же зашагал прочь от конторы.

– Савелий Никитич? – окликнул его самый молодой и бойкий из пятерых купцов, которые мрачно обсуждали у причалов необычное поведение раньше всегда надёжного посредника. Отделившись от товарищей, он скорым шагом и перебежками нагнал кряжистого тёмноволосого купца, больше чем когда?либо похожего на заматерелого лесного зверя, неизвестно с какой целью направляющегося к городской улице.

– Савелий Никитич! – догнавший приспособился к его тяжёлой походке. – Тебе он тоже не хочет платить? – Не получив ответа, ничуть не смутившись, продолжил: – Мы тут подумали, решили. Вряд ли свой брат купец, пусть и швед, задурит и подстроит такую подлость. Приказали ему, не иначе. Как считаешь?

– Чухна приблудная, – медведем проворчал хмурый Савелий Никитич. – Мой дед крепость строил, а я под их дудку играй?

Он сплюнул под ноги, как будто там строил ему рожи упомянутый чухонец, и на ходу наступил на плевок, раздавил его в пятно. Молодой купец сообразил, что толку от него сейчас не добьётся, и отстал, повернул назад, к причалам, где купеческое товарищество не подпускали ни к складам, ни к судам и где завидно кипела работа по погрузке в нутро каждого из боевых кораблей подвозимых к ним припасов.

Возвращаясь улицами к большому гостиному двору, в котором останавливались все русские купцы, Савелий Никитич постепенно успокаивался, отходил лицом и настроением. Он удивился, как быстро очутился в подворье. Замедлив шаги в столовом помещении каменного двухъярусного дома, он поднялся к своей спальной комнате, где от него шарахнулся половой, который принёс начищенные жиром сапоги. Купец хмуро закрыл за собой дверь на засов и пнул жёсткий стул, и тот шумно отлетел в угол.

– Ивашка! – крикнул он в спальню, в три шага подходя к ней. Замер на пороге и рявкнул от неожиданности: – Что за леший?

За обращёнными к востоку окнами подступали сумерки, и он притих, перекрестился на икону в дальнем тёмном углу спальни, под которой на широкой лавке свободно, чёртом сидел странный незнакомец в чёрном одеянии и с личиной на голове, с тёмной бездонностью зрачков в глазных прорезях. Купец зажмурился, с замиранием сердца приоткрыл веки, но незнакомец не исчез.

– Савелий Никитич, – как ни в чём не бывало, незнакомец поднялся с лавки. Из кармана внутри камзола вынул свиток письма, сорвал печать, положил на стол у открытого для проветривания окна. – Прочтите. Это расписка от надёжного человека.

Купец в каком?то тумане рассудка послушно взял письмо, развернул и, страдая дальнозоркостью, вытянул руки, чтобы на бумагу падал уличный свет. Прочёл написанное раз, другой, для верности, третий, постепенно вникая в смысл написанного. Затем проверил оттиск перстня на сломанной сургучовой печати.

– Нет денег, – оказываясь на привычной для себя почве деловых отношений, угрюмо выговорил он. – Перекупщик не хочет за товар рассчитываться, тянет...

– Я знаю, – любезно прервал его незнакомец. – Но расписка человека государственного. Шутить он не любит. А вернёт с наваром.

Савелий Никитич имел достаточный жизненный опыт, чтобы верно оценивать тех, с кем приходилось вступать в спор о деньгах. Он сразу понял, что скрыть от странного гостя, что тому понадобилось, затруднительно, только добавишь неприятностей на свою голову, а просто так от него не отделаешься. Но отделаться очень даже хотелось... Приличия ради тяжело вздохнув, он расстегнул пуговицу за пуговицей свой кафтан зелёного бархата, развязал концы пояса из свиной кожи, после чего вытряхнул из него на столе ряд золотых червонцев. Треть честно отделил и подвинул к необычному посетителю. Однако тот без тени сомнения ребром ладони прихватил от остальных не меньше половины, сгрёб вместе с отмеренной купцом третью в карман своего камзола. Затем присвистнул в окно. На свист отозвалось мягкое топтание копыт, и купец опять перекрестился, не в силах избавиться от мыслей о нечистом. Посетитель слишком уж ловко и легко сел на подоконник, перекинул наружу ноги в чёрных сафьяновых сапожках и обернулся. Выражение лица Савелия Никитича вызвало у него весёлый смешок, с этим смешком он и спрыгнул вниз.

Когда купец решился выглянуть на улицу, он увидел только спину молодого плечистого мужчины в чёрном плаще, но без личины на голове, а жеребец под ним, вышагивая без понукания, заворачивал за угол соседнего дома. Савелий Никитич трижды плюнул в ту сторону и настороженно перекрестил письмо с распиской. Ничего из написанного на бумаге ни размылось, ни пропало. Он уже спокойнее опустился на край жёсткой кровати, щипнул себя за бороду. Затем обстоятельно свернул бумагу и сунул в нагрудный карман рядом с серебряным крестиком.