Нарвский дьявол - Городников Сергей. Страница 5
– И где же он сейчас? – вдруг небрежно спросила графиня.
Подруга вмиг поняла, какой айсберг подразумевался под невинным поверхностным вопросом.
– Он временновынужден скрыться из города, – объяснила губернаторша, интонацией выделив слово "временно".
Графиня отвернулась, чтобы не показать ей усмешки, поднялась в карету. Но когда села на привычное сидение с мягкими подушками и посмотрела на родственницу, лицо и синие глаза выражали сочувствие.
– Дорогая, я буду возвращаться через две недели, – сказала она. – Надеюсь, ты мне его покажешь.
Карета скрипнула и накренилась, покачалась, пока ксендз устраивался спутником графини напротив. Он закрыл дверцу, постучал в стенку над головой кучеру, и тот звучно щёлкнул кнутом. Две пары мышастых лошадей тоже хорошо отдохнули и резво стронули карету, покатили по площади и свернули на улицу, которая вела к самым главным, восточным воротам крепости.
Откинувшись на подушки, графиня холодно и расчётливо обдумывала то, что услышала от подруги, рассеянно осматривая появляющиеся, мелькающие окнами и пропадающие дома, мимо которых проезжала карета. Ксендза она, казалось, не замечала, давно привыкнув к нему, как к собственной тени. Он же пристроил руки на животе, позволяя векам тяжелеть и сонливому туману застлать сытые глазки.
– Дура! – тихо отозвалась размышлениям о подруге графиня. – Все эти авантюристы появляются и исчезают "временно". – Потом ход мыслей принял иное направление, и она прошептала для себя: – Впрочем, было бы любопытно взглянуть на него.
У крепостных ворот сзади кареты пристроились два местных всадника, которых она наняла для охранного сопровождения в предстоящем долгом пути с редкими придорожными селениями. Вскоре крепость осталась позади, а иноходцы легко покатили карету наезжей дорогой за пределы пригорода, привлекая к себе лишь редкие взоры поглощённых своими заботами его жителей.
3. Разбойники лесной дороги
Чем дальше удалялись от Риги, тем реже встречались повозки, крестьянские телеги, тем реже попадались среди леса открытые поля с придорожными селениями, в которых можно было остановиться на короткий отдых. Но дорога оставалась торной, и к исходу дня, когда в лесу ощущалось приближение сумерек, четвёрка лошадей продолжала резво подминать проросшую на колеях траву и катить карету без понукания кучера.
Стройные и высокие сосны с низкими и редкими кустарниками между ними позволяли просматривать глубь непрерывных рядов коричневых стволов и верхушки рыже?зелёных крон, в которых иногда копошилась живность и бестолково щебетали птицы. Время от времени попадались лужайки, и тогда лес напоминал запущенный парк, по каким?то веским причинам давно покинутый владельцем.
Прошло уже больше часа езды по лесному безлюдью. С той минуты, как последний раз разминулись с повозкой крестьянина, на дороге не показалось ни одного человеческого существа, а вдоль неё не виделось никаких признаков жилья. Казалось, проезжали самое опасное, самое удобное для грабежей место на всём пути к Нарве, по которому мало кто решался передвигаться на исходе дня. Наёмный охранник, тот, что был постарше, с проседью в длинных тёмных волосах, неожиданно нагнал карету, пригнувшись к шее пегого коня, заглянул внутрь чёрными глазами, глубоко посаженными на изрезанном морщинами смуглом узком лице. Вдруг, как волк, оскалился и громко расхохотался в ответ своим соображениям, после чего приостановился, поджидая напарника. Через заднее оконце кареты было видно, как он что?то предложил ему, и они жарко заспорили. Однако второй явно уступал доводам старшего приятеля.
По их виду можно было без труда догадаться, что они из той породы наёмников, для которых родина там, где больше заплатят. Одежда на них была военная, но собранная отовсюду. Угадывались и части польского военного одеяния, и шведского, и ещё бог весть каких стран. То же подмечалось и в оружии.
– Если бы нам их не порекомендовали, я бы принял их за разбойников, – обеспокоено заелозил разом проснувшийся ксендз. – Надо было взять своих людей.
В голосе его прозвучал открытый упрёк.
– Вы же знаете, святой отец, нам нельзя привлекать лишнее внимание, – с досадой возразила графиня. – Меня уверяли, что шведские власти давно уже искоренили разбой на этой дороге.
– Властям сейчас не до преследования разбойников. Все готовятся к Большой войне, – с приобретённой жизненным опытом рассудительностью проговорил ксёндз, неотрывно наблюдая, как усатый наёмник окончательно убедил младшего и они пришли к какому?то согласному обсуждению подробностей. – И первыми это почувствовали грабители.
Графиня на этот раз не нашла, что ответить, и тоже глянула назад с тенью озабоченности в синих глазах. Затем стала осматривать окрестности, словно надеясь обнаружить признаки близкого поселения. Карета легко вкатила на пологий холм, перевалила через верх, и она заметила за рядами деревьев двух стоящих на месте всадников. При приближении кареты они повели себя очень странно, развернули коней мордами вглубь леса, чтобы лиц их нельзя было увидеть от дороги. Один из них надел на голову чёрную личину, и это неприятно удивило и встревожило женщину.
– Что? Что там такое? – живо спросил иезуит. Он заметил растущую озабоченность графини и неуклюже пересел к краю сидения, наклонился к дверце, глянул в том же направлении. Но уже не увидел тех двоих за деревьями.
Замеченные графиней всадники тоже искоса наблюдали за каретой, пока она мелькала в просветах между рыжими стволами.
– Надо было встречаться дальше от дороги, – негромко сказал молодой мужчина, поправляя на голове чёрную, связанную из шерсти личину с дырками для глаз и рта. Теперь в нём трудно было узнать лифляндского рыцаря, который скрылся от капитана Лёвенхаупта, и которого жена губернатора Риги называла Вольдемаром.
Его внешне неприметный собеседник лет двадцати пяти, светловолосый и голубоглазый, был в бюргерской одежде, обшитой кожей и лёгкой, с длинноствольным пистолетом за широким поясом и с охотничьим ножом в простых ножнах. Он ничего не возразил по причине своей склонности к молчанию.
– Для успеха в таком поручении мне нужны деньги, – обратился к нему, продолжил прерванный разговор Вольдемар. – И срочно. Ровно через неделю я буду ждать у расщеплённого молнией дуба в условном месте под Нарвой. – Отцепив от луки седла короткую боевую стрелу с красным древком, он переломил её надвое. Часть с хвостовым оперением отдал собеседнику. – Пусть тот, кто придёт на встречу, покажет это.
Не прощаясь, он пришпорил большого жеребца и объехал кустарник. Его безмолвный собеседник дёрнул удила, последовал за ним, и оба выехали на дорогу. Карета и наёмные охранники успели пропасть из виду, их было едва слышно. Вольдемар повернул в ту же сторону, нарочито придерживая бег жеребца, чтобы отставать от них, а его приятель слегка пришпорил кобылу, поскакал в противоположном направлении. Они быстро разъезжались один от другого, и минуту спустя оглянувшийся Вольдемар убедился, что холм скрыл недавнего собеседника, и он остался один. Он хотел было снять личину, однако слуха его достигли неожиданно раздавшиеся впереди приглушённые расстоянием и лесом звуки пистолетных выстрелов.
Он насторожился, затем перевёл жеребца в галоп, однако не слишком поторапливая, гадая, что же там могло произойти.
А произошло следующее. После спуска с холма, наёмные охранники ускорили бег коней, стали нагонять карету. Иезуит заколотил кулаком в переднюю стенку за спиной кучера и отчаянно завопил:
– Гони же! Гони, болван!
Кучер оглянулся, и сам встревожился не на шутку. Кнут засвистел над лошадьми, обжигая их бока и спины резкими ударами. Карету рвануло и понесло. Побледневшая графиня на всякий случай вынула из кожаных чехлов сбоку от сидения два кремневых пистолета, на одном взвела курок. Однако выяснить намерения наёмников им не пришлось.
Разбойники появились внезапно, из оврага за кустарниками. Их было семеро, а кони под ними легко срывались на рысь от нетерпения и резвости. Под пронзительный разбойный посвист они пальнули из своих пистолетов, и пёстрая лошадь усатого наёмника, который уже настигал карету, опрокинулась через голову, забила ногами, подмяв и раздавив лукой седла беспомощного седока. Разбойникам не нужен был ни он, ни второй наёмник, – тот испуганно ринулся с дороги в лес, но никто не проявил желания преследовать его, – они стаей голодных волков понеслись за поднимающей дорожную пыль каретой.