Золотая роза с красным рубином - Городников Сергей. Страница 26

Удача не скрывал, что его удивили рассуждения бухарца. Когда глянул на Чёрную Розу, углы её губ тронула насмешка над озадаченным выражением его лица, но ему показался в этой насмешке и волнующий призыв, которому он не мог дать названия. Он подставил колено и подал девушке руку. Наступив сапожком на его колено, она не отвергла помощь, легко поднялась в седло.

– Я провожу тебя до Хивы, – предложил он.

– Ненавижу тебя, – последовал холодный ответ сверху лошади.

– Я сам провожу её, – пообещал бухарец. – Можешь не тревожиться. Дочь Карахана никто не посмеет тронуть. Многие пожелают видеть её союзницей.

Она вдруг стегнула Удачу по лицу плетью, тут же стегнула лошадь, и та взвилась, поскакала прочь от гряды. За нею запоздало погнался купец. Но пока Удача видел их, нагнать гордую наездницу купцу не удавалось. Он проследил, как она удаляется, заворачивая к югу, к мареву, потрогал жгучую полосу ожога на лбу и щеке. Кожа не была содрана, и это показалось странным, вряд ли девушку подвела опытная рука.

– Догнать, – пробормотал он, отзываясь призыву, застучавшему в голове. – Догнать.

Но он знал, что не сделает этого, никогда не сможет быть рабом женщины. Поглощённый волной противоречивых чувств и порождаемых ими мыслей, он вздрогнул от неожиданного вкрадчивого голоса за спиной.

– Чёрный хан, правда, мёртв?

Нехотя обернувшись, он узнал Гусейна. Тот тоже смотрел вслед достигшим предела видения точкам всадников, одновременно выбирая коня из тех, что остались в табунке.

– Этих трёх я забираю, – Удача указал на нужных ему самому. Для себя, для Белого князя и его сына.

– Хорошо, – охотно согласился Гусейн, отступая к другим. – Они все хороши.

Удача смотрел, как он готовится отъехать и не испытывал к нему тех чувств, которые нужны для наказания убийцы. С того времени, когда порочный красивый перс умер на его глазах на берегу моря, он стал свидетелем таких преступлений, стольких, и им вызванных, смертей, пережил такие впечатления, что то событие поблекло и почти исчезло в его памяти. Даже слова о золотой розе с рубином не возбуждали прежнего любопытства после увиденного в подземной сокровищнице. Он отвернулся от отъезжающего Гусейна, но за маревой далью заросшей полынью и ковылём степи не было уже никаких признаков движения.

– Так ты мёртв, Карахан, – прошептал себе под нос Гусейн и хохотнул. – Это замечательная новость.

Каменоломни, недостроенная крепость и плен остались позади. Он направлял кобылу вдоль хребта, высматривая путь, каким могли проходить на его другую сторону конные разбойники. Гусейна переполняла уверенность, что такой путь должен быть. Вскоре он, действительно, увидел затоптанный отпечатками лошадиных копыт пологий и сужаемый горами подъём к седловине перевала. Торопя кобылу, поднялся наверх и с удовлетворением оглядел всю открывающуюся взору картину. Далеко впереди за рыже?зелёной полосой степи серой волной вздыбилась из земли гряда Белых гор, она казалась бесконечной, протянулась, как влево, так и вправо до пределов видимости. Та гряда притягивала его, порождала беспокойство и нетерпение. Он напряг зрение, выискивая глазами, куда продвигаться, чтобы скорее пересечь равнину и очутиться перед расщелиной, у которой его позапрошлым днём заарканили и увезли в плен кочевники. Пожелав участникам его пленения мучительной смерти, он как будто различил горловину подъёма к той самой расщелине, и настроение у него стало приподнятым. Он стегнул круп и заставил кобылу поскакать книзу перевала, словно направлялся на свидание с обворожительной красоткой. Но ожидала его не красотка, а то, чем он мог купить десятки страстных красоток.

Как увлекаемая течением к устью впадающей в море реки лодка, он скоро выезжал расширением спуска к широкой равнине, и внезапно, в том обзоре равнины, какой позволяли ему рассматривать склоны гор, с испугом углядел рассеянные стаи кочевников. Как побитые шакалы, они держались в удалении, высматривали в Чёрных горах опасность, которую не хотели терять из виду. Он заметил укрытие близ горного подножия, безжалостным понуканием заставил кобылу устремиться к скалистому выступу. Укрывшись там, он ждал и ждал, не смея высунуться, с содроганием вслушиваясь в разные шорохи, пока не уверовал, что кочевники не увидели его, как он их, и не приближаются, чтобы устроить на него охоту. Спешившись, оставив кобылу, он забрался на верх горного склона, с которого открывался достаточно удобный обзор степных окрестностей. Степняки не изменяли своего странного поведения. Теперь стало ясно, что оно никак не относилось к нему, и это утешало. Но то, что ему придётся задерживаться неопределённое время, гадая о причинах беспокойства хищных степных разбойников, раздражало и озлобляло.

Тени заметно удлинились к востоку, когда кочевники пришли к какому?то решению, начали собираться в орду, перемещаться к северу. Убедившись, что они удалились и не помешают ему пересечь равнину, он спустился и быстро покинул убежище, погнал кобылу кратчайшим расстоянием к Белым горам. Ему повезло. Когда преодолевал опасное открытое пространство, ни одной душе не было до него дела. К исходу дня оказавшись по ту сторону межгорной степи, он вскоре выехал к ведущей к расщелине горловине, которую узнал без труда по ряду примет, какие запомнил лучше, чем своё имя, и опять повеселел.

Он спустился на траву, наспех завязал поводья кобылы на ветке кустарника и торопливо преодолел сужающийся кверху склон, где был пойман степняками. Затем углубился в расщелину, чтобы успеть в сумерках отыскать накрывающий его тайник обвал каменного щебня. Но когда нашёл обвал и расшвырял щебень, сунул руку в щелевидное углубление, внутри у него похолодело, сердце будто остановилось, холодная испарина выступила по всему телу. Тайник был пуст. Стоя на коленях, он, как безумный, раскидал весь завал, но от этого шкатулка не появилась. Бранясь и посылая проклятия судьбе, кочевникам и Чёрному хану, он вдруг замер, как молнией поражённый очевидной мыслью! Он ясно вспомнил лицо, которое смотрело на его пленение сверху обрыва, и оно совпадало с лицом Белого князя, который вызвал на поединок Карахана, а затем участвовал в его освобождении у недостроенной крепости.

Было прохладно и серо. Утро только зарождалось всплесками зарниц за далёкой полосой Чёрных гор, пробивалось на востоке к ещё засеянному тусклыми звёздами небосклону, когда Гусейн после бессонной ночи понуро отвязал поводья лошади от ветки кустарника, поднялся в седло. Всё в нём ожесточалось в ненависти к седовласому князю, и он не удивился, когда на выезде к степному простору заметил предмет своих проклятий. Мышастый конь и видимый со спины мужчина в сером плаще были приблизительно шагах в пятистах, возле корявого дерева, выросшего у самого подножия напоминающего горб карлика откола скалы. Гусейн заставил лошадь отступить назад, спешился и с перебежки живо прилёг за уклон, чтобы высматривать из?за него, какая причина заставила седовласого в такую рань прискакать к тому дереву.

Седовласый бегло осмотрел степь, и Гусейн различил его лицо и серебристый доспех под плащом, удостоверился, что мужчина, за которым он наблюдал, именно Белый князь. Белый князь опустился на колено, без излишней спешки разрыл яму у корней дерева. Сначала достал из неё тряпку, перчаткой сбил с неё сухую землю и отложил в сторону. Затем вытянул кожаную дорожную сумку. Отряхнул сумку от песка, проверил содержимое, вынул и сразу вернул обратно какую?то вещь из красного дерева. В тряпке, которую он после этого развернул, были отделанные серебром налучье и колчан. Он встал, прицепил сумку к передней луке седла, укрепил налучье и колчан под правую руку и поднялся на коня.

У Гусейна исчезли последние сомнения – в сумке была шкатулка из его тайника. Как ни хотелось ему напасть на князя, но без лука или огнестрельного оружия рассчитывать справиться с опытным воином, было наивно. Надо было выждать более удобного случая. Волей?неволей пришлось смириться с таким выводом. Князь был слишком горд, чтобы оглядываться, когда направился равниной к Чёрным горам. Всё же Гусейн позволил ему отдалиться на значительное расстояние и тогда только двинулся следом. Как летящий за предполагаемой добычей стервятник, он уставился взором в точечный облик всадника, не упуская его из виду ни на мгновение. Постепенно светлело. Над горами показался овал солнца. Князь сблизился с огнями догорающих сторожевых костров у подола хребта, пропал среди большого привала военного отряда. За привалом укрывался от предположительного нападения со степи какой?то многочисленный сброд, из?за чего вся стоянка напоминала огромный цыганский табор. Там же отдыхали много лошадей, застыли повозки. Гусейн сообразил наконец, кого накануне высматривали рассеянные по равнине кочевники.