Хлопушин поиск - Зуев-Ордынец Михаил Ефимович. Страница 25

– Много их?

– Сила несусветная! С дрекольем, с пиками на слом бросились. Избы предместья зажгли, на пристани барки и лес тоже запалили. Потом в ворота ломиться начали.

– А гарнизон ваш?

– Гарнизона на бунтовскую сторону переметнулась. У пушек клинья вытащили, ворота открыли и бунтовщиков с хлебом?солью встретили. А те, как вломились на завод, контору и дома мастеров пожгли, а все заводское устройство, фабрики, амбары и магазею, где для работных провиант сложен, не тронули и даже свой караул поставили.

– А работные люди бунтовщикам отпор дали? – спросил Шемберг.

– Куда там! – Кабатчик злобно отмахнулся. – Тотчас к злодеям пристали. Мастера да нарядчики, те в горы убежали. А заводской управитель и офицер в каменном господском доме заперлись. Да где уж, доберутся и до них. Это счас бунтовщики палят, по господскому дому.

– А наших кого не видел среди злодеев? – осторожно спросил Агапыч.

– Были и ваши. Павлуха Жженый и еще некоторые. Они у нас две пушки на лафетах забрали. Похвалились, что ваш завод пойдут громить. А за набольшего у бунтовщиков пугачевский полковник, прозвищем Хлопуша.

– Хлопуша? – управитель вздрогнул. – Тогда пощады нам не будет. Хлопуша с нашим Жженым, говорят, большие друзья.

– Ладно. Иди, – сказал кабатчику ротмистр.

Но тот переминался с ноги на ногу и не уходил.

– Для вас у меня тоже весточка есть, ваше благородие, – обратился он, наконец, к ротмистру, – слышал я, как бунтовщики меж собою похвалялись, будто скопище пугачевское вашу Верхнеяицкую фортецию обложило. А в ней генерал Деколонг с отрядом спрятался.

Ротмистр заметно растерялся.

– Та?ак, – протянул он, подкручивая усы задрожавшей рукой. – Начальник сибирского корпуса генерал Деколонг осажден пугачевской рванью. В мыслях не держал, что бунт столь яростен будет. И, обращаясь к Агапычу, попросил:

– Не откажи, сударь, вахмистра моего ко мне крикнуть.

– Что вы предположены делать? – забеспокоился Шемберг.

– Неужели, сударь, не догадываетесь? – Повидла нехорошо улыбнулся. – Ретироваться надо. Здесь остаться – наверняка эскадрон погубить.

– Но ведь ваша крепость осаждена бунтовщиками?

– Мало ли крепостей и городов в здешних краях. И не все их пугачевцы обложили. На Челябу пробираться будем. Воевода Веревкин нас с открытыми объятиями встретит. У него теперь, при временах столь тревожных, каждый солдат на счету. Оттуда, из Исецкой провинциальной канцелярии, полагаю, воспоследует руководство притушением сего дерзкого бунта.

– А я как? – растерялся управитель.

Ротмистр пожал плечами.

– Я вас не бросаю. Коль в седле умеете сидеть, поедете с моим эскадроном. Я не варвар, как думают некоторые, – многозначительно подчеркнул он. – Жизни вас лишать желания не имею.

– Мой бог! Прошу вас, господин секунд?ротмистр, забудьте эти мои глупые слова. Умоляю, забудьте, – протянул к офицеру руки управитель. – Я сознаюсь, что был дурак. Но как же я брошу здесь деньги, меха, золото? Господин граф накажет меня за это.

– Вас я беру, – холодно оборвал его ротмистр, – а до остального мне дела нет. Обоза у нас нет, эскадрон пойдет налегке. Из?за вашей рухляди я голову терять не намерен.

– Рухляди! – Управитель в ужасе всплеснул руками. – Графское золото – рухлядь?

«Не о графском ты золоте заботишься, а о своем. Насосался у нас здесь, как пиявка», – подумал со злобой Агапыч.

И, подкравшись к управителю, торопливо шепнул ему на ухо:

– Подарочек его благородию посулите, он и перестанет ломаться...

Шемберг, хлопая туфлями, побежал в спальню и тотчас вернулся, неся мешочек из замши. Развязав торопливо, опрокинул его над столом. Сверкающей струей полились сиреневые и сине?алые аметисты, золотистые хризолиты, топазы?тяжеловесы, розовато?желтые селениты.

– Вот, – сказал Шемберг, – я давно хотел сделать вам презент. Прошу, пожалуйста, принять.

Гусар пренебрежительно посмотрел на груду камней, «Дешевкой хочет немец отделаться. Рубины и изумруды, небось, не показывает. Здесь товару и всего?то целковых на пятьдесят».

А Шемберг, заметив равнодушный, презрительный взгляд офицера, занервничал:

– Это есть селенит, лунный камень, – взял он из кучки камешек с шелковистым отливом, желтый, но с затаенным багрецом внутри. – От него в доме тишина бывает. Если, пример, жена сварливая...

– В собак им пулять, селенитом вашим. В Екатеринбурге на базаре его сколь хочешь, – пренебрежительно выпятил губу Повидла.

– О, бог мой! – всколыхнулся управитель. – Селенит – в собак пулять.

Он заторопился, дорогое время уходит, разровнял по столу ладонью камни и, словно угадав мысли секунд?ротмистра, вытащил единственный в камнях рубин.

– Ахтунг! Шесть граней! Екатеринбургской огранки работа. Не хуже амстердамской. – Он поднес к свече камень густого кровавого цвета. – А днем, светом нальется, не так еще заиграет!

– Камешки, небось, не честным путем вами приобретены, – ядовито сказал Повидла, а приказчик взрыгнул от злой радости. – Чай, и золотишком ворованным промышляете, а может быть, и фальшивую монету чеканите, как покойный Акинфий Демидов? Кунштюки ваши, сударь мой, все же ни к чему не приведут, – сказал он. – Вас я с собой беру, а добро свое здесь прячьте. Это последнее мое слово!

Шемберг беспомощно поглядел по сторонам. На глаза ему попался ларец с кухенрейтерскими пистолетами. Схватил его и протянул ротмистру:

– Это тоже мой подарок! Вы солдат, вам они нужнее. А я не о себе забочусь, интерес господина графа мне дороже собственной жизни.

Повидла сдался. Бережно принял от управителя ларчик, передал его вошедшему вахмистру, а камни со стола сгреб в гусарскую ташку.

– Хорошо. Пропозиция моя такая к вам будет, – сказал он. – Берите с собой еще лошадей, вьючьте их переметными сумами и седельными торбами. Хватит?

– О! – Управитель поднял глаза к потолку. – Я всегда говорил, что вы благородный человек.

В этот момент за дверьми послышалась возня, чей?то отчаянный крик, и в зал ворвался человек. Он упал к ногам Шемберга, целуя полы его халата. Это был Петька Толоконников.

– Барин, солнышко наше ясное, – завопил Петька, – меня с собой возьмите! Ежели останусь, смертушка мне. Ведь я для тебя служил, смилуйся, не бросай!

– Пшел, пес! – Шемберг брезгливо вырвал из рук Петьки полу халата. – Ничего я не знаю. Уходи, живо!

Петька упал на пол и, колотясь головой о паркет, взвыл по?бабьи:

– Смертушка моя!.. Быть мне на веревке!.. Ратуйте, люди добрые!..

– Кто это? – ротмистр удивленно поднял брови.

Шемберг замялся, смущенно потирая руки.

– Работный наш, – сказал он, наконец, и добавил стыдливо:– Сей человек выполнял для нас особенного свойства поручения, нарочито деликатные.

– Камешки самоцветные он у горщиков для управителя выманивал, – рубанул в открытую Агапыч. – А еще шпионом нашим был, Хлопушу обихаживал.

– Как? – развел удивленно руки Шемберг. – Петька был Хлопушин конфидент? Почему я об этом не знал?

– Не одному тебе, батюшка, Петькой пользоваться, – ответил невежливо Агапыч и обратился решительно к офицеру. – Ваше благородие, Петьку вы с собой забирайте. Не дайте человеку пропасть. Хлопуша и Жженый о Петькином ушничестве дознались, и ему здесь верная смерть будет.

Ротмистр ткнул носком сапога лежащего Петьку:

– Довольна выть, не баба! Отвечай, только не ври. Уршакбашеву тропу знаешь?

– Знаю! – вскинул голову Петька. – Убей меня бог, знаю, ваше благородьичко!

– Провести нас ею сможешь?

– Семь раз ходил, – радостно закричал Толоконников. – Для управителя за самоцветами ходил. Сначала все по берегу Белой, так чтоб Малиновые горы[16] все время в спину были, а как до Акташ?горы дойдешь, круто на закат свертывай, на башкирские святые горы Иремель. Там тропа кончается и на два пути делится. Левым путем по реке Ай до златоустовского купца Лугинина завода добредешь, а правая тропа на Чебаркульскую крепость и далее на Челябу пойдет. Вам куда, ваше благородие?