Охотники на лунных птиц - Адам-Смит Пэтси. Страница 10

Следующий, уже мирный шаг предпринял единолично Джордж Аугустус Робинсон. Он объездил весь остров, побывал в самых глухих его уголках, пересек, не умея плавать, несколько полноводных рек. Не раз попадал в опасные положения. К 1835 году он собрал двести три аборигена — всех оставшихся в живых тасманийцев.

«Они представляли собой жалкий остаток ушедшей расы. Они стояли у ее могилы», — писал о них один журналист.

На двух мужчин приходилась одна женщина, на трех женщин — лишь один ребенок, грудных детей не было совсем. Вынужденное переселение и постоянное недоедание вели к гибели оставшихся в живых. Трагедия еще не закончилась, и занавес не опустился. Из Хобарта их отправили на остров Свон, потом на Ганкэрридж (Ванситтарт) и в конце концов на остров Флиндерс. В Вилабене, в «доме для черных», они умирали.

В Вилабене есть небольшое кладбище. Там на одном из надгробий, которое я расчистила, было начертано: «Элизабет, горячо любимая жена Джозефа Миллигана и дочь В. Е. Лоуренса, Земля Ван Димена. Ушла из жизни 31 июля 1844 года, через 10 дней после родов, на 19-м году жизни».

С помощью куска ржавого рельса я столкнула ящик с могилы «Маргарет Моноган и ее двух детей» и прочла на постаменте, который установил ее любящий муж, рядовой королевской пехоты Патрик Моноган, что она с детьми приехала на бриге «Тамар» к мужу, который служил в гарнизоне, расположенном в аборигенском поселении. 23 декабря 1840 года бриг пришвартовался, и прибывших должны были переправить на шлюпках на берег, но в тот момент, когда их спускали, порыв ветра поднял длинный подол платья молодой женщины. Его замотало вокруг рангоута, и лодка перевернулась.

На кладбище я видела могилы, которые угадывались лишь по надгробным камням — это могилы изгнанных аборигенов. Однако их останки покоятся не в могилах. Говорят, заморские музеи заплатили «вурдалакам» сотни фунтов стерлингов за то, что те выкопали кости захороненных здесь аборигенов и отправили за границу.

Теперешние островитяне считают, что большинство скелетов вывезено контрабандным путем в тюках с шерстью, чтобы их нельзя было обнаружить при досмотре. Так, мужской череп заполучил музей хирургического колледжа в Англии. Трудно себе представить, как подобное варварство может уживаться с теми заповедями, которые проповедует церковь, а она расположена неподалеку от кладбища. Правда, теперь эта церквушка с кирпичными стенами, выложенными битыми ракушками, и крышей, покрытой галькой, превращена в сарай. Она стала памятником тем идеалам, о которых почему-то забывали, когда дело касалось тасманийских аборигенов.

Как раз в то время, когда тасманийцы были высланы на этот остров, Джордж Робинсон произнес в Сиднее свою знаменитую речь о поселенцах. Он утверждал: «Смертность среди них (аборигенов. — Авт.) велика, но те, кто выживает, вполне счастливы, довольны и являются полезными членами общества».

Покуда Робинсон и ему подобные прилагали все старання, чтобы превратить тасманийцев в «цивилизованных» людей, они продолжали вымирать. Таким образом «решалась» эта сложная проблема.

Глава II

Хороший корабль не тонет

Мне не хотелось, чтобы «мореходная» часть нашей жизни на острове отвлекала меня от сбора ценного материала. Однако трудно было не поддаться всеобщему веселью и дружеским розыгрышам — они стали частью нашей жизни наравне с нелегкой борьбой с морем и ветром. Для меня на корабле все было в новинку и казалось необычным. Женщины на корабле — явление нередкое. Как правило, это островитянки, привыкшие к штормам и бушующим волнам.

Первый раз я добралась до островов на рейсовом самолете. С тех пор мне не приходилось больше путешествовать в качестве пассажира. Если мне нужно было попасть на какой-нибудь остров, меня подбрасывали на одномоторных аэропланах или торговых судах, курсирующих между островами. Чаще всего я оказывалась на борту «Шиэруотера», который неустанно сновал в этом районе и не задерживался в портах.

Как-то мне надо было в Килли-Кранки-Бей, расположенный на севере острова Флиндерс. В Уайтмарке я поднялась на борт «Шиэруотера», и по установившейся привычке меня тотчас отправили на камбуз. В это время команда продолжала разгрузку. Дело в том, что такие маленькие суда, как правило, не относятся ни к какому профсоюзу, и поэтому команда выполняет погрузочно-разгрузочные работы своими силами.

Попав на «Шиэруотер», я, как обычно, прежде всего занялась уборкой кухни. Я надраила пол, палкой собрала одежду и выбросила ее за борт.

— Эй, что ты делаешь? Это же моя роба. Правда, она рваная. А это штаны. Ну и что такого, что я кое-где разодрал их о гвозди!

— Стоит женщине появиться на судне, так сразу же ничего не найдешь.

— Где моя шапка? — кричали ребята.

Команды «Приона» и «Маргарет Туэйтс» глазели на нас, столпившись у пирса.

— Ну и чистюля, — возмущались они.

А я тем временем акребла и драила. Поскольку ведра не нашлось, я взяла металлическую бадью, в которой они мылись (правда, это всего лишь мое предположение, сама я ни разу не видела, чтобы кто-либо из членов команды это делал) и чистили картофель. Сейчас посудина пригодилась; к сожалению, я так и не попробовала использовать ее по назначению. В каждом порту, стоило сойти на берег, меня сразу же приглашали в гости, и там помимо прочего меня ждал еще и теплый душ.

Перед каждой дверью на свежевымытый пол я положила газеты и постелила чистые мешки, чтобы ребята вытирали ноги. Пит зашел попить воды и не обратил внимания на мешок, а когда я напомнила ему об этом, он тут же вытер подошвы о свои брюки.

На палубе команда уже заканчивала разгрузку ящиков с бакалейными товарами, банок с пивом, мешков с овощами и катушек с проволокой. И тут, вместо того чтобы подняться, так как освободилось от груза, судно стало опускаться. Я посмотрела в иллюминатор и с беспокойством отметила, что сначала показалась ограда, а затем и вся пристань. Я выбежала на палубу.

Моим глазам предстало удивительное зрелище: воды не было, море исчезло, и наше судно вместе с другими оказалось на песке.

В тот момент, когда я оказалась на палубе, судно продолжало оседать. Я увидела, что команда бросилась отвязывать канаты, которыми оно держалось у пристани, потому что нас тянуло за борт. Неожиданно мои ноги заскользили, я схватилась за косяк, но тут дверь захлопнулась, и я чуть не прищемила себе пальцы. В каюте что-то упало и разбилось, но что — не знаю, так как войти туда было невозможно. Казалось, еще немного, и судно опрокинется, но я не могла двинуться с места на ускользающей из-под ног палубе. А тут еще сваленные на палубе катушки с проволокой. Неожиданно они стали скользить в мою сторону, и мне пришлось совершать отчаянные прыжки, чтобы увильнуть от опасности. Наконец последняя катушка промчалась мимо меня, и тут на палубе появилась вся команда.

— Что произошло? — кинулась я к ним.

Они никак не могли взять в толк, о чем я спрашиваю.

— Наше судно… оно же не на воде! — в отчаянии воскликнула я.

Все так и покатились со смеху.

— Вот умора, — сказал Пит, — да ведь она испугалась до смерти.

— Ну и темнота наша малышка, — проговорил Алек. — Ты правда ничего не знаешь? — продолжал он. — Когда начинается отлив, мы всегда садимся на днище. Здесь море поднимается и опускается почти на три метра.

Меня испугала мысль, что во время прилива вода может смыть наш корабль, и мне страшно захотелось выбраться на берег, в безопасное место. Вместо этого капитан Джексон заставил меня спуститься вниз, чтобы показать, как устроено днище. Ребята считали, что, как только я получу представление о конструкции маленьких деревянных суденышек, специально приспособленных ко всяким неожиданностям, которые случаются во время плавания в мелких водах, я сразу почувствую себя уверенней.

— Пэт понятия не имеет, о чем ты толкуешь, — сказал Пит. — Да я и сам ничего не понимал, пока не увидел все своими глазами, а ведь я не женщина.