Год собаки - Кац Джон. Страница 22

По вечерам мы с Полой часто уходим. Иногда я не запираю псов в переноске — и в этом случае, вернувшись домой, мы получаем «послания» от Девона: открытый шкаф с видеокассетами, диванные подушки на полу, CD-диски на кровати. Холодильник мы теперь запираем на замок.

Нам всегда хорошо вместе: мы играем и работаем, гуляем и упражняемся. Я много пишу, много гуляю, много чешу за ушами, а меня много лижут в ответ. Я бросаю мячик и раздаю собачьи лакомства. Рядом со мной — друзья, которые никогда мне не надоедают.

В хижине в горах нам живется еще лучше: это настоящий рай для овчарок. Когда я начинаю грузить вещи в фургон, Гомер и Девон принимаются в восторге скакать вокруг меня. Девон не раз пытался забраться ко мне в сумку; едва я вынимаю ее из шкафа, он понимает, что это значит.

Собаки устраиваются на заднем сиденье, застеленном старыми одеялами и покрывалами. Там они могут заниматься всем, чем пожелают. Дорога занимает часа четыре; когда мы начинаем подниматься в гору, Девон принимается возбужденно лаять. Добравшись до хижины, я открываю фургон, псы выскакивают и начинают радостно носиться по лужайке.

Одним из подарков, принесенных мне Девоном и Гомером, стала любовь к долгим прогулкам, по несчастной случайности совпавшая с травмой колена. Поэтому, каждый раз приехав в горы, мы первым делом отправляемся бродить по лесам. Если мы выехали рано, то успеваем полюбоваться, как солнце садится за холмы.

Джулиус и Стенли обожали гулять, и те прогулки я всегда вспоминаю с радостью. Наши совместные блуждания были мирными, но недолгими. Уже через четверть часа лабрадоры начинали проситься домой.

То ли дело Девон и Гомер: это просто какие-то вечные двигатели! В лесу им все интересно: они бегают, прыгают, носятся стремглав, обнюхивают каждый куст, каждое бревно, каждый ручеек. Перепелка, полевка, роскошная бабочка — все привлекает их внимание. Их жизнелюбие заразительно. Пожалуй, вот что мне больше всего нравится в бордер-колли: они полны жизни от носа до кончика хвоста. Эти ребята даже меня, завзятого домоседа, превратили в любителя пешей ходьбы!

На вершине горы мы встаем в пять-шесть часов утра и отправляемся на первую прогулку. Я наливаю в термос горячий кофе, вешаю на пояс сотовый телефон — на случай, если неудачно упаду или подверну ногу, — и набиваю карманы собачьими печеньями.

Иногда мы шагаем по высокой траве, иногда пробираемся по глубокому снегу, а порой увязаем в раскисшей грязи. Дорог здесь мало, а машин еще меньше, поэтому собаки вольны бегать где хотят и прекрасно это знают. Здесь нам не нужны поводки, совки, команды — достаточно быть у меня на глазах. Мои псины носятся вокруг меня, а я слежу за ними с радостью и гордостью, какую испытывает отец при виде веселящихся детей.

В горах обаяние Гомера смягчает характер Девона и делает его более игривым, хотя он позволяет себе расслабиться, только когда никого нет рядом.

Гомер носится вокруг дома или по окрестным полям. Стоит Девону приподняться с места, Гомер исчезает под куполом леса или в высокой траве — лишь для того, чтобы показаться несколько минут спустя, насмешливо гавкнуть и снова исчезнуть. Глаза его блестят насмешкой и торжеством. После нескольких месяцев «в загоне» и в постоянном страхе он наконец-то обрел возможность сладкой мести!

Девон срывается с места и мчится за ним. Но Гомер неуловим, словно фигурка в видеоигре. Случается, конечно, что Девон настигает его, хватает за ошейник и валит наземь. Гомер расслабляется, ждет, пока Девон ослабит хватку, и в тот же миг вскакивает и снова пускается бежать.

Так они часами гоняются друг за другом. Наблюдать за ними — истинное удовольствие, и порой я громко смеюсь, глядя на их игру.

Вечера мы проводим мирно: огонь в камине, хорошая книга (или, в летнюю пору, игра в бейсбол по телевизору), бутылка скотча на столе, псины у моих ног. В постели, потушив свет и готовясь заснуть, я часто замечаю, что я здесь не один — на соседней подушке покоится голова Девона, а в ногах у меня свернулся клубочком Гомер. По правилам спать на хозяйской кровати собакам не полагается, но я делаю вид, что сплю, и всех это вполне устраивает.

Однако в морозные зимние ночи мы отбрасываем притворство: вместе ложимся в кровать и заползаем под одно одеяло — трое неразлучных друзей, согревающих друг друга своим теплом.

Жизнь с этими псами не бывает простой, и редко мне удается отдохнуть так, как я отдыхал с Джулиусом и Стенли. Но вместе нам легко и свободно. Мы снова составляем неразлучнуютроицу: я и двое псов, любящих и любимых. Не могу отделаться от ощущения, что «встречи и прощания» — не просто метафора жизни; во встречах и прощаниях проходит вся наша жизнь.

Сидя на пороге своей хижины, возле любимого места Джулиуса, я размышляю о том, что потерял и что приобрел за этот год. Смерть матери. Отъезд дочери в колледж — понимаю, что без этого не обойтись, но все же она увезла с собой частицу моей души. Утрата связи с несколькими друзьями. Моя хромота. И наконец, Джулиус и Стенли. Все это оставляет в сердце незаживающие раны.

И все же, вновь прокручивая в памяти этот год, я вижу не только потери, но и приобретения. Я вижу, что никакие невзгоды не смогли разрушить наш брак; что моя чудная девочка сделала первый шаг на пути к самостоятельной жизни; что работа приносит мне неизменную радость; что рядом со мной — двое чудесных лохматых друзей, которые отвлекают меня от моих горестей, учат заботиться о других и просто любят — чистой, сильной, ничем не замутненной любовью.

«Овчарки-барби»

Ясным днем в апреле 2001 года мы вместе с Гомером и Девоном отправились в восточную Пенсильванию. Это путешествие я предпринял ради них.

Мы направлялись на ферму Распберри-Ридж, чтобы встретиться с Каролин Уилки — зоопсихологом и специалистом по поведению животных. Для хозяев и заводчиков пастушьих собак эта женщина что-то вроде мастера кунг-фу для адептов боевых искусств. Там, у нее на ферме, я надеялся исполнить обещание, данное Девону, — подарить ему встречу с настоящими овцами.

Я много слышал об Уилки и ее ферме. Уилки обучает собак, используя не угрозы и наказания, а похвалу и поощрение — этот метод, называемый «методикой позитивного подкрепления», завоевывает сейчас все большую популярность. Она не кричит на собак, не бьет их, не пугает громкими звуками — просто объясняет, что они должны делать, и хвалит, ласкает и дает лакомства, когда они все делают правильно.

Мне рассказывали, что с хозяевами собак она сурова, и тех, кто дурно обращается с собакой, давит на нее или чересчур ее балует, сразу выставляет за порог. Но если вы и ваша собака завоевали ее симпатию, у нее на ферме вам откроется древний, мифологический пасторальный мир.

Псы с любопытством и волнением смотрели в окна машины. Они явно чувствовали: приближается что-то важное. Нетерпение снедало и меня.

— Джентльмены, сегодня первый день вашей новой жизни, — объявил я им утром. — Сегодня вы встретите свою судьбу!

Мы свернули к Распберри-Ридж и по гравийной дороге подъехали к воротам. Нашим взглядам предстал сложенный из камня хлев, по обе стороны от которого располагались огромные огороженные загоны. Слышалось блеяние овец: при этом звуке уши у обоих псов встали торчком, а Девон раз или два коротко гавкнул.

Из-за забора выскочила с очень деловым видом американская колли — очень похожая на бордер-колли, но более поджарая и с короткой шерстью — и залаяла, приветствуя гостей. Позже я узнал, что одной из обязанностей Дейва (так его звали) была встреча гостей. Уже немолодой, с сединой в шерсти, он напомнил мне тех первых пастушьих собак, что вывели для охраны своих стад древние римляне.

Внимательно осмотрев моих парней — ухоженных, с круглыми животами и блестящей, тщательно расчесанной шерстью, — Дейв официально вильнул хвостом, фыркнул и побежал обратно к хлеву.