Поединок. Выпуск 17 - Ромов Анатолий Сергеевич. Страница 76

— Поздравляю с днем рождения! — она остановилась на нижней ступеньке, посылая воздушные поцелуи. — Милая, милая Вики, поздравляю с днем рождения! Поздравляю с днем рождения, дорогие Кэри! Поздравляю с днем рождения, дорогие Морленды! Поздравляю всех!

Джон пытался подойти к ней, но Вики обняла ее и принялась целовать в обе щеки, в то время как остальные толпились вокруг, перебивая друг друга:

— Как замечательно… Но почему вы не позвонили? Брэд приехал бы за вами… А как же вы добрались? Пешком? Неужели пешком — так далеко…

— Конечно, пешком. Вниз, через лес. Это было чудесно. Раз уж я решила прийти, куда приятнее устроить сюрприз. Я подумала, что это слишком уж нелепо, слишком уж по-детски остаться дома только из-за того…

Она оборвала себя и впервые стала искать глазами Джона. Ее взгляд был жестким и холодным, и Джон понял — оправдались его худшие опасения. Когда он ушел, она все лежала и думала об этих двадцати пяти тысячах, снова внушая себе ненависть к нему, превращая его в своем воображении во Врага, лишающего ее всего, на что она имеет право в жизни. Подошла к бару. «Ах, он говорит, что я пьяна? Ну, я ему покажу!» Вот зачем она сюда явилась. Теперь он был уверен в этом. Хочет взять реванш.

Все они наблюдали за ней, еще не понимая, что происходит, но ощущая ее неестественную напряженность.

Спокойно, сознавая, что это не поможет, что теперь уже ничто не может помочь, он выговорил:

— Линда, тебе не следовало приходить с такой мигренью.

— С мигренью! — на секунду в ее глазах, устремленных на него, мелькнула враждебность. — Так вот что ты им сказал. Мне следовало догадаться.. Ты же так заботишься о приличиях, не правда ли? — и она обернулась ко всем со своей широкой улыбкой «для публики». — Не позволяйте себя дурачить, мои дорогие друзья. У меня нет никакой мигрени. Я никогда в жизни не чувствовала себя лучше. Просто у нас была драка. Вот и все. Домашний скандал. Со всеми может случиться. — Она медленно подняла руку, потрогала припухлость под глазом и на долю секунды торжествующе взглянула на Джона. — Бедняжка Джон! Он этого не хотел. Но так уж получилось, а в следующее мгновение ему стало ужасно стыдно — как вы можете себе представить. Но… он решил, что мне лучше остаться дома. Он считал, что это унизит его достоинство — если он приведет меня на день рождения к Кэри с синяком под глазом.

Морленды молча раскрыли рты. Мистера Кэри будто молния ударила. Так вот какой у нее был план, подумал Джон. Это удар ниже пояса. На себя ему было наплевать. Эти люди для него не существовали. Она хочет, чтобы они думали, что он ее побил, — ну и черт с ней. Главное, увести ее отсюда как можно скорее, пока общество Кэри не закроется для нее насовсем.

Все еще улыбаясь, она, отодвинув всех, подошла к нему и взяла его за руки.

— Ну пожалуйста, Джон, не сердись на меня за то, что я все-таки явилась. Я знаю, они не против. Они поймут, что я их люблю и не могла не поздравить их — с синяком или без…

— Ладно, Линда, — сказал он. — Теперь, когда ты это уже сделала, как насчет того, чтобы вернуться домой?

— Домой? Ты в своем уме? Я только что пришла и хочу посмотреть слайды, все до одного!

Она все еще держала его за руки, и он чувствовал, что она, обернувшись к остальным, всей тяжестью налегла на него.

— Куда же мы поедем, дорогой Гордон? В Сицилию?

Все столпились вокруг них. Даже Тимми и Лерой, широко раскрыв глаза, торчали поблизости. Он мог бы, конечно, насильно увести ее. Но это означало бы сыграть ей на руку. На этот раз она здорово придумала. Оставь ее, пусть наслаждается! Теперь, когда удар был нанесен, он с болезненным удовольствием наблюдал за тем, как реагирует вся компания Кэри — точно так, как Линда и рассчитывала. Но они еще не поняли, что она пьяна. Все настолько уверены, что Линда не прикасается к алкоголю, — они не могли так сразу перестроиться.

На всех лицах, за исключением Вики и Брэда, отразилось откровенное любопытство.

На удочку попался мистер Кэри. Конечно, он неизбежно должен был оказаться козлом отпущения, ведь в этом доме он — воплощение отцовства, и его привилегией было право высказываться откровенно и напрямик:

— Давайте-ка все это выясним, — его бесцветные глаза блеснули в сторону Джона и глянули как бы сквозь него. — Вы сказали, что у вас была драка? Он ударил вас?

У Брэда был несчастный вид. Вики вмешалась:

— Папа, дорогой, у всех бывают стычки. Нас не касается, из-за чего они поссорились.

— Нет, касается! Касается нас всех. Линда — наш друг. И если она в беде…

— О, ради бога, не думайте, что я в чем-то обвиняю бедного Джона, — заявила Линда. — Это я виновата. Одна я.

Она протянула руку за сигаретой. Гордон Морленд поспешно раскрыл серебряный портсигар и зажег для нее сигарету. Выдохнув дым, Линда подарила Джону легкую, нежную улыбку.

— Милый, я ужасная дура, правда? Мне следовало бы держать язык за зубами. Это все из-за того, что я знала — они увидят мой вспухший глаз и спросят в чем дело… Ну а теперь лучше уж все рассказать начистоту. Кроме того, нам нечего скрывать от друзей.

Она обняла его за талию, как бы становясь в один с ним ряд против тех, кто стал бы его осуждать. И он чувствовал, как ее тело трепетало от удовольствия.

— Дорогие, позвольте мне посвятить вас в ужасную драму семейства Гамильтон. Те люди, у которых Джон служил в Нью-Йорке, написали нам, что они просят его вернуться в качестве главы художественного отдела. Двадцать пять тысяч в год плюс премии и куча свободного времени, чтобы заниматься живописью. Вы же все меня знаете. Я ужасная материалистка. Мне так иногда надоедает экономить, вести дом, урезывая себя во всем, балансировать на грани нищеты… Видимо, я не принадлежу к артистическим натурам — и мысль, что можно вернуться в Нью-Йорк и быть в состоянии снова жить прилично, как вы все живете здесь… Эта мысль… — у нее дрогнул голос.

Все это отрепетировано, подумал Джон. Она декламировала это, спускаясь с холма. Все продумано — до малейшего жеста, до последнего вздоха.

Ее голос зазвучал снова, преувеличенно бодро:

— Но, конечно, это моя эгоистическая точка зрения. Теперь-то я понимаю. Ведь имеет значение только жизнь Джона. Если он хочет писать свои картины, если он не обращает внимания на то, как их оценивают критики, если он не против того, чтобы жить по-свински в этом мерзком доме и… что ж, только это и имеет значение, правда ведь? И завтра он едет в Нью-Йорк, чтобы отказаться. Вот такие дела. А главное, мне не следовало бы жаловаться. Ведь у меня есть мои дорогие друзья. Жизнь не может быть такой уж ужасной, если у меня есть дорогие Вики и Брэд, дорогие Морленды и дорогие, дорогие Кэри.

Губы ее задрожали. Внезапным неуверенным жестом она протянула сигарету Гордону и неловко, с опущенной головой подбежала к миссис Кэри и обняла ее:

— О, я такое эгоистическое чудовище! Как я могла испортить вам праздник? Как я могла устроить этот ужасающий спектакль по поводу того, что уже решено раз и навсегда… О, бедный Джон! — она спрятала лицо в кружевах, украшающих объемистую грудь миссис Кэри. Оттуда донесся ее голос — сдавленный и жалкий: — Мне следовало остаться дома. Я знаю, так было бы лучше. Но, когда я оказалась одна, мне стало так плохо и глаз болел, что я… я выпила. — Она неожиданно хихикнула. — Вот что со мной. Я выпила большой стаканчик виски. Линда напилась! — смех сменился глубокими, мучительными рыданиями.

Великолепно, подумал Джон. Лучше не придумаешь. Ей удалось использовать даже то, что она пьяна, — и именно в тот момент, когда они могли наконец это заметить. И повернуть дело так, что из-за этого они еще больше станут ее жалеть. Нечего было волноваться. Она ничего не потеряет в их глазах. Наоборот, она сделала их своими союзниками и сторонниками навсегда. А он для них навсегда останется последним подонком.

Он ощущал, как нарастают негодование и враждебность. Мистер Кэри ненавидел его, миссис Кэри стала грозной, как наседка, защищающая своего цыпленка. Морленды держались с таким видом, будто не могли понять, как они вообще встречались с ним.