Прекрасная Габриэль - Маке Огюст. Страница 84

— Испанцы! Испанцы! Ваши бумаги!

Поза спутника дамы была во все время этой сцены чрезвычайно спокойна, невозмутима. Он не давал себе труда пошевелиться. Было ли это действием страха? Часто трусы или люди с неспокойной совестью пользовались неподвижностью как ресурсом. Или он не понимал то, что происходило? Но пока он оставался закутанным в свой плащ и точно жил только одними глазами, зрачки которых быстро переходили от одного присутствующего к другому. Вдруг сборщик тихо заговорил с начальником солдат, а тот закричал:

— Да, это правда! Он закрывал свой глаз.

— Откройте ваш глаз, — сказал сборщик итальянцу, который не понимал.

— Он притворяется, будто не понимает, — шептали присутствующие.

— Ваш глаз, ваш глаз! — повторяло двадцать нетерпеливых голосов.

Растерявшийся итальянец смотрел на свою спутницу и не шевелился. Начальник поста вдруг сдернул плащ, закрывавший голову незнакомца. Он был красив, имел довольно гордое выражение, несмотря на некоторую пошлость, которая не исключает красоту в низших классах восточных пород.

— Его глаз налит кровью, — закричал сборщик, — это он!

— Это он! — повторили присутствующие, которые знали эту тайну.

— Это он! Это он! — закричало сто голосов, не понимавших, в чем дело.

В самом деле, правый глаз итальянца имел под веком красную полосу, доходившую до виска. Солдаты бросились на этого человека, стащили его с его маленькой лошади, и по примеру солдат множество зрителей начали теребить и колотить несчастного, ни имени, ни преступления которого они не знали. Видя это, его молодая спутница начала жалобно и пронзительно кричать.

— Не бейте его, — говорили солдаты, — мы его изжарим.

— Нет, нет, — говорил сборщик, — он должен признаться, кто его сообщники.

— А, злодей испанец! — кричал один.

— А, негодный убийца! — ревел другой.

— О, povero Concini! — стонала маленькая женщина, храбро заступаясь ногтями за своего несчастного спутника.

Но мало-помалу ее самое увлекли к каморке сборщика, которая скоро должна была превратиться для обоих в комнату пытки.

Между тем высокий, белокурый молодой человек на прекрасной турецкой лошади и в сопровождении лакея на такой же прекрасной лошади, как и он, подъехал к Меленским воротам; когда он увидал эту сцену, предвещавшую трагическую развязку, когда услыхал крики молодой женщины, он ударил по плечу солдата, тащившего несчастную, которая цеплялась за руку своего товарища.

— Эй, приятель, — сказал он, — вы разорвете пополам эту несчастную женщину.

— Большой беды не будет, — отвечал солдат с некоторым уважением к величественной наружности незнакомца, — это испанка.

— Pieta! Pieta! Signor! — закричала та при виде заступника.

— Это не испанка, а итальянка, — сказал молодой человек, который поспешно сошел с лошади и так сильно стал трясти солдата, что тот выпустил добычу.

— Итальянка!.. — сказала удивленная толпа.

Солдат, сделавшись почтительным, потому что ощупал твердые мускулы незнакомца, приблизился, говоря:

— Вы хотите защищать убийцу нашего доброго короля!

— О! О! Это другое дело, — отвечал молодой человек.

Но женщина поняла, что к ней подоспел переводчик, и начала говорить по-итальянски с незнакомцем, который отвечал ей на том же языке. Радость бедной обвиненной была так выразительна, что она всплеснула руками с таким торжеством, что толпа растрогалась и сказала:

— Этот господин их знает.

Итальянец, при первом звуке итальянских слов, протянул руки к незнакомцу и закричал:

— Что я сделал? Чего от меня хотят?

Сборщик и солдат принуждены были остановиться. Нашего молодого человека окружили; его прекрасные глаза сияли чистосердечием, мужеством и умом. Он с первого взгляд приобрел расположение всего собрания.

— Милостивый государь, — сказал ему сборщик, — вы понимаете язык этих испанцев?

— Это итальянцы, — отвечал молодой человек, — они говорят на самом чистом тосканском наречии. За что с ними обращаются так жестоко?

— Посмотрите на его правый глаз, — сказал сборщик.

— Он немножко расцарапан.

— Это примета, которую нам передали об одном человеке, который должен проезжать здесь, чтобы убить короля в Париже.

— Я думал, что его величество не в столице.

— Доброго короля туда ждут на крестины его сына.

— Какого сына?

— Сезара, сына прекрасной Габриэли и короля.

Незнакомец побледнел.

— Очень хорошо, — прошептал он, с усилием сжимая свою поднимающуюся грудь. — А, этот человек должен убить короля… Стало быть, опять начинается?

— Каждую неделю угрожают жизни нашего отца; сегодня очередь вот этого злодея.

— Он вам сказал?

— Как бы не так! Сначала он притворился, будто не понимает нас, но мы можем догадаться, слава богу! Однако извините, милостивый государь, — недоверчиво прибавил сборщик, — вы что-то слишком защищаете этих негодяев, уж и вы не лигер ли или испанец? Вы с ними говорили на их языке. Есть с вами бумаги?

— Конечно есть, — холодно отвечал молодой человек, — и я без всякого затруднения покажу их вам.

— Откуда вы?

— Я еду из Венеции, куда ездил прогуляться.

— Куда вы едете?

— В Париж, куда меня зовет кавалер де Крильон.

— Кавалер де Крильон! — воскликнул сборщик пошлин с уважением.

— Кавалер де Крильон! — повторили солдаты, вздрогнув при этом драгоценном имени.

— Вот его письмо; сделайте одолжение, прочтите его, — продолжал молодой человек, подавая развернутое письмо сборщику пошлин.

Тот прочел с глубоким уважением и возвратил письмо молодому человеку, перед которым почти все сняли шляпы, бормоча:

— Друг храброго Крильона!

Между тем оба итальянца могли перевести дух и оправиться. Молодая женщина, схватив за руку своего покровителя, начала с живостью с ним говорить.

— Милостивая государыня, — сказал ей молодой человек по-итальянски, — вас и вашего товарища обвиняют в том, будто вы с дурными намерениями едете в Париж.

Оба итальянца побледнели.

— С какими же? — пролепетала молодая женщина.

— Говорят, будто вы хотите убить короля.

— Мы? — закричала итальянка. — Мы хотим убить его… напротив…

— Кто вы? Старайтесь не колебаться, эти люди наблюдают за вами. Старайтесь не лгать, потому что сам я не прощу вам лжи при таком ужасном обвинении.

— Меня зовут Элеонора Галигай, а моего мужа Кончино Кончини.

— Чем вы занимаетесь?

Она колебалась.

— Мой муж — сын флорентийского нотариуса.

— А вы?

— Я… я его жена.

— Что же вы будете делать во Франции?

— То, что будет делать Кончино.

— Вы отвечаете остроумно, но нечестно. Вы от меня скрываете что-то, и тем хуже для вас, потому что я люблю короля, и, для того чтоб отвратить от него несчастье, я предоставлю вас гневу этой толпы и выпутывайтесь как хотите.

Эта угроза, по-видимому, произвела большое действие на обоих итальянцев.

— Размыслите, — продолжал молодой человек и приблизился к сборщику и солдатам, говоря: — Эти люди, кажется, не злодеи, а скорее авантюристы, которые скрываются. Я их напугал, они совещаются, и мы узнаем истину.

— Зачем у него расцарапан глаз? — приставал упрямый сборщик.

— Это правда, я об этом не подумал, — перебил молодой человек и обернулся к итальянцу.

— Отчего у вас расцарапан глаз? — спросил он.

— Синьор, — с живостью отвечала маленькая женщина, — я ревнива. Кончино — волокита, он вчера перемигивался с какой-то знатной дамой, которая проезжала в носилках, а я ему расцарапала глаза; смеряйте, если хотите, мои ногти.

— Это правдоподобно, — отвечал молодой человек, рассматривая руку итальянки, настоящую птичью лапку с прекрасными розовыми ногтями, загнутыми, как когти. — Вам остается сказать мне, зачем вы приехали во Францию; я дал вам необходимое время, для того чтобы дать мне ответ, примиряющий ваши интересы с истиной. Берегитесь, в комнате сборщика разведен огонь, и железо так скоро нагревается.